Выдержал, или Попривык и вынес
Шрифт:
— И это все, что вы сказали?
— Да, все.
— Только это и сказали?
— Да, только.
Послдовало неловкое молчаніе. Арканзасъ, облокотясь на конторку, стучалъ пальцами по стакану. Затмъ задумчиво почесалъ лвое колно правой ногой и, наконецъ, шатаясь направился къ камину, сурово глядя на всхъ, столкнулъ съ мста двоихъ или троихъ уютно сидящихъ, самъ услся, предварительно ударивъ каблукомъ собаку, которая, визжа, убжала подъ лавку, вытянулъ свои длинныя ноги, расправилъ фалды и сталъ грть спину.
Нсколько времени спустя онъ сталъ что-то ворчать себ подъ носъ и снова тяжелою поступью отправился къ конторк и сказалъ:
— Хозяинъ, къ чему это вы вспоминали давно умершихъ людей и говорили о своемъ отц? Разв общество, въ которомъ вы находитесь, непріятно для васъ? Такъ, что ли? Если это общество не по вашему вкусу, не лучше ли намъ всмъ удалиться?
— Богъ съ вами, Арканзасъ, ничего подобнаго у меня не было въ голов. Мой отецъ и моя мать…
— Хозяинъ, не приставайте ко мн! Берегитесь. Если нельзя васъ успокоить иначе, какъ ссорою, такъ говорите скоре, но нечего рыться въ воспоминаніяхъ и бросать ихъ въ лицо людямъ, желающимъ и ищущимъ покоя, если только можно найти тутъ покой. Что съ вами сегодня? Я никогда не видлъ боле безпокойнаго человка.
— Арканзасъ, право, я никого не хотлъ обидть и не буду разсказывать, если это вамъ не нравится. Врно вино бросилось мн въ голову, что ли; потомъ это наводненіе и сколько людей надо кормить, да обо всемъ и обо всхъ подумать.
— Такъ вотъ что лежитъ у васъ на сердц? Вы хотите отъ насъ избавиться, вотъ что. Насъ ужь больно много. Вы желали бы видть насъ всхъ плывущими съ нашими пожитками и удаляющимися отъ васъ? Вотъ оно что! Не дурно!
— Будьте благоразумны, прошу васъ, Арканзасъ. Вы отлично знаете, что я не такой человкъ, чтобъ…
— Что, вы мн угрожаете? Мн, да знаете ли вы, что тотъ еще не родился, который смлъ бы мн угрожать! Мой совтъ вамъ: со мною такъ не поступать, мой голубчикъ, я многое могу простить, но этого никогда. Вылзайте-ка изъ-за прилавка, я покажу вамъ, какъ со мною надо поступать! Такъ вы хотите насъ всхъ выгнать, вотъ въ чемъ дло, вы, подлая и низкая скотина! Вылзайте, когда я вамъ говорю, изъ-за прилавка! «Я» покажу вамъ, какъ смть грубить, надодать и надменно смотрть на джентльмена, который всегда старался быть съ вами въ хорошихъ отношеніяхъ и никогда не упускалъ случая поддержать варъ!
— Прошу васъ, Арканзасъ, перестаньте дуться и ворчать! Если уже необходимо кровопролитіе…
— Слышите, что онъ говоритъ, джентльмены? Слышите, онъ упомянулъ о кровопролитіи! Такъ вамъ непремнно нужна чья-нибудь кровь, вы хищникъ и отчаянная голова! Вы задались мыслью это утро непремнно убить кого-нибудь, я это давно вижу. Такъ вы мтили на меня, не такъ ли? Это меня вы ршили убить? Но вамъ это не удастся, вы воровская и низкая душонка, блолицый отпрыскъ негра! Вынимайте ваше оружіе!
За этимъ послдовали выстрлы; хозяинъ, желая избгнуть опасности, прятался за людьми, лазилъ на скамейки и укрывался гд и чмъ могъ. Въ этой страшной суматох хозяинъ расшибъ стеклянную дверь и выбжалъ въ нее, а Арканзасъ продолжалъ стрлять; вдругъ, совсмъ неожиданно, въ дверяхъ показалась хозяйка, держа въ рукахъ большія ножницы; она смло наступала на буяна! Гнвъ ея былъ величественъ. Поднявъ вверхъ голову и со сверкающими глазами стояла она минуты дв, потомъ двинулась, держа угрожающимъ образомъ свое оружіе. Удивленный негодяй отступилъ, она за нимъ, и такъ довела она его до средины комнаты и тогда, когда пораженная толпа собралась около и глазла, она дала ему такую звонкую пощечину, какой, я думаю, въ жизни своей этотъ запуганный и безстыжій хвастунъ не получалъ. Когда она отошла побдоносно, шумъ рукоплесканій раздался и вс какъ бы въ одинъ голосъ приказали принести вина, чтобы совершить веселую попойку.
Урокъ оказался замчательно полезнымъ.
