Тыл-фронт
Шрифт:
— Через шесть дней мы должны выдать партию танков «Амурский колхозник», — говорил оратор. — Они идут на фронт. Танкисты для испытания и приема их уже прибыли, — указал он на сидевшего в президиуме полковника. — К концу месяца необходимо дать колонну танков. Среди них и наш «Сибирский металлург».
По спокойному тону оратора Бурлов понял, что это не призывы, что за его словами стоят до секунд рассчитанный график упорного труда, непоколебимое стремление к победе.
— Кто это говорит? — тихо спросил
— Секретарь комитета, представитель ЦК партии, — шепотом отозвался мужчина.
В перерыве в фойе неожиданно грянул оркестр, молодежь закружилась в танце. Пожилые собирались группами, оживленно и довольно поздравляли награжденных.
— Это тебе орден от Родиона Яковлевича Малиновского за «Московского рабочего»!
Все это поразило Федора Ильича.
То, что Бурлов увидел в этом когда-то маленьком и малозаметном городке, превзошло все его представления о военной Сибири.
— Это первая партия танков? — не выдержав, спросил Бурлов. Он знал, что на его вопрос могут не ответить, что он может показаться наивным, но он знал, что в батарее его спросят.
— Нет! — коротко бросил он и через минуту просто, без тени неловкости добавил: — По понятным причинам я вам не могу назвать цифры, хотя вы и политрук. Но в относительных измерениях вам необходимо знать. Дома, очевидно, спросят… Мы выпускаем в пять раз больше машин, чем до войны, а по крепости — это лучшие наши машины, и заметьте, что против других поводов у нас пока просто мастерская, времянка под небесами…
— Хорошая времянка! Завод!
— Для победы можно и заводом назвать.
«Пожалуй, он прав, — подумал Федор Ильич. — Именно здесь, в тылу, куется победа!»
* * *
«…В это трудное для Родины время, — торопливо писал Рощин, — я как гражданин Советского Союза, как командир Красной Армии и как коммунист, считаю своим долгом быть в рядах действующей армии. Прошу оказать мне доверие и направить на фронт».
Переписав рапорт начисто, Рощин адресовал его начальнику артиллерии армии генералу Николаенко. С тех пор, как был получен приказ о направлении Ошурина в резерв Главкома, Рощин понял, что не может больше оставаться в части.
Заклеив конверт, старший лейтенант вызвал батарейного почтальона и приказал передать пакет в штаб дивизии.
«Сделано — конец!» — Рощин подошел к койке и лег. — Ошурин без года неделю младший лейтенант, а уже воюет. Правда, у меня тоже нет боевого опыта, но зато есть практические навыки, фундаментальная подготовка. Он закрыл глаза…
Почувствовав чье-то прикосновение, Рощин вздрогнул. Перед ним стоял Бурлов.
— Товарищ старший политрук, наконец-то! Здравствуйте! — обрадовался Рощин.
— Наконец, добрался. — Бурлов — в свежем
— Да так. Ничего, — неопределенно ответил Рощин отыскивая глазами на столе черновик рапорта.
— Вот, — Федор Ильич подвинул к нему лежавший под книгой черновик. На углу размашистым почерком Бурдова было написано: «Отказать!»
— Это почему же? — недовольно спросил Рощи.
— Не портил бы бумагу.
— Почему? — упрямо переспросил он.
— Неохота сегодня ссориться… Но раз настаиваешь, — Бурлов пожал плечами. — Так можно было писать в первые дни войны, когда каждый человек еще не был поставлен на свое место, а не сейчас, когда все подчинено четким указаниям партии.
— Но почему других направляют? Почему я не имею права проситься? — горячился Рощин.
— Направляют не других, а кого нужно. В конце концов, нужно же кому-нибудь быть и здесь?
— А почему этим кем-то должен быть я? Я там буду более полезным.
— Ого, значит, ты — единственный недостающий на фронте человек? — Федор Ильич покачал головой. — Ну хорошо, а почему ты меня считаешь хуже себя?
— Я этого и в мыслях не имел… — опешил старший лейтенант.
— Как же так? Ты говоришь, что был бы там полезным. А товарищ Бурлов, значит, нет?
— Нет, почему? Вы тоже, — растерялся Рощин.
— Благодарю, — серьезно произнес Бурлов. — Значит, ты и я, хороших уже двое.
— Где же логика? — не сдавался Рощин. — Ошурина, которому недавно присвоили звание, отправляют на фронт! Его же надо учить!
— Его четыре года учили, в том числе и Рощин. А на фронте, комбат, дела и без нас хороши.
— Что слышно, Федор Ильич?
— В Сибири, Анатолий, многое слышно, а еще больше видно, — оживленно и весело проговорил Бурлов, снимая портупею и подсаживаясь к Рощину на кровать. — Видел, Анатолий, как куется победа. Точно кто взял волшебное зеркало и показал: смотри, что готовится, что будет!
Он долго и обстоятельно рассказывал Рощину все, что увидел и перечувствовал за эти дни в далекой, казалось бы от фронта, Сибири.
Несколько вечеров подряд разведчики часами донимали Бурлова расспросами. И Федор Ильич охотно к с увлечением рассказывал им о трудной и напряженной борьбе за победу в небольшом тыловом городке. Казалось, политрук побыл не в Сибири, а в Ставке, — с такой убежденностью он говорил о приближающейся победе.
* * *
Накануне 7 ноября Бурлова вызвали в штаб армии, в связи с упразднением в войсках института комиссаров.
Возвратился он в тот же день.