Сумерки Эдинбурга
Шрифт:
— Это Керри О’Донахью. Его арестовывали несколько месяцев назад за аморальное поведение в общественном месте. Кажется, оштрафовали и отпустили на следующий же день.
— А в чем именно его обвиняли, сэр? — спросил Дикерсон, опускаясь на колени рядом с начальником.
— Содомия.
Дикерсон откашлялся:
— Возможно, это обстоятельство может оказаться важным для расследования?
— Несомненно может, — ответил Иэн, вглядываясь в лицо мертвеца. Он думал о Керри О’Донахью, каким запомнил его в тот раз в участке — оживленным и удивительно привлекательным златокудрым
— Я закончил, — сказал Иэн, возвращая фонарь констеблю.
— А как насчет карты, сэр? — спросил Дикерсон. — Поискать?
— Хорошая мысль. Будьте любезны.
Дикерсон напряженно сглотнул:
— Точно так, сэр.
Он наклонился над телом, нетвердо покачиваясь. Потом кашлянул и потянулся к карману мертвеца, но прежде еще, чем пальцы коснулись ткани, ноги сержанта подкосились, и он стал медленно оседать на камни мостовой.
— Проклятье, — процедил Иэн, подхватывая подчиненного. Опустив сержанта на землю, он повернулся к констеблю, который смотрел на все происходящее с живейшим интересом: — Боюсь, он немного нездоров — простуду, видать, где-то подхватил.
Полицейский отступил на шаг назад:
— Хоть бы не холера, сэр. Мерзкая штука.
— Там другие симптомы, — бросил Иэн, похлопывая Дикерсона по щекам. — Ну же, сержант, очнитесь.
Ресницы Дикерсона затрепетали.
— Я… простите, сэр, — забормотал он, пытаясь подняться на ноги.
— Не переживайте, — сказал Иэн, бросив взгляд на продолжающего пятиться констебля. — Вам с вашей инфлюэнцей в постель надо.
— Но я ведь… ах да, — поддакнул Дикерсон, вовремя сумев оценить ситуацию, — мне и правда что-то хуже стало.
— Не волнуйтесь, — сказал Иэн. Припав к телу, он шумно обнюхал лицо трупа.
— Чего это он? — потрясенно спросил констебль, скребя затылок.
— Тсс! — ответил сержант. — Работает.
Иэн проверил карманы мертвеца. И конечно же в одном из них, левом нагрудном, нашлась она — насквозь мокрая, но ничуть от этого не поблекшая. Иэн вытащил картонную карту и поднес к фонарю.
— Не пятерка ли треф, сэр? — спросил Дикерсон.
— Да, — сказал Иэн. — Она самая.
Констебль выпучил на сержанта глаза:
— Откуда вы узнали?
Дикерсон пожал плечами:
— Да так… угадал.
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
— Ну и лицо было у этого бедолаги-констебля! — не выдержал Иэн, когда они вновь уселись в кеб. Извозчик пустил коня быстрой рысью, перестуку копыт по камням мостовой контрапунктом вторила частая дробь дождя по крыше экипажа.
— Будто испугался даже, — ответил сержант. Иэн начинал понимать, что этот парень явно похитрее, чем ему сперва показалось. — Я решил просто, что нельзя совсем уж в грязь лицом ударить, — а то взял и
— Это меньшее, что я смог сделать после того, как заставил вас обыскивать карманы мертвеца. Совсем позабыл об этой вашей… антипатии.
— Чертовски стыдно, сэр.
— У нас у всех есть чего стыдиться, сержант. Ахиллесова пята, так сказать. — Иэн подумал о склонности брата к пьянству и о собственном страхе огня и клаустрофобии. — Ваше отвращение как раз вполне естественно.
— Иногда спрашиваю себя — и чего я вообще полицейским стал, если трупы терпеть не могу? — задумчиво сказал Дикерсон, глядя в окно.
— А зачем вы стали полицейским?
— Наверное, хотел обезопасить себя и сестру, сэр.
— Полин?
— Да, сэр, — мою малышку Полин. У меня кроме нее и нет больше никого.
— А что случилось с вашими родителями?
— От холеры померли. Давно уже.
— И кто же о вас заботился?
— Мне четырнадцать было, так что мог сам о себе и сестре позаботиться. Сперва в шахтах работал, пока не скопил кое-что. Я всегда мечтал в настоящем городе поселиться, вот мы сюда и переехали.
— Так вы сами сестру растите?
— Ага. Мы с ней давно уже одни.
В кебе воцарилось молчание. Иэн почувствовал, как в нем просыпается уважение к коротышке сержанту — уважение и зависть. Ему самому заботиться было не о ком — кроме разве что тетушки Лиллиан, но тут скорее объектом заботы был он сам. Иэн подумал, что должен бы страдать от одиночества, но нет — он любил уединение. Значит ли это, что он ненормален? Неожиданно накрывшие его с головой чувства вины и стыда вырвались сокрушенным вздохом.
— Вы в порядке, сэр? — поинтересовался Дикерсон.
— Да, спасибо. — Иэн определенно не собирался обсуждать с сержантом свои личные проблемы. Его единственной наперсницей была тетушка Лиллиан, но даже ей он был готов рассказывать далеко не все.
Кеб подъехал к пустынному участку, в котором ближе к вечеру остались только сонный дежурный сержант да весьма возбужденный Долговязый Джейми.
— Нашли беднягу? — спросил он. — Там лежит, где и сказал?
— Именно там, — ответил Иэн. — Можно задать вам несколько вопросов, мистер Макензи?
— Меня все просто Джейми кличут, — ответил фонарщик. — А можно мне еще чашку чаю, а то, видать, я еще не скоро домой пойду.
— Конечно, — кивнул Иэн. — Вы не похлопочете, сержант?
— Сию минуту, сэр, — ответил Дикерсон, исчезая за стеклянной перегородкой.
— Садитесь, прошу вас, — сказал Иэн, указывая на стул.
Фонарщик не без труда уместил на него свое длинное, как у аиста, тело и скрестил ноги. Иэн прикинул, что роста они приблизительно одинакового, но в весе Джейми явно уступает ему по крайней мере на пару стоунов. Это был чрезвычайно худой мужчина с острой как лезвие правой скулой, заметно выступающей на длинном изуродованном лице. Левая скула была вмята, отчего лицо казалось постоянно перекошенным. Джейми, однако, по этому поводу, видимо, совсем не переживал и испытующе глядел на Иэна своим единственным большим карим глазом.