Выдержал, или Попривык и вынес

Твен Марк

За десять миль отъ Рэгтоуна мы наткнулись на странника, лежащаго на земл въ ожиданіи смерти; онъ, оказалось, шелъ, сколько могъ, но подъ конецъ члены его измнили ему, голодъ и усталость одолли; было бы безчеловчно оставить его, мы заплатили за его проздъ до Карсона и внесли его въ карету. Не скоро, однако, замтили мы въ немъ признаки жизни, но, вливая ему водки въ ротъ и растирая члены, мы привели его въ сознаніе, потомъ накормили; понемногу онъ сталъ оживать и понимать свое положеніе, въ глазахъ его видна была благодарность. Мы устроили ему изъ почтовыхъ сумокъ, насколько можно было, удобную постель и подложили подъ голову пальто вмсто подушки. Онъ казался счастливымъ и довольнымъ и, посмотрвъ на насъ, съ волненіемъ, но слабымъ голосомъ сказалъ:

— Джентльмэны, я не знаю, кто вы, но вы спасли мою жизнь, и хотя я никогда не въ состояніи буду отплатить вамъ за все это, я надюсь,

однако, сумть развлечь васъ хотя на одинъ часъ въ вашемъ длинномъ путешествіи. Я вижу, вы мало знакомы съ этой страной, но мн она извстна, а потому я могу разсказать вамъ уморительную вещь, если вы только пожелаете ее выслушать. Однажды Горацій Грилей…

— Страждущій, — закричалъ я съ поспшностью, — остановитесь, а то погибнете! Вы видите передъ собою печальные остатки нкогда сильнаго и могучаго человка. Что меня привело къ этому состоянію, въ какомъ я нахожусь? То, что вы собирались сейчасъ разсказать. Постепенно, но врно этотъ несносный старый анекдотъ подорвалъ мои силы, лишилъ меня разсудка, испортилъ мн жизнь. Пожалйте меня, пожалйте хотя на этотъ разъ и лучше разскажите мн для разнообразія что-нибудь про молодого Джоржа Вашингтона и объ его скир.

Мы были спасены, но не бдный инвалидъ. Усилія воздержаться отъ разсказа своего анекдота онъ не перенесъ и умеръ на нашихъ рукахъ.

Теперь только мн стало понятно, что даже самаго цвтущаго здоровьемъ человка я не долженъ былъ просить то, что я потребовалъ отъ этого едва живого созданія; посл семилтняго пребыванія на прибрежь Тихаго океана я убдился, что ни одинъ прозжій, ни одинъ кучеръ въ Оверлэнд не въ состояніи удержаться при встрч съ чужестранцемъ отъ разсказа этого анекдота. Въ теченіе шести лтъ я здилъ взадъ и впередъ по Сіерр, между Невадой и Калифорніей, тринадцать разъ въ почтовомъ дилижанс и слышалъ этотъ убійственный анекдотъ 481 или 482 раза. У меня гд-то есть списокъ. Кучера всегда разсказывали его, кондуктора, содержатели постоялыхъ дворовъ, случайные прозжіе, даже разносчики фарфоровой посуды и бродяги-индйцы, вс разсказывали его. Одинъ и тотъ же кучеръ разсказалъ мн его два или три раза въ одинъ и тотъ же вечеръ. На всхъ возможныхъ нарчіяхъ слышалъ я этотъ анекдотъ со всми возможными приправами — виски, водки, о-де-колона, пива, табаку, лука, чесноку и т. п. благоуханіями. Ни одинъ анекдотъ не благоухалъ на меня такъ разнообразно, какъ этотъ, и никогда нельзя было его узнать по благоуханію, потому что всякій разъ, какъ вамъ казалось, что вы ознакомились съ его благоуханіемъ, вдругъ оказывалось, что благоуханіе его совершенно измнилось. Баярдъ Тэйло писалъ объ этомъ ветхомъ анекдот, Ричардсонъ издалъ его, точно также какъ Джонъ, Смитъ, Джонсонъ, Росъ Браунъ и вс, кто только посщалъ оверлэндскую дорогу между Жюлесбургомъ и Санъ-Франциско и былъ причастенъ къ литератур; я даже слышалъ, что онъ помщенъ и въ Талмуд. Я видлъ его въ печати на девяти иностранныхъ языкахъ; мн говорили, что имъ пользуются при инквизиціяхъ въ Рим, и теперь я съ сожалніемъ узнаю, что его хотятъ переложить на музыку. Не думаю, чтобъ такое положеніе вещей было бы благоразумно.

