Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.
Шрифт:
Он добрался до форта де Шартр 17 апреля, вскоре после бегства Росса и Кроуфорда. Есть все шансы, что он был бы убит сразу же, если бы Понтиак не прибыл в форт чуть раньше него. Вождь оттавов, несмотря на неопределенность, которую Брэдстрит создал в Детройте в предыдущем году, снова был готов заключить мир. На самом деле Понтиак был не тем властным гражданским лидером, каким его представляли Гейдж, Джонсон и другие британские чиновники, а лишь одним из многих военных вождей. Кроме того, он был провидцем, чьи взгляды уже давно были отвергнуты большинством его собственного народа в пользу мира и открытой торговли. Безрассудство Брэдстрита позволило Понтиаку сохранить сторонников среди западных индейцев, которые сохраняли веру в возвращение Ононтио или, по крайней мере, надеялись задержать продвижение британцев до Страны Иллинойса. Но за месяцы, прошедшие после ошибки Брэдстрита, вера самого Понтиака во французов угасла. В отличие от вежливого отказа капитана Сент-Анжа и других чиновников иметь с ним дело, январское послание Гейджа давало ему шанс стать самым могущественным индейским вождем в Америке, поскольку письмо обещало ему нечто вроде верховного
Но политика индейского сопротивления оказалась более сложной, а народы Страны Иллинойс — более разделенными, чем мог мечтать лейтенант, увлеченный собственным успехом. В начале мая в Каскаскию прибыл не Джордж Кроган, а Шарлот Каске, и его приезд поставил план Александра Фрейзера под сомнение. Он приехал в Новый Орлеан, чтобы обратиться за помощью к Шарлю Филиппу Обри, французскому офицеру, назначенному управлять Луизианой до появления постоянного испанского губернатора. Обри не стал продолжать военные действия и отказался дарить оружие и боеприпасы, но разрешил конвою с торговыми товарами, включавшими значительный запас пороха, сопровождать Шарло Каске обратно вверх по Миссисипи. Обри намеревался помочь иллинойским торговцам уклониться от уплаты ввозных пошлин, которые испанцы обязательно введут, когда Луизиана перейдет в их руки. Однако на самом деле он помог Шарло Каске, поскольку конвой дал вождю возможность исказить его истинное положение. Заявив, что губернатор поощрял сопротивление англичанам, и указав в качестве доказательства на бочонки с порохом в лодках, Шарло Каске мгновенно сорвал соглашение с Понтиаком и подверг жизни Фрейзера и его отряда огромной опасности. Теперь надежды Фрейзера и Понтиака полностью зависели от прибытия Крогана. Но Кроган снова не пришел. Вожди, которые отправились к устью Вабаша, чтобы дождаться его, вернулись, разгневанные тем, что их послали с глупым поручением. К концу мая Понтиак больше не мог защищать Фрейзера и признался, что ему и его немногим оставшимся последователям скоро придется вернуться в свои деревни. Поэтому Фрейзер написал поспешные письма Крогану и коменданту форта Детройт, подтверждающие сотрудничество с Понтиаком, передал их вождю оттавов и сел в свое каноэ. Он бежал вниз по Миссисипи 29 мая[808].
Но Понтиак задержался в Каскаскии из-за неожиданного прибытия еще одного британского эмиссара, Пирса Актона Синнотта. Синнотт, представлявший управляющего южными индейцами Джона Стюарта, прибыл из Западной Флориды, не имея ни малейшего представления о положении дел в Иллинойсе. Самый искусный индейский дипломат счел бы свои перспективы ничтожными, но неопытный и «раздолбайский» Синнотт, которого современник назвал «незнакомцем с искусством угождать», оказался еще хуже, чем лейтенант Фрейзер. Через несколько дней он тоже бежал, спасая свою жизнь, но не раньше, чем успел вскрыть письмо от Джорджа Крогана, которое 14 июня привез индейский гонец. В этом письме, написанном в лагере у устья Вабаша неделей ранее, сообщалось, что отряд Крогана скоро достигнет Каскаскии. Известие о скором прибытии Крогана вряд ли могло вселить в Понтиака надежду, но он все равно решил задержаться на несколько дней. Следующее известие объяснило, что Кроган все-таки не приедет. Понтиак узнал, что он столкнулся с неожиданными препятствиями в течение нескольких часов после отправки своего письма от 7 июня. Возможно, только Понтиак мог предвидеть, что то, что случилось с Кроганом 8 июня, даст ему последний шанс поправить баланс, который в последнее время был так тяжел для него[809].
Путешествие Крогана вниз по Огайо было неторопливым и спокойным, что убаюкало агента и его спутников ложным чувством легкости. Однако даже если бы они были начеку, то вряд ли смогли бы противостоять внезапному нападению ранним утром восьмидесяти воинов кикапу и маскутенов, последователей Шарло Каске. В результате нападения погибли три вождя шауни и двое слуг Крогана. Только трое мужчин из отряда избежали ранений; сам Кроган получил опасное ранение топором в голову. Выжившие ожидали, что после нападения их замучают до смерти, и почти наверняка так бы и случилось, если бы один из раненых посланцев шауни не заговорил. Играя роль обреченного человека, он издевался над своими похитителями, угрожая им. По его словам, они были мертвецами; его народ, подружившийся с англичанами, с яростью обрушится на кикапу и маскутенов, чтобы отомстить за убийство своих вождей. Не успокоившись, воины решили пощадить жизни своих пленников, чтобы перевезти их вверх по Вабашу в Винсенн и Уиатенон, где они могли бы посоветоваться с французскими торговцами и обратиться за советом к своим вождям.
