Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Что за водевиль, — возмутился Разумовский, раздраженно отмахиваясь от Нины, пытавшейся его в чем-то убеждать. — Теперь продолжать невозможно, — обратился он ко мне.
Да уж, это точно. Не думаю, что мне и силой удалось бы разомкнуть руки Анны, ухватившейся за меня.
— Господа, но это дело не кончено, — заявил князь. — Яков Платоныч, выстрел за мной.
— Всегда к Вашим услугам, — ответил я.
— Нет! — одновременно со мной крикнула Анна надорванным от плача голосом.
И едва я успел вернуть Жану пистолет, как она снова схватила меня за обе руки и повлекла за собой, кажется, не слишком и понимая, куда, лишь бы подальше от этого страшного
Мы вернулись в знакомую нам уже гостиную усадьбы Гребнева. Прошло совсем немного времени, как я покинул этот дом, не ожидая, что увижу его вновь. Я, собственно, не ожидал, что вообще буду жив к этому времени. А ведь еще даже Тропинина в управление не увезли. Кстати, и моя работа по-прежнему при мне.
Вот только все это временно. Теперь я смертник, и сколько времени мне отпущено, зависит лишь от воли Разумовского. Но думать об этом сейчас не хотелось. Теперь, когда все закончилось, на меня навалилась такая смертельная усталость, что ноги не держали. Сказалось нервное напряжение последних суток, силы кончились внезапно, в один миг. Я просто сидел в кресле и не думал ни о чем.
— Глупо! — сердито сказала Анна Викторовна, стоявшая у окна, отвернувшись от меня. — Что же это такое?
Перестав плакать, она немедленно на меня обиделась и рассердилась одновременно, и в дом мы вернулись в молчании. И вот теперь, полагаю, молчание окончено.
— А как Вы узнали о дуэли? — спросил я ее.
— Мне явился Гребнев, — ответила Анна после почти незаметной заминки.
Я только головой покачал. Врать она никогда не научится.
— Я побежала в дом князя, — продолжала Анна Викторовна, — но тот уже успел уехать. Там была только Нина, она поехала со мной. Ну скажите мне! — попросила Анна, опускаясь на колени рядом с креслом и беря меня за руку. — Ну зачем это было нужно?
А теперь моя очередь лгать. Правды ей по-прежнему знать не следует.
— Я ненавижу князя, а он — меня, — ответил я, накрывая ее руку своей.
Рука была маленькая и теплая, и очень хотелось поцеловать ладошку, как когда-то.
— И что? — со слезами в голосе возмутилась Анна моим ответом.
— Выстрел за ним, — постарался я объяснить ей самое главное. — Он может потребовать удовлетворения в любой момент.
Я смертник. Я не могу поцеловать ее. Не могу претендовать на ее любовь, даже мечтать о ней права не имею. Я люблю ее и не хочу, чтобы она убивалась по мне, когда князь потребует сатисфакции. И ей следует понять, что самым лучшим для нее теперь будет забыть меня как можно скорее.
— Это я! — снова заплакала Анна Викторовна. — Это я во всем виновата! Это я Вам соврала, сказав, что я дала согласие князю.
Ну нет, я не хочу, чтобы она винила себя. Глупость моя во всем виновата. А еще ревность и ярость. А вовсе не эта самая лучшая девушка на свете.
Но сейчас вдруг, несмотря на смертельную мою усталость, дал знать о себе еще один мой порок — неодолимое любопытство. Мне и в самом деле было интересно, зачем она сказала это.
— А зачем Вы солгали? — спросил я, улыбнувшись, и надеясь, что моя улыбка высушит ее слезы.
— Я не знаю, — беспомощно посмотрела она на меня, — Вас хотела
Мой светлый ангел, моя барышня на колесиках. Каждую минуту разная: то взрослая и недоступная, а то вот такая — растерянная, беззащитная и доверчивая, как ребенок. И любая — самая любимая на всем белом свете.
— Вам это удалось, — похвалил ее я с улыбкой.
И она очень робко и несмело улыбнулась мне в ответ.
====== Двадцать пятая новелла. Благоразумный разбойник ======
В последующие дни мне внезапно стало некогда ни обдумывать происшедшее в моей жизни, ни переживать по этому поводу. Работы навалилось столько, что я порой не уходил домой вовсе, позволяя себе лишь пару часов вздремнуть в свободной камере, а то и прямо за столом, потому что пустующие камеры стали редкостью. Преступления сыпались на нас как из рога изобилия, самые разнообразные. Я знал, что такие периоды бывают, хоть и не понимал никогда, с чем они связаны. Просто вдруг люди как с цепи срывались, стремясь навредить друг другу. А потом проходило время, и вновь все возвращалось в привычную колею и наступало затишье.
К счастью, вернулся наконец из Москвы Коробейников, и стало несколько легче. Ему единственному я рассказал о происшедшем между мною и князем. Без подробностей и указания причин, разумеется. Но он должен был знать, что в любой момент может остаться один, без моей поддержки. К моему немалому удивлению, Антон Андреич на меня обиделся и рассердился. Не за рассказ, разумеется, но за саму дуэль. Кажется, ему показалось, что я бросил его, рискнув своей жизнью. А может, он просто не ожидал от своего мудрого старшего друга такой фатальной глупости.
В свете всего этого, настроение было наше отвратительным. Мы ходили вечно усталые и не выспавшиеся, ели на ходу и спали, сколько придется. Но срочный вызов на двойное убийство, совершенное за городом, заставил нас поторопиться. По сообщению Ульяшина, были убиты купец Карамышев, путешествовавший в Кострому, и сопровождавший его городовой. Мы с Антоном Андреичем немедленно выехали на место преступления.
Убийца или убийцы догнали экипаж за городом, совсем недалеко. Тело городового лежало на обочине, и издалека было понятно, что он безнадежно мертв. Лошадь, оставшись без кучера, видимо понесла, и сам экипаж завяз в снегу дальше по дороге.
Я спрыгнул с пролетки на ходу, осматриваясь, Коробейников следовал за мной.
— Мужики на них наткнулись, — пояснил встречавший нас Ульяшин. — Похоже, их догнали верхом.
Я подошел к телу убитого городового. Пулевое ранение в голову, ровно по центру лба. Либо расстояние до убийцы было совсем небольшим, либо он очень хороший стрелок. Полагаю, что первое. И убитый стоял к нему лицом, нападения он не ждал.
— Что видите, Антон Андреич? — привычно спросил я Коробейникова.
— Кобура застегнута, — отозвался мой помощник, — похоже, что он знал убийцу. Либо просто не успел.
— Похоже на то, — согласился я с ним.
Все же, насколько Антон Андреич вырос в профессиональном плане за это время. И смотреть, и видеть научился. Да, действительно, очень похоже, что убитый знал того, кто в него стрелял. Он остановил экипаж, повернулся лицом. Наверное, спросил, что тот хочет. И тут прозвучал выстрел. Мертвец падает на снег, лошадь пугается звука выстрела и несется вперед, но без управления быстро вязнет в сугробе.
— Вон оттуда в фельдфебеля стреляли, — показал я. — А потом лошадь понесла. Куда они ехали? — спросил я Ульяшина, направляясь к экипажу, чтобы осмотреть второе тело.