Тыл-фронт
Шрифт:
— Смотрите! — крикнул дежурный по заставе, указывая на противоположную сопку.
Там на самой вершине медленно пополз вверх красный флажок, метров через четыреста-пятьсот — второй, третий. Цепочка флажков тянулась вдоль границы и терялась вдали.
— Что-то новое, — заметил Козырев, направляясь с пограничным нарядом к Фомкиной сопке.
Где-то в районе Новоселовки взвились одновременно две ракеты, и сейчас же с маленькой сопки, прямо против заставы, в падь, спустилось три человека. Впереди шел низкорослый, коренастый
Козырев до боли прижал бинокль к глазам. Что-то знакомое показалось ему в фигуре гражданского. Рассмотреть его лицо мешал козырек низко надвинутой белой фуражки.
Отняв бинокль от глаз, капитан спустился с сопки и направился к пограничному знаку у заросшего бурьяном шлагбаума на границе.
Заметив его, гражданский снял фуражку и приветливо замахал ею.
— Любимов! — сейчас же узнал Козырев и ускорил шаг.
— Здравствуй, капитан! — первым приветствовал Козырева военный, когда они сошлись у пограничного столба.
— Здравствуйте, товарищ! — отдал ему честь Козырев.
— Товарищ Ким Хон, — подсказал Любимов. — А это — народный герой Ван, — указал он на юношу.
— Это из-за тебя такая перепалка?
— Нет! Я попутно…
— Капитан Ко-зы-рев! — вдруг выдохнул юноша, не отрывавший своих по-детски больших и любопытных глаз от начальника заставы. И вдруг быстро и страстно проговорил: — Нам помог Лю-бим! Мы мстили за своих товарищей… Они подорвали японскую дрезину… В ней были японские офицеры…
— Подожди, Ван, — остановил его Ким Хон. — Капитан тебя не поймет, — улыбнулся он, отчего густая сеть морщин на его лице разгладилась, сгоняя печать суровости. — В прошлом месяце мои бойцы подорвали на перегоне Хэндаохецзы-Муданьцзян военную дрезину. В ней было пять японских офицеров и один русский — белогвардеец. За это они взяли сто пятьдесят заложников. Вчера мы нашли их всех мертвыми… Одного нет: нашего товарища. Он не переходил границу?
— Нет, товарищ Ким Хон, — ответил Козырев.
— Я думал, что он бежал и пойдет к вам, — тихо выразил вслух свои мысли Ким Хон. — Прошло уже три дня. Он не мог не дать о себе знать, — все так же задумчиво говорил он, — может, где в другом месте перешел вашу границу?
— Я бы об этом знал, товарищ Ким Хон, — возразил Козырев. — Может, укрылся где у товарищей?
— Нет! — твердо возразил Ким Хон. — Сегодня мои люди были в Новоселовке…
— Не пора ли, Ким Хон, отводить отряд? — напомнил Любимов. — К майору Танака может подойти подкрепление.
— На своей земле я не боюсь ходить, — покачал головой Ким Хон. — А отводить отряд уже пора. Подай, Вэн, сигнал.
Юноша поднял ракетницу, в воздух взвилась
— Да… Белогвардеец, который был в дрезине с японцами — шпион, — вспомнил Ким Хон. — Он готовился идти к вам для связи с мадам Тураевой и диверсантом Жадовым.
— Хорошо, хорошо, Ким Хон! Я все доложу, вам пора! — заторопил Любимов.
— Прощай, Лю-бим, до встречи, — крепко пожал Ким Хон руку Любимову и Козыреву.
Козырев и Любимов смотрели вслед, пока партизаны не поднялись на сопку.
6
Семья, с которой подружилась и жила последние дни Вера, встретила Федора Ильича предупредительно. Их воспоминания были скупы и носили деловой характер. Узнав Федора Ильича должно быть по фотографии, женщина сказала спокойно и обыденно:
— Вот и папа!
— Вот и папа! — механически повторила дочь и, взглянув на него, пронзила тишину: — Па-а-па!
Она судорожно плакала у Федора Ильича на руках. Она уже что-то понимала, осмыслила. Бурлов стиснул челюсти. Но скупая мужская слеза непрошенно застлала глаза.
— Ну, ты чего? Чего, Соня? — запоздало и хрипло проговорил он.
— Папе нужно умыться и тоже кушать, — все так же деловито проговорила женщина. — Потом ты поспишь и пойдешь с папой гулять. Правда, Сонюша?
— У-ау-у… — захлебывалась она, затихая и постепенно успокаиваясь.
Обед длился долго. Хозяева расспрашивали Бурлова о дороге, о Дальнем Востоке, о японцах. Изредка он или она делали меткие замечания, из которых Федор Ильич понял, что многое из рассказанного им знакомо.
Потом он гулял с Соней. Мать за все время Соня упомянула раз или два вскользь, без грусти и вопросов. Дома его предупредили, что девочка даже не знает, что в этом городе где-то есть могила ее матери. Она для нее просто отсутствовала и постепенно забывалась.
Дома Федора Ильича не опекали. Только перед вечером, зайдя к ним с дочерью в комнату, мужчина сказал:
— Чтобы не скучать: или со мною на торжественное заседание, или с женщинами в кино.
Под женщинами он подразумевал свою жену и Соню.
Бурлов принял первое. У ворот их ожидала машина. Они выехали за город, переехали по мосту реку и углубились в степь. Где-то слева, за перевалом, вспыхнуло зарево.
— Наш завод! — любовно пояснил мужчина.
В большом и новом зале было много народа, больше мужчин. Многие в полувоенной форме, в рабочих костюмах, с грязными лицами. «По-окопному!» — подумал Федор Ильич.
За трибуной говорил щуплый на вид мужчина в пенсне.
— Переходящее Красное Знамя Центрального Комитета партии и Государственного Комитета Обороны завоевали челябинцы. Нам за колонну танков «Уральский комсомолец» председатель ГКО объявил благодарность. Восемь человек награждены орденами…