Пока они ехали, Кроган постепенно восстанавливал силы, и как только он смог говорить, он тоже начал играть на страхах своих похитителей. Так же поступали и жители деревень, которые они проезжали по пути. Никто из них не хотел войны с шауни, особенно когда Кроган дал понять, что они придут с британской поддержкой и безграничными запасами оружия и боеприпасов. К тому времени, когда отряд достиг Уиатенона, расположенного в 250 милях вверх по реке от места нападения, сами воины были убеждены, что
Когда известие о нападении достигло Каскаскии, Шарлот Каске немедленно отправил распоряжение о сожжении Крогана, но Понтиак, поняв, что у него появился шанс выступить в роли посредника и вернуть утраченное влияние, собрал делегацию из минго, делаваров и шони и отправился в Уиатенон. Там, в июле, пять народов Вабаша отказались от лидерства Шарло Каске и попросили Понтиака представлять их на встречах с Кроганом. Ирландец и Оттава без труда поняли, что им представилась возможность, и быстро ею воспользовались. На советах, состоявшихся в Уиатеноне в июле и в Детройте в августе, Понтиак и вожди индейцев вабаш заключили мир с англичанами. Единственным условием Понтиака, которое, как он знал, было необходимым, если бы иллинойцы терпели британские гарнизоны на своих землях, было обещание британцев занять иллинойские посты так же, как это сделали французы, отказавшись от всех претензий на окружающую территорию и даже на землю, на которой стояли форты. Кроган — что весьма сомнительно, поскольку он не собирался отказываться от своего собственного плана колонизации Иллинойса — не стал возражать. Понтиаку еще предстояло отправиться в Нью-Йорк и оформить договор с сэром Уильямом Джонсоном. Кроган знал, что северный суперинтендант может без риска отклонить статью тогда, когда редкаты будут на месте.
Как только предварительные приготовления были завершены, Кроган уведомил Гейджа, что войска можно смело отправлять на пост в Иллинойс. Первый отряд, сотня горцев 42-го полка из форта Питт под командованием капитана Томаса Стирлинга, достиг форта де Шартр 9 октября 1765 года. С немалым облегчением Сент-Анж сдал разрушающийся пост и отвел свои войска в более перспективное место на другом берегу реки, в новую деревню Сент-Луис. Большинство жителей и торговцев ушли, предпочтя жизнь в качестве испанских подданных военному правлению британцев. Шарлот Каске собрал своих последователей, чтобы перебить отряд Стирлинга в низовьях Огайо, в последней попытке остановить захватчиков. Но вскоре стало ясно, что французские торговцы больше не предложат помощи, а племена вабаш не будут предпринимать никаких действий, которые могли бы вызвать ответные действия со стороны шауни и англичан. Так Шарлот Каске последовал за французами через реку осенью 1765 года, последний лидер великого восстания, которое англичане всегда ошибочно считали восстанием Понтиака: повстанец, неспособный принять, как это сделал Понтиак, британского отца вместо Ононтио, который больше никогда не проснется[811].
ГЛАВА 65
Уроки войны Понтиака
1764–1769 гг.
И ЧТО же это доказывало, это кажущееся бесконечным затягивание войны? Что она предвещала? Как обычно, индейцы, англичане и англо-американцы извлекли для себя разные уроки, которые ни в коем случае не были взаимодополняющими или даже взаимосочетаемыми. Сам Понтиак сделал роковой вывод. Он считал, что война снискала ему уважение врага и что обещание Гейджа оказать поддержку утвердит его в качестве вождя над всеми народами старой pays d'en haut. Он был прав в том, что Гейдж и Джонсон были о нем высокого мнения, но ошибался в том, чем это обернется. Соблазнившись иллюзией, что британская поддержка позволит ему возглавить многие народы, он стал лишь объектом недовольства других лидеров. Когда англичане не последовали потоку подарков, необходимых для подтверждения его статуса, с помощью которых он мог бы удержать других в качестве своих сторонников, сами оттавы отвергли его притязания на вождя. К весне 1768 года молодые люди из его собственной деревни так издевались над ним, что, чтобы спастись от их случайных побоев, он удалился жить к родственникам жены в Иллинойс Кантри. Там, оказавшись в еще большей изоляции, он потерял даже способность защищаться. 20 апреля 1769 года один из воинов Пеории избил его дубинкой, а затем заколол до смерти перед торговым пунктом Бэйнтона, Уортона и Моргана в Кахокии, на берегу Миссисипи напротив Сент-Луиса. Никто — даже его собственные сыновья — не чувствовал себя обязанным отомстить за убийство Понтиака[812].
Другие индейские вожди усвоили более надежный, но не менее опасный урок, что британцев можно принудить. Даже если бы вождям повстанцев не удалось пробудить и восстановить своего отца-француза, они не могли бы не заметить, что по окончании войны британцы отменили все меры, против которых возражали индейцы. С заключением мирных договоров возобновились дипломатические подарки, прекратились ограничения на торговлю порохом, дробью и оружием, вновь открылась торговля алкоголем. Индейцы насильно проинструктировали новоприбывших о том, чего требует от них проживание в pays d'en haut, и предположили, что британский король и его представители возьмут на себя роль посредника, от которой Ононтио отказался.
Время покажет, что их вера в британскую добрую волю была столь же ошибочной и, в конечном счете, столь же опасной, как и вера Понтиака в британское могущество. Британцы никогда не будут посредниками в спорах между индейскими народами, как это делали французы, и не будут контролировать действия своих колонистов так же хорошо, как французы; но в 1765 и 1766 годах эти неудобные истины были окутаны будущим. Пока же индейцы, участвовавшие в восстании, знали только то, что их призыв к оружию принес им значительные дивиденды ценой очень небольшого количества жизней[813].