Затмение: Полутень
Шрифт:
— Вся сила воли во Вселенной тебе не поможет против экстрактора.
— Экстракторы! Нет у ВА в Европе никаких экстракторов, это сказки! Эти устройства исключительно редки и чрезвычайно дороги.
— Откуда, мать твою, ты знаешь, что это только сказки? — спросил Торренс, рывком взлетая из кубрика на палубу.
Он смотрел, как рука Каракоса поглаживает руку Клэр.
— Один из них проговорился, — быстро ответил Каракос, убирая руку. — Я вывел его на разговор... — Он пожал плечами. — Он сказал, что они специально распускают среди узников слухи об экстракторах,
Торренс сплюнул в тихо шумевшее море.
— Чушь!
Каракос снова пожал плечами и неловко поплёлся прочь, потом спустился по трапу в кубрик.
Торренс глядел на девушку без всякого выражения.
— Что он хотел у тебя выведать?
— А почему ты считаешь, что он...
— Клэр, что он хотел у тебя выведать?
Она взглянула на него.
— Его интересовала цель атаки, задуманной Стейнфельдом. Этот интерес вполне объясним.
— Ах, вот как. Я этому сукину сыну не доверяю. Ни по части наших планов, ни по твоей части.
— Дэн, не впадай в детство.
Она осеклась, увидев, как по трапу поднимается Лайла. Лайлу назначили капитаном их группы захвата. Высокая, чёрная, как ночь, негритянка, в тёмно-сером камуфляжном рванье. Они видели только её силуэт на фоне звёзд и сверкающие глаза. Клэр часто размышляла о Лайле. Лайла свободно говорила по-английски, по-французски и на мартиникском пиджине, однако за это время от неё едва пару слов довелось услышать. Она предпочитала общаться жестами, позами, взглядами, рассчитанными движениями. Она напоминала Клэр Юкё.
Лайла, тонкая в кости и грациозная даже с оружием наперевес, двигалась экономно и быстро. Казалось, её ничто не отвлекало, ничто не вызывало у неё сожаления или замешательства. На лекциях по стратегии она слушала жадно, не сводя глаз с преподавателя. Когда наступало время тренировок, она уделяла занятиям всё внимание. Закончив и убедившись, что делать и впрямь больше нечего, она ложилась и моментально засыпала. Спала где придётся. И совсем не храпела.
Клэр остро хотелось подружиться с Лайлой. Но за две недели, что они провели вместе, Лайла с ней ни разу не заговаривала. Не рассказывала о себе. Не улыбалась.
Лайла выдала им по гарнитуре.
— Мы высаживаемся на пляж примерно через двадцать минут. На этих учениях Торренс командует взводом А, я отвечаю за взвод В. Но Торренс подчиняется мне.
Торренс и Клэр кивнули. Стейнфельд уже разъяснил им иерархию.
— Цель — разрушенное здание. Там обычно оливки давили. Бьём по нему из гранатомётов и окружаем после зачистки. Первым идёт взвод А, взвод В координирует его действия по радио. Не стрелять без команды. Новые коды в силе.
Она объясняла им задание ещё несколько минут. Не запнувшись ни на слове, не останавливаясь для разъяснений, приковав их внимание одним взглядом.
Когда Лайла закончила инструктаж, Торренс кивнул и спустился туда, где перевозили бойцов. Партизаны сидели на лавках и тихо переговаривались.
Лайла повернулась было последовать за ним... но остановилась,
Клэр изумлённо наблюдала за ней. Девушка почувствовала некоторое облегчение, убедившись, что капитан не лишена человеческих чувств.
Лайла развернулась к ней и посмотрела Клэр в глаза. Усмехнулась.
Потом осторожным, даже трепетным движением протянула руку и погладила Клэр по щеке. Отвернулась и сбежала по трапу. Клэр ошеломлённо глядела ей вслед.
Внизу Лайла заговорила с Каракосом. Торренс стоял на противоположной стороне кубрика, не глядя в их сторону. Да какая муха его укусила?
Я этому сукину сыну не доверяю, сказал Торренс.
Клэр покачала головой и спустила с плеча винтовку. Подержала в руках, готовя себя к репетиции массового убийства.
Остров Мерино, Карибы
— Нет, не болело, — сказала Алюэтт.
— А сейчас? — спросил Смок.
— Нет. Немножко колет, и всё, — сказала она, трогая затылок. Но тут же отдёрнула руку, вспомнив, что ей велели не касаться разреза.
— Значит, заживает, — уверил её Смок. Он не знал, так ли это, но хотел поднять ей настроение. — Если всё же начнёт распухать или что-то такое, ты сразу доктору скажи.
Они сидели вместе на столе для медосмотров в клинике. Жалюзи в помещении были наполовину опущены; субтропический свет яркими полосами ложился на цементный пол рядом с белым массивным корпусом МРТ-голографа.
В другом конце зала, в запертом стеклянном шкафчике, лежали на подносе из чёрной пенорезины кремниевые чипы — каждый из них в действительности представлял собой координированную матрицу множества наночипов, — словно экспозиция рыбьих чешуек различных размеров. Тут было тепло. Алюэтт сидела в одних белых шортах, без топика, потому что врач её только что осматривал, а груди у неё ещё не скоро увеличатся. Смок носил белые хлопковые шорты по островной моде и рубашку-безрукавку без кнопок. Они сидели на столе, болтали ногами в воздухе и ждали, пока вернётся доктор, подбадривая друг друга.
— Перед тем, как они его вставили, я понимала, как работает эта штука, этот чип, — сказала девочка. — А теперь проснулась и ничего не понимаю.
— У тебя, образно говоря, ноги затекли, — ответил Смок. — Думаю, это нормально.
— Ноги затекли. Вроде... de peur de un hoyo?
Смок улыбнулся. Она мешала французские и испанские слова. Остров сперва колонизировали испанцы, потом французы его захватили, а ещё позже испанцы отбили, затем французы вернули его себе... так он и болтался между двух огней, как ребёнок между разведёнными родителями. В результате возникла диковинная смесь французского с испанским, проявлявшая себя в островном диалекте и именах жителей. De peur de un hoyo. Страх ямы. Островная идиома: боязнь выйти ночью из дому, страх провалиться в яму.