Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.
Шрифт:
Оценивая ситуацию в течение следующих недель, Ширли не видел ничего обнадеживающего. Пришли сообщения, что адмирал Эдвард Боскауэн, отправленный в апреле патрулировать залив Святого Лаврентия и не допустить французские подкрепления в Канаду, не справился со своей миссией. Из большого конвоя, перевозившего шесть батальонов регулярных войск, Боскауэн перехватил только два корабля и десять рот, то есть менее четырехсот из трех тысяч регулярных подкреплений; остальные добрались до безопасных гаваней в Луисбурге и Квебеке. Их командир, барон Жан-Арман де Дьескау, маршал де Камп, посланный взять на себя общее руководство обороной Канады, к уже имел более чем достаточно времени, чтобы развернуть их против британцев. Полковник Данбар тем временем корчился в Филадельфии, ожидая приказов и удерживая в неподвижном состоянии остатки сил Брэддока. Кампания Джонсона против Краун-Пойнта продвигалась медленными темпами[130].
Уильям
С каждым днем силы Ширли, испытывавшие нехватку провизии, становились все менее способными к штурму Ниагары. Отсутствие денег мешало всему, так как в неразберихе, последовавшей за поражением Брэддока, заместитель генерального директора отказывался оплачивать тратты, которые предъявляли к оплате различные военные подрядчики. Ширли все еще продвигался со своими людьми к озеру Онтарио, но как только он прибыл на берег, стало ясно, что он не может продолжать кампанию. Старый торговый пост, форт Освего, был практически непригоден для обороны, а значит, не мог служить базой снабжения для продвижения армии на лодках к Ниагаре. Поэтому Ширли приказал отремонтировать и укрепить ветхое строение, организовать подвоз припасов и отправить туда два своих регулярных полка на зимний отдых. Следующей весной, думал он, они смогут атаковать Ниагару. Пока же им придется сделать Освего подходящей базой для операций, а он вернется в Нью-Йорк, чтобы разобраться с неразберихой, в которую все погрузилось, и разработать планы по возвращению инициативы в следующем году[131].
Единственным светлым пятном в кампаниях 1755 года, с точки зрения Ширли, была экспедиция Новой Англии против французских военных постов в Новой Шотландии. Он продвигал эту кампанию как средство разрешения давних трудностей с британским контролем над регионом, который оставался нестабильным с момента окончания войны короля Георга. Одним из любимых проектов графа Галифакса была англизация Новой Шотландии и превращение ее в бастион обороны против Новой Франции. Для этого в 1749 году он приказал построить Галифакс в качестве противовеса Луисбургу и способствовал иммиграции жителей Новой Англии и других протестантов. Это беспокоило французов — отчасти потому, что франкоязычное акадийское большинство в регионе будет поглощено приливом англоязычных новоприбывших, а отчасти потому, что акадийцы не смогут продолжать, как они делали это на протяжении многих лет, тайно продавать провизию в крепость Луисбург. Англичане, в свою очередь, опасались, что французы интригуют среди акадийцев и местных индейцев абенаки и микмак, стремясь поднять восстание. Так оно и было: французский священник-миссионер среди микмаков, аббат Жан Луи де Ле Лутр, открыто агитировал за восстание, чтобы вернуть Акадию под контроль Франции, и в конце концов предложил купить скальпы английских поселенцев за сто ливров каждый. В начале 1750 года ситуация достигла кризиса, когда французы возвели значительный пятиугольный форт Босежур на узком перешейке Чигнекто, соединявшем полуостров Новая Шотландия с канадским материком. Это заставило англичан построить на противоположном берегу реки Миссагуаш противодействующий пост — форт Лоренс. Между этими двумя фортами, ощетинившимися пушками, до начала 1755 года сохранялось непростое равновесие сил. Тогда министерство приняло план Ширли отправить против Босежура два батальона из Новой Англии и отряд регулярных войск из гарнизона Галифакса[132].
У Ширли, как обычно, были практические соображения для продвижения этой экспедиции — она сулила урожай покровительства, что увеличило бы его влияние на политику Массачусетса, но он также понимал, что она будет популярна среди колонистов Новой Англии, заинтересованных в поиске земель для колонизации за пределами их собственного, все более перенаселенного региона. Вербовка прошла успешно. Поскольку корона согласилась платить жалованье войскам, в ассамблеях Новой Англии не возникло никаких политических возражений, и, как догадался Ширли, народный энтузиазм по поводу экспедиции быстро заполнил ряды. И, по крайней мере, в первый раз все прошло по плану. В то время как Брэддок все еще размышлял в форте Камберленд и ждал прибытия своих лошадей, полк из Новой Англии отплыл к заливу Фанди. 2 июня, когда саперы Брэддока взрывали камни на дороге менее чем в двадцати пяти милях от Уиллс-Крик, жители Новой Англии разгружали пушки и провиант в форте Лоренс, в полудневном марше от форта Босежур. Через десять дней они уже рыли окопы перед французским фортом, а еще через два — обстреливали его. 16 июня, после того как «один из наших больших снарядов упал и разорвался в одной из казарм, где расположились несколько офицеров, и 6 из них погибли», французский гарнизон капитулировал. Пока жители Новой Англии любовались пушками в форте, который их командир только что переименовал
Так легко завершив завоевание, полку Новой Англии оставалось лишь одно задание: разоружить, задержать и депортировать коренных акадийцев в материковые колонии. Этот необычный шаг — возможно, первый случай в современной истории, когда гражданское население было насильственно удалено как угроза безопасности, — вероятно, стал следствием нежелания акадийцев объявить о безоговорочной верности Георгу II. В течение предыдущих сорока лет акадийцы, согласно условиям Утрехтского договора, исповедовали католическую веру и сохраняли свои земли в обмен на клятву верности, которая обещала нейтралитет во всех спорах между коронами Англии и Франции. Теперь, обеспокоенные возможностью восстания, губернатор Новой Шотландии и провинциальный совет попытались заставить акадийцев принести клятву подчинения, которая отменила бы их религиозные привилегии и сделала бы их обычными подданными британской короны. Полагая, что это еще одна попытка лишить их договорных прав обманом — тактика, которую англичане уже пробовали, — акадийцы отказались.
