Время жнецов
Шрифт:
Ещё во второй половине прошлого века на Сенном рынке появилась первая и последняя церковь, которая называлась Церковь Спаса на Сенной. Этот храм возводился на деньги Саввы Яковлева, богатого откупщика, по просьбам столичного купеческого общества. В нём находили себе приют сироты, открылась женская богадельня, а еще существовало духовное училище. Именно около этой церкви у палатки старьевщика была назначена встреча Кулика и Беса.
Сыскные хорошо знали этот рынок — место проведения многих полицейских и розыскных акций, задержаний особо опасных и арестов рецидивистов, здесь же обретались и осведы из числа криминальных элементов. Потому ещё до появления на Сенном, Сушко
Палатка старьевщика оказалась крайней левой в длинном ряду, подобных ей, торговых мест, ещё левее — в пяти шагах, находилась лестница в храм. Задняя стенка палатки старьевщика не была свободной, она примыкала к следующему ряду палаточных торговых сооружений. Сыскные посчитали эту диспозицию удобной: вход и выход один — всё на виду. Справа под навесом расположился торговец рыбой. Длинноволосый и бородытый волостной крестьянин заунывно твердил:
— Рыба! Рыба свежая! Красная и белая. Выбирай, покупай не прогадаешь! Жарь, вари, соли! Мою рыбу хвали!
Усталый бубнёж рыбника перекрывал другой голос, временами заглушая призывы к покупке рыбы.
— Ос-по-да-а… Подайте копеечку-у на хле-бу-шок. Христа ради-и… — в образе нищего старика-попрошайки гнусавил Викентий Румянцев. Он стоял на ступеньках церкви и хорошо видел вход в палатку.
Клим Каретноков изображал купеческого приказчика, который присматривался к торговле, проявляя интересс к спросу и потребности на керамический товар. Он задерживался на местах, ближних к палатке, и вёл долгие разговоры с торговцами. Из небольшого мешка Клим доставал керамику — тарелку, блюдце, кружку, и демонстрировал товар собеседникам, спрашивая их мнение о качестве товара и спросе на него. В этом же мешке лежал и револьвер Каретникова.
Илья Прокудин и Анатолий Гаврилов бурно имитировали уличную книготорговлю. Новоявленные буконоши, заплатив хозяину противоположной палатки рубль, разложили газеты, а на них — старые книги. И в обе стороны понеслись их зазывные возгласы:
— Господа! Не проходите мимо культуры и литературы. Книга за пять копеек. Дешевле нигде не сыщете! Не нравится за пять? Берите за три!
Семён Малахов ходил вдоль наблюдаемого ряда с лотком дешёвой бижутерии, за два рубля арендованным у хозяина, с чувством рекламируя товар:
— Молодцы-красавцы! Одарите своих жёнок, дочерей и душевных избранниц! Украсьте любимых богато! Не скупитесь на серьги, кольца и бусы! Товар превосходный, блескучий и заметный. Скупость красоты не добавляет. Подходи, смотри, выбирай и радуй своих дорогих!
Ему навстречу курсировал напарник — Иван Зобнин. Зобнин органично и совершенно без всякого напряга вжился в образ продавца газетной продукции. Он просто фонтанировал рекламой печатных новостей:
— Граждане Империи! Россияне! Новости из Европы потрясают воображение! Германия развивается и богатеет в пику Франции
Иван был настолько красноречив и убедителен, что за час продал все газеты, позаимстрованные у рыночного газетчика. Шесть агентов осуществляли визуальный контроль за местом будущей встречи. В это время Сушко с резервом находился слева от церкви, ожидая сигнала непосредственных наблюдателей. Сигнала к действию, к задержанию Беса. Сам сигнал в виде поднятой руки передавался по цепочке, крайним для Сушко в ней был Викентий Шапошников. За время наблюдения старьевщик из палатки не выходил, но движения полога и звук шарканья шагов заверяли в том, что хозяин на месте.
У палатки старьевщика Кулик появился ровно в три пополудни. В правой руке потёртый портфель, под мышкой газета. Немного потоптавшись у входного полога, он шагнул внутрь. Теперь сыскные ожидали его выхода. Клим Каретноков передвинулся к рыбнику. Буконоши прикрыли книги газетой и приготовились действовать. Семён Малахов с напарником встали слева от палатки в прямой видимости Румянцева. В палатке не раздаволось ни единого подозрительного звука. Шёпот Кулика и кашель хозяина. Снова шум шагов и затяжной приступ кашля. Потом всё стихло.
Нужно было действовать, иначе обнаружив подмену документов, Бес мог взять Кулика в заложники или попросту убрать как ненужного свидетеля. Клим подал сигнал рукой, и приподняв полог палатки, скользнул внутрь. За его спиной уже стояли Илья Прокудин и Анатолий Гаврилов. Малахов и Зобнин пока остались на своих местах, подав знак Викентию Румянцеву.
Сделав шаг, Каретников споткнулся и чуть не упал лицом вперёд. Под его ногами оказалось скорчившееся в предсмертных судорогах тело Кулика, рядом валялся раскрытый портфель и стопка черновиков полицейских отчётов. Из перерезанного горла на грудь Кулика стекала последняя кровь, всё пространство вокруг него оказалось залито темнеющей на глазах кровью жертвы. Задняя стенка палатки старьёвщика оказалась вспорота сверху донизу, и в эту щель рвался шум торговли с заднего ряда.
— Преследую убийцу. Сигнальте Сушко, пусть с резервом пробирается на параллельный ряд. Живее, время уходит.
С револьвером в руках Каретников ринулся в импровизированный выход. Но чуть было не угодил на нож. Мужик-точильщик, внезапное появление Каретникова, воспринял как нападение вооружённого бандита и решил обороняться только что наточенным ножом.
— Полиция! Брось нож! Где беглец? — зычным голосом рявкнул Клим.
От страха у точильщика пропал голос, и он вытянутой рукой показал направление бегства Беса. Но сыскному этой информации оказалось мало, и над ухом незадачливого мужика прозвучало грозное:
— Во что одет и как выглядел беглец. Отвечай быстрее!
— Си-и-ний ар-мяк… Кол-пак вя-за-а-ный. Бо-ро-да ры-жа-я-а… Под мыш-ш-кой ку-уль… — заикаясь от страха проблеял точильщик.
Но Каретников уже бежал вдоль ряда. Призывно звучал полицейский свисток, собирая погоню. Пробежав шагов тридцать, Клим увидел брошенный на землю сермяжный мешок, в котором Бес очевидно держал сменную одежду. Под ним обнаружились армяк и колпак, из которого торчала накладная рыжая борода. Вся одежда в крупных пятнах крови.,