Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Соколов Никита

Ее не смогли предотвратить ни наследник царя Ивана Федор (1584—1598 гг.), мало похожий на доброго царя из трагедии А.К. Толстого, ни царский шурин и ловкий политик Борис Годунов. Восхождение молодого опричника к «высшей власти» напоминало де­тективный сюжет. Борис не раз находился на грани опалы и даже каз­ни. Он посмел сватать свою сестру-царицу (при жизни хилого мужа) за австрийского принца, и этот секрет узнала польская разведка. Ему приходилось отбивать нападения вооруженной толпы на свой двор и даже просить политического убежища у английского посла. И все же Борис сумел оттеснить соперников — Мстиславских и Шуйских, по­ставил «своего» патриарха и стал фактическим правителем страны.

В январе 1598 г. умер царь Федор. Законная династия пресе­клась, началась ожесточенная борьба

придворных группировок за власть. Борис Годунов блестяще провел «избирательную кампанию»: пока в Думе спорили его противники Мстиславские и Романовы, он от имени сестры-царицы объявил амнистию «всех винных людей и та­тей и разбойников по всем городам из тюрем» и демонстративно уда­лился от мирских забот в монастырь. Бориса поддержали Церковь во главе с патриархом Иовом, младшие бояре, опричные «выдвиженцы», назначенные им руководители приказов. В феврале 1598 г. он был из­бран царем. Упустившая время знать сопротивлялась; но раздача вой­ску во время объявленного царем похода на татар (так и непоявившихся) жалованья сразу за три года устранила сомнения служилых людей в правильности выбора. Боярам пришлось смириться, и Борис венчался на царство в Успенском соборе Кремля.

Годунов оказался талантливым правителем и многое сделал для страны, порой опережая свое время: в два раза снизил налоги, стре­мился ликвидировать «белые» (не платившие налогов) частновла­дельческие слободы и дворы в городах, основал главный порт допет­ровской России Архангельск. Заключив мир на Западе со Швецией в 1595 г. и Речью Посполитой в 1600 г., Борис обратился к делам на Востоке и укрепил южную границу. Новая цепь сторожевых постов и укрепленных острогов, важнейшим из которых был Царицын, выдви­нулась далеко в «дикое поле». Первым из русских царей он просватал свою дочь за иноземного принца и за 100 лет до Петра I стал пригла­шать в Россию иностранных специалистов: врачей, рудознатцев, во­енных. Он хотел основать в Москве университет и послал в Вену и Оксфорд дворянских «ребят» для изучения иностранных языков и прочих наук. В результате реализации строительной «программы» ца­ря появились колокольня Ивана Великого, Лобное место, стены Бело­го города в Москве и мощная Смоленская крепость на западной гра­нице. Часть этих сооружений — результат организованных впервые в отечественной истории «общественных работ», имевших целью пре­доставить заработок голодающим крестьянам.

Но «наследство» Ивана Грозного — крепостническая политика — заложило основу для будущих потрясений: указами 1592/1593 гг. был повсеместно отменен Юрьев день, указ 1597 г. ввел пятилетний срок сыска беглых крестьян. На осваиваемых окраинах появились московские воеводы и помещики; свободное население и бежавшие на окраины «казаки» вновь попадали в крепостную зависимость.

Еще десяток спокойных лет — и новая династия окрепла бы, а юный и образованный сын царя вполне годился для роли реформато­ра. Но полоса успехов была прервана голодом 1601—1603 гг. Катаст­рофическое положение заставило царя в 1601 г. восстановить Юрьев день для крестьян провинциальных помещиков. Крестьяне стреми­лись уйти от владельцев, а те — любой ценой удержать рабочую силу. Беглые и холопы собирались в крупные отряды, против которых в 1603 г. приходилось посылать войска; в том же году был — уже окон­чательно — отменен крестьянский «выход». Последствия голода и ко­лебаний правительства стали гибельными для династии. В глазах зна­ти Борис всегда был худородным выскочкой; теперь же он оказался «плохим» царем и для служилых, и для крестьян. Природные ката­клизмы и социальные тяготы воспринимались людьми того времени как наказание стране, оказавшейся под властью грешного или «неис­тинного» царя.

В такой общественной атмосфере просто должен был появиться царь «истинный», «природный». Один за другим появляются само­званцы из «низов», выражавшие характерные для общества настрое­ния и чаяния. Григорий Отрепьев, бывший дворянин на службе бояр Романовых («чудесно спасенный» царевич Дмитрий), осенью 1604 г. перешел русскую границу. Его польско-казацкий отряд был сразу же разгромлен; но самозванец получил поддержку крестьян, посадских людей и казаков с южной границы, открывавших ему ворота крепос­тей.