Теперь прошло время почтоваго сообщенія на лошадяхъ и почтовые кучера — давно вымершая раса. Интересно знать, однако жь, завщанъ ли ими этотъ анекдотъ пріемникамъ ихъ, служащимъ на желзной дорог кондукторамъ, ревизорамъ, и преслдуютъ ли эти имъ несчастныхъ пассажировъ, которые, подобно своимъ предшественникамъ, приходятъ къ заключенію, что, не Іо Семитъ (Yo Semite) и Бигъ-Тризъ (Big-Trees) настоящія величія прибрежья Тихаго океана, а Генкъ-Монкъ и его приключеніе съ Гораціемъ Грилеемъ [3] .

3

И раздражаешься отъ этого изношеннаго анекдота боле оттого, что фактъ, разсказанный въ немъ, никогда не существовалъ. Еслибъ это былъ остроумный анекдотъ, то этотъ недостатокъ былъ бы его главнымъ достоинствомъ, такъ какъ творчество — принадлежность великаго ума; но что можно сдлать съ человкомъ, который умышленно придумалъ такой плоскій анекдотъ? Еслибъ я долженъ былъ ршить его участь, то меня назвали бы безумнымъ, а что говоритъ 13-я глава Даніила? Ага!

ГЛАВА XXI

Утромъ на двадцатый день мы приближались къ концу нашего путешествія. Посл полудня мы должны были пріхать въ Карсонъ-Сити, столицу территоріи Невады. Мы этому не радовались, а, напротивъ, жалли. Поздка эта была такая пріятная и веселая; мы ежедневно длали новыя наблюденія и обогащались новыми познаніями и успли привыкнуть къ жизни въ почтовой карет, она намъ

нравилась, такъ что мысль о спокойствіи и о скучной осдлости въ селеніи не улыбалась, а, наоборотъ, удручала насъ.

Видимо наше новое мстожительство походило на пустыню, окруженную стною снговыхъ горъ. Кругомъ не было ни одного дерева, никакой растительности, исключая безконечнаго шалфейнаго куста и гризъ-вуда (grease-wood). Вся природа казалась срой, мы снова тащились по глубокой щелочной пыли, которая поднималась густыми облаками и расходилась по степи, какъ дымъ отъ пожара. Мы покрыты ею были, какъ мельники, а также и кучеръ, карета, мулы и почтовыя сумки — все, мы, шалфейные кусты и природа вокругъ, все было однообразнаго цвта. Вдали длинные обозы съ грузомъ поднимали такія облака пыли, что, казалось, виднется степной пожаръ. Эти обозы и ихъ хозяева были единственныя живыя существа, видимыя нами, такъ какъ мы двигались въ тиши, въ одиночеств по пустын.

Каждые двадцать шаговъ намъ попадались скелеты вьючныхъ животныхъ, кожа которыхъ, обтягивая выдающіяся ребра, была покрыта слоемъ пыли. Часто воронъ, важно сидя на череп, провожалъ прозжій экипажъ съ задумчивымъ взоромъ.

Понемногу Карсонъ-Сити сталъ показываться, онъ скромно пріютился на окраин большой степи, но былъ еще настолько далекъ отъ насъ, что издали дома виднлись блыми точками въ тни цлаго ряда горъ, вершины которыхъ терялись въ облакахъ.