Царство террора прекратилось и владычество Арканзаса уничтожено. Въ продолженіе остальной части сезона затворничества на этомъ остров мы могли видть человка, который постоянно сидлъ поодаль это всхъ, имлъ видъ пристыженный, никогда не вмшивавшагося въ никакую ссору, никогда ничмъ не хваставшагося и никогда не искавшаго случая отмстить за дерзости, нанесенныя ему этой самой, толпой бродягъ, которая когда-то раболпствовала передъ нимъ; этотъ человкъ былъ «Арканзасъ».
На пятое или шестое утро вода спала, земля повсюду показалась, но въ старомъ русл воды было еще много, и рка была высока и теченіе ея быстрое, такъ что не было возможности и думать о перезд черезъ нее. На восьмой день вода все еще стояла высоко и перездъ черезъ рку хотя и былъ опасенъ, но мы ршили испробовать счастья, потому что жизнь въ этой харчевн стала невыносима по случаю грязи, постояннаго пьянства, драки и т. п. Намъ пришлось какъ разъ ссть въ лодку въ сильную мятель, лошадей взяли мы за повода, а сдла были съ нами въ челнок. Пруссакъ Олендорфъ сидлъ на носу съ весломъ, Баллу гребъ, сидя въ середин, а я помстился на корм,
На слдующее утро снгъ шелъ весьма сильный, когда мы, снабженные свжими сдлами и одеждою, сли верхомъ и двинулись въ дорогу. Снгъ густо лежалъ на земл и дорога была занесена, а снжные хлопья заслоняли намъ видть далеко, а то горы могли бы быть нашими путеводителями. Положеніе было сомнительное, но Олендорфъ уврилъ насъ, что обладаетъ тонкимъ чутьемъ, которое замняетъ ему компасъ, и что онъ, врод пчелы, могъ провести прямую линію въ Карсонъ и не разу не свернуть съ пути. Онъ говорилъ, что если бы онъ нечаянно и сошелъ съ прямой дороги, то чутьемъ бы это почувствовалъ, оно стало бы его мучить, какъ оскорбленная совсть. Слдовательно, успокоенные и довольные, мы доложились на него. Цлые полчаса мы осторожно пробирались и къ концу этого времени наткнулись на свжій слдъ, и Олендорфъ съ гордостью воскликнулъ:
— Я зналъ, что мое чутье безошибочно, какъ компасъ, товарищи! Вотъ видите, мы напали на чей-то слдъ, но которому теперь намъ легко будетъ продолжать путь. Поторопимся, чтобъ присоединиться къ путникамъ.
Итакъ, ударивъ по лошадямъ, мы похали рысью, насколько дозволялъ глубокій снгъ, и вскор замтили, по слду, который длался яене, что мы нагоняли нашихъ предшественниковъ, потому еще поспшили и, прохавъ около часу, увидли, что слды длались свже и ясне — но, что главное, насъ удивило это, что число путешественниковъ, опередившихъ насъ, казалось, все возрастало. Мы удивлялись, почему такое большое общество путешествовало въ такое время и въ такой пустыни. Кто-то предположилъ, что это врно отрядъ солдатъ изъ крпости; принявъ эту мысль за истину, мы потрусили быстре, зная, что теперь они не могли быть далеко отъ насъ. Но слды все умножались и умножались, мы стали думать, что взводъ по какому-то чуду преобразился въ цлый полкъ, — Баллу даже счелъ и сказалъ, что ихъ должно быть около пятисотъ человкъ! Но вскор онъ остановилъ свою лошадь и воскликнулъ:
— Друзья, слды эти наши собственные, и вотъ боле двухъ часовъ, что мы, какъ въ цирк, все кружимся и кружимся въ этой необъятной пустын! Чортъ побери, оно даже совсмъ гидравлически!
Тутъ старикъ не вытерплъ, разгнвался и сталъ ругаться. Онъ безцеремонно поносилъ всячески Олендорфа, назвалъ его мрачнымъ дуракомъ и подъ конецъ, что, вроятно, по его соображенію, было въ особенности ядовито, сказалъ: «Что онъ ничего не знаетъ и не понимаетъ, не боле, какъ логарима!»
Мы дйствительно все время кружились и шли по собственнымъ слдамъ. Съ тхъ поръ Олендорфъ съ его «чувствительнымъ компасомъ» былъ въ опал. Посл столькихъ мученій оказалось, что мы все у берега рки, со стоящей на немъ гостинницей, которая тускло виднлась сквозь падающій снгъ. Пока мы соображали, что намъ длать, мы увидали молодого шведа, приплывшаго на челнок и пшкомъ отправляющагося въ Карсонъ, напвая все время свою скучную псню о «сестр и о брат» и о «ребенк въ могил со своею матерью»; черезъ нсколько минутъ онъ стушевался и потомъ совсмъ исчезъ въ бломъ пространств. Никогда больше о немъ не слыхали. Онъ, безъ сомннія, сбился съ дороги и, уставши, прилегъ заснуть, а сонъ довелъ до смерти. Возможно также, что онъ шелъ по нашимъ злополучнымъ слдамъ, пока не упалъ отъ изнеможенія.