Они не могли знать, что губернатор и совет намерены использовать любое сопротивление как повод избавиться от них, и были ошеломлены, когда губернатор и совет ответили на их непокорность тюремным заключением, объявили все их земли и скот конфискованными и приказали депортировать их и их семьи из провинции. В октябре началось «Великое переселение». Большинство акадийцев из поселений вдоль залива Фанди попали в британскую ловушку и были отправлены в Англию и материковые колонии, где их семьи были рассеяны среди колониального населения. Около 5400 человек были погружены на корабли и отправлены с тем немногим имуществом, которое они могли унести. Те, кому удалось спастись — возможно, от семи до десяти тысяч человек, — бежали на материк или на остров Сен-Жан (ныне остров Принца Эдуарда), заключили союз с абенаки и микмаками и сопротивлялись, как могли, в надежде вернуть себе родину[134].
К концу кампании сочетание депортаций и бегства привело к фактической депопуляции акадской Новой Шотландии. Весь план, до леденящего душу ужаса напоминающий современные операции по «этнической чистке», был выполнен с холодностью и расчетливостью, а также с эффективностью, редко встречающейся в других операциях военного времени. Есть серьезные основания полагать, что архитектором депортации был сам Уильям Ширли, и что его истинным намерением было не столько захватить Босежур и нейтрализовать любую акадийскую военную угрозу, сколько сделать фермы акадийцев доступными для реколонизации жителями Новой Англии и другими протестантскими иммигрантами. Во всяком случае, нет никаких сомнений в том, что жители Новой Англии были главными бенефициарами депортации. Еще до того, как новоанглийские войска вернулись домой, некоторые из них начали подумывать о возвращении на родину; начиная с 1760 года они так и делали. До конца 1763 года не менее пяти тысяч фермеров и рыбаков-янки перебрались в Новую Шотландию, заняв акадские фермы и переименовав акадские города в английские названия[135].
Если к середине августа 1755 года кампания в Новой Шотландии, как казалось новому главнокомандующему, была на пути к безоговорочному успеху, то экспедиция Джонсона против Краун-Пойнта вряд ли вообще могла начаться. К тому времени Ширли уже знал, что бумаги Брэддока, в которых содержался полный план кампании, были брошены на поле боя при Мононгахеле. Таким образом, существовала, по крайней мере, большая вероятность того, что французы знали о намерении Джонсона атаковать форт Сен-Фридрих и что Дьескау пришлет подкрепление для его обороны. Ширли предупредил Джонсона, что в случае появления сильного французского сопротивления он должен быть готов перейти к обороне и защитить Олбани от возможного нападения. Быстрый удар в направлении Краун-Пойнта мог бы предотвратить французские контрмеры, но только в начале сентября войска Джонсона расположатся лагерем на южной оконечности Лак-Сент-Сакремент, откуда они должны были отправиться на лодках в Краун-Пойнт[136].
Причин для задержки было много, начиная с конкуренции за припасы, которая помешала Ширли отправиться из Олбани. Необходимо было построить сотни мелкосидящих лодок, или бато, для перевозки людей и припасов из Олбани на север, к Большому перевозочному пункту за Саратогой (место старого контрабандного поста Лидиуса); построить там новый форт, названный Форт-Эдуард в честь герцога Йоркского, как базу для снабжения; проложить портовую дорогу от Форт-Эдуарда до Лак-Сент-Сакремент, расстояние около шестнадцати миль; лодки, пушки и снаряжение экспедиции должны были быть перетащены из форта Эдвард на озеро; а сами войска — около 3 500 человек из провинций Новой Англии и Нью-Йорка — должны были пройти хотя бы некоторую подготовку. Наконец, хотя Ширли еще не знал об этом, Джонсона также отвлекали от подготовки армии к походу его требовательные обязанности заговорщика, поскольку он был занят интригами с де Ланси и Поуналлом, чтобы отстранить Ширли от командования. Например, 3 сентября, вскоре после того, как он собрал свои силы на озере, Джонсон провел большую часть своего дня, написав одно письмо графу Галифаксу, в котором осуждал Ширли как дурное влияние на индейские дела, а другое — Пауналлу, в котором осуждал его как «плохого человека, преданного страсти и порабощенного негодованием» — высказывания, которые, как он знал, Пауналл незаметно передаст своим английским знакомым[137].