Мы пріхали, разложились, а дилижансъ отправился дальше. Это былъ «деревянный» городъ съ двумя тысячами жителей. Главная улица состояла изъ четырехъ или пяти маленькихъ бленькихъ домиковъ съ лавками, которыя вс сгруппировались близко другъ къ другу, бокъ о-бокъ, какъ будто въ этой огромной степи было мало мста. Боковая дорожка для пшеходовъ была изъ досокъ, худо скрпленныхъ и которыя ежеминутно грозили провалиться. Посреди города, противъ лавокъ, была площадь, непремнная принадлежность всхъ городовъ за Скалистыми Горами, большое неогороженное пустое мсто, очень удобное для публичныхъ аукціоновъ, продажи лошадей, большихъ сборищъ и также необходимое погонщикамъ, чтобъ расположиться станомъ. Напротивъ площади, съ двухъ другихъ сторонъ ея, были магазины, конюшни и конторы. Остальная часть города была разбросана довольно живописно.

Мы познакомились съ нкоторыми гражданами еще въ почтовой контор, а по дорог къ губернатору изъ гостинницы, между другими, и съ м-ромъ Гаррисомъ, который былъ верхомъ; онъ началъ что-то говорить, но вдругъ прервалъ себя и сказалъ:

— Придется мн извиниться передъ вами; вонъ тамъ стоитъ человкъ, который клялся, что я помогалъ обокрасть калифорнскій дилижансъ — страшная дерзость, сэръ, я даже не знакомъ съ этою личностью.

Онъ похалъ и сталъ угрожать незнакомцу шестиствольнымъ револьверомъ, на что тотъ отвтилъ ему тмъ же. Посл нсколькихъ пистолетныхъ выстрловъ незнакомецъ отошелъ и возобновилъ свою работу (починялъ кончикъ кнута), а м-ръ Гаррисъ прохалъ мимо, возвращаясь домой, учтиво раскланялся, имя прострленное легкое и раненую ногу; изъ нихъ струилась кровь, которая бжала по лошади и придавала ей совсмъ оригинальный видъ. Посл того каждый разъ, когда Гаррисъ убивалъ человка, я всегда вспоминалъ этотъ первый день въ Карсон.

Вотъ все, что на этотъ день намъ пришлось увидть до двухъ часовъ, такъ какъ въ это время дня обыкновенно дулъ втеръ «Уашу-зефиръ» (Washoe-Zephyr), который съ собою приносилъ огромныхъ объемовъ облака пыли, и столица Невады пропадала изъ виду; впрочемъ, кое-когда можно было что-нибудь и разглядть, весьма интересное для новопрізжихъ; втеръ по пути поднималъ вверхъ все, что встрчалъ, и въ облакахъ пыли виднлись порхающія вещи, которыя то покажутся, то исчезнутъ за тучею пыли: шляпы, цыплята, зонтики летали высоко подъ небомъ; покрывала, булыжникъ, шалфейные кусты — немного ниже; цыновки, шкуры буйволовъ — еще ниже, потомъ шли лопаты и угольные ящики; зеркальныя двери, кошки и маленькія дти слдовали за ними, также и разорванный и разломанный хламъ, легкіе экипажи и тачки; а на тридцать или на сорокъ футовъ надъ землею буря раскрывала дома и поднимала крыши.

И было на что смотрть. Я могъ бы лучше и больше увидть, если бы не эта скверная пыль въ моихъ глазахъ.

Серьезно говоря, втеръ этотъ не бездлица. Онъ легко уноситъ непрочныя строенія, а гонтовыя крыши — безпрестанно, свертываетъ жесть въ трубку и сдуваетъ иногда почтовыя кареты и выдуваетъ оттуда пассажировъ; есть преданіе, которое гласитъ, что оттого тамъ такое множество лысыхъ, что втеръ сдуваетъ волосы съ головы въ то время, какъ вс смотрятъ наверхъ, на улетающія свои шляпы. Лтомъ, посл полудня, рдко не видать движенія на улицахъ въ Кариш, ежеминутно видишь прыгающихъ людей, хватающихся за свои непокорныя шляпы и напоминающихъ горничныхъ, которыя стараются поймать паука.