Тайна Дома трех вязов
Шрифт:
– Вы в самом деле дали ему такой совет?
– Иначе было нельзя. Никто не виноват в отсутствии у него таланта, но элементарная порядочность заключается в том, чтобы держать это при себе.
– Но о чем была эта книга?
– А, вы хотите узнать сюжет! – Он снова посмотрел на бумагу, уже без особого воодушевления. – «Краткое содержание. Многословные признания мужчины сорока лет, который без видимых мотивов намерен совершить убийство невиновного человека, чтобы, цитирую, “ощутить плотью и разумом головокружение от преступлений” и пойти по стопам великих преступников литературы. “Исповедь” – это история об одержимости, которая
Дочитывая последние строки, Дайан встревоженно нахмурился. Возможно, как и Марианна, он кое-что понял. «Исповедь» – не просто роман. Это автобиография.
Глава 19
Исповедь (6)
Оказавшись в списке подозреваемых и увидев свое имя в заголовках газет, я испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Даже на пике литературной славы мне не выпадало таких почестей: писатель, каким бы знаменитым он ни был, вряд ли может соперничать с рок-звездой или известным футболистом. Но убийца – совсем другое дело. Преступность всегда привлекала массы: люди, по природе трусливые, восхищаются при виде злодеяний, совершенных другими.
Меня допрашивали дважды. Первый раз – в ночь убийства – в библиотеке «Дома трех вязов», где я и сам выводил гостей на чистую воду, когда играл комиссара. В высшей степени интересно наблюдать, как вымысел воплощается в реальность! Преступление, без сомнения, стало лучшим моим творением: мне наконец-то удалось превзойти Фабьена, причем не словами, а превратив реальность в живое произведение искусства.
Второй допрос проходил в полицейском участке Руана. Несмотря на настойчивые советы адвоката, я уговорил его меня не сопровождать. Мне хотелось пройти это испытание в одиночку, потому что обращаться за помощью к посторонним было бы нечестно перед лицом моих новых противников. И все же я не забывал об осторожности, ведь излишняя самоуверенность грозила оказаться роковой.
Майор Бельво, которая вела допрос, вызвала у меня живейший интерес. Несмотря на грубоватую внешность, она обладала определенным шармом, и вполне вероятно, что при других обстоятельствах я попытался бы за ней приударить. На первый взгляд вопросы казались банальными, но я чувствовал, что моя писательская деятельность привлекла ее внимание не просто из любопытства и что она, возможно, думает связать мои произведения, бог знает как, со своим расследованием.
Если верить газетам, полиция зашла в тупик. Как я и ожидал, никаких вещественных доказательств не нашли, и я не опасался, что в моем прошлом раскопают что-то значимое. Кроме кражи рукописи, о которой никто не мог знать, мне совершенно не в чем было себя упрекнуть.
Самые страшные преступники часто оказываются весьма респектабельными людьми.
И все же в одном я рискнул – отправил полицейским анонимное письмо с намеком на «Пять поросят» Агаты Кристи. Вдруг накатило такое детское желание, да и почему бы не навести следователей на ложный след? Поскольку мотивов для убийства не было, пусть тратят время на их поиски…
О своих товарищах по игре я почти ничего не знал. Катрин Лафарг – женщина-загадка. У нее была репутация «беспощадной убийцы» в профессиональном мире, и я лично не стал бы ей доверять, окажись на месте ее друга или, что еще хуже, мужа. Из Адриана Моро в игре получился отличный убийца, однако ему не
Так что мне бояться было нечего. И все же меня удивляло то, что я вышел из этой истории без особых проблем, несмотря на все силы, задействованные полицией. Герои романов, которыми я так восхищался, теперь почти разочаровали меня. Что в них такого замечательного, если я тоже мог совершить преступление и, в отличие от них, выйти сухим из воды?
Больше всего я горжусь тем, что в течение нескольких недель после убийства мне удалось остаться трезвым. «Трезвым» в данном случае означает «не напиваясь с утра до вечера». Я знал, что должен держать себя в руках. Я не имел права разрушить все, дойдя до вершины.
Как ни странно, я ничуть не удивился, когда ровно через месяц после смерти Монталабера меня навестила майор Бельво. Она не потрудилась заранее связаться со мной, а просто пришла и позвонила в дверь. Конечно, я мог бы послать ее подальше, но после игры в «Трех вязах» меня одолела скука. Впустив майора, я понимал, что рискую, но не смог побороть любопытство. В тот день она принарядилась, на ней была элегантная блузка в цветочек. Мне польстило такое внимание, хотя этот наряд и был предназначен лишь для того, чтобы убаюкать мое подозрение.
– Ваша квартира очень впечатляет, – сказала она, входя в двойную гостиную и глядя сквозь стеклянную крышу на базилику Сакре-Кёр.
В ее голосе я услышал не восхищение или зависть, а скорее осуждение, как будто она упрекала меня в том, что я необоснованно наслаждаюсь таким исключительным счастьем.
– Спасибо. Я заплатил за нее из гонораров за «Обещание рая», – хмуро ответил я. – Можно сказать, что эта книга изменила мою жизнь.
Я сварил ей кофе. Она взяла чашку. Я налил кофе и себе, хотя предпочел бы стакан виски. Когда я вернулся в гостиную, мадам майор листала польское издание одного из моих романов, которое мне только что прислали.
– Я не понимаю ни слова…
– Уверяю вас, я тоже.
– На сколько языков вас переводят?
– Примерно на сорок, кажется.
– Вы работаете над новой книгой? – спросила она, бросив взгляд на пишущую машинку на моем столе в другом конце комнаты.
Я подозревал, что, пока был на кухне, она уже посмотрела на лист, торчащий из цилиндра.
– По правде говоря, нет. Я провел добрую треть жизни, каждый день сидя перед машинкой, и теперь решил немного отдохнуть. Писать книги – это пытка, которую я никому не пожелаю.
– Вы не слишком преувеличиваете?
– Не слишком… И потом, вдохновение рано или поздно должно было иссякнуть.
Я впервые признался в этом вслух, и майор Бельво заметно удивилась моей откровенности.
– Вас часто спрашивают, как приходит вдохновение? Например, как вы задумали первый роман, который сделал вас знаменитым?
Я сделал глоток кофе, чтобы выиграть несколько секунд.
– Это было так давно… Не помню. Писатель пишет. Приходит одна мысль, за ней другая, третья…