После скоропостижной смерти Бориса в апреле 1605 г. на сторо­ну претендента перешло войско; уже в июне он вступил в Москву.

Заняв престол, «Димитрий Иванович» (1605—1606 гг.) оказался в сложном положении. Посулив всем «благоденственное житие», он не мог выполнить все обещанное: передать будущему тестю польскому се­натору Юрию Мнишеку Новгород и Псков, отменить крепостное пра­во. В результате осложнились отношения с Речью Посполитой. Льготы получили лишь крестьяне Комарицкой волости и путивльские горожа­не, первыми признавшие царя. Землевладельцы получили разрешение возвращать крестьян и холопов, бежавших после 1600 г. Московские бояре, прекрасно знавшие, что царь — самозванец, стали просить у польского короля Сигизмунда III его сына на московский престол.

Лжедмитрий пытался уйти от этих осложнений: готовился к боль­шому походу на Крым и получил поддержку служилых людей южных уездов. Он был храбр, молод, энергичен — но явно не «вписывался» в образ «природного» царя, постоянно задевал национальные и религи­озные чувства подданных: окружал себя иноземцами, не спал после обеда, не ходил в баню, собрался венчаться с «гордою полячкой» Ма­риной Мнишек накануне постной пятницы. Есть сведения о готовив­шейся им секуляризации церковных земель. Поползли толки, что и этот царь «неистинный». В таких обстоятельствах боярам во главе с Василием Шуйским легко удалось организовать заговор и возмутить толпу: во время начавшегося в мае 1606 г. в Москве восстания царь был убит.

Новым царем «выкрикнули» главу заговора князя Василия Ивано­вича Шуйского. Князь Василий был избран на царство не в послед­нюю очередь потому, что имел к этому времени репутацию страдаль­ца за правду. Он едва ли не единственный подвергся репрессиям в короткое правление самозванца по «политическим» мотивам. Ведь в 1591 г. он в качестве главы следственной комиссии утвердил заклю­чение о гибели царевича Дмитрия в Угличе в результате несчастного случая. После воцарения самозванца ему пришлось опровергнуть свое давнишнее заявление. Но как-то на пиру боярин в ближнем кру­гу проговорился, что настоящий царевич и впрямь в Угличе «помре». О его «непригожих речах» донесли Лжедмитрию (по слухам, доносчи­ком выступил знаменитый архитектор Федор Конь), и Шуйский уго­дил в опалу, хотя и ненадолго.

Вступая на престол, ондал «крестоцеловальную запись»—первое в нашей истории юридическое обязательство государя перед поддан­ными.

«.. .Иповолил есмияз, царь и великий князь Василий Ивано­вич всеа Русии, целовати крест на том, что мне, великому государю, всякого человека, не осудя истинным судом з бояры своими, смерти не предати, и вотчин, и дворов, и живо­тов у братии их, и у жен и у детей не отымати, будет ко­торые с ними в мысли не были, также и у гостей, и у торго­вых, и у черных людей, хотя которой по суду и по сыску дойдет и до смертные вины, и после их у жен и у детей дво­ров, и лавок, и животов не отымати, будут они с ми в той вине неповинны; да и доводов ложных мне, великому госуда­рю, не слушати, а сыскивати всякими сыски накрепко и ставити с очей на очи, чтоб в том православное християнство без вины не гибли... На том на всем, что в сей записи написано, яз царь и великий князь Василий Иванович всеа Ру­сии, целую крест всем православным християнам, что мне, их жалуя, судити истинным праведным судом, и без вины ни на кого опалы своея не класти, и недругам никому в неправде не подавати, и от всякого насилъства оберегати» (Собрание государственных грамот и договоров. Т. II. № 141. С. 299-300).

Но попытка «общественного договора» успеха не имела. Шуйский был царем именно «выкрикнут», то есть избран наскоро созванным «собором» только из московских людей, без призыва депутатов из про­винции. Десятки городов и уездов не признали «боярского царя»: для них «истинным» государем оставался Дмитрий. Шуйский оказался на редкость неавторитетным (как сказали бы сейчас, «не харизматичным») правителем. Он был искушен в придворных интригах, но ока­зался бездарным полководцем и вероломным политиком; его вместе с братом обвиняли в отравлении племянника, молодого и талантливого воеводы Михаила Скопина-Шуйского.