Жеребята
Шрифт:
Из другой шкатулки она достала тонкий блестящий шнурок, и, не без труда прикрепив к нему медальон, надела на шею Огаэ:
– Вот так.
...Уже стемнело. При колеблющемся, неровном свете свечи Огаэ рассматривал свой медальон на прочном длинном шнурке.
Лэла высунула голову из-под ярко-синего полога.
– Ты не спишь? Давай играть в камешки!
– Тебе-то уж точно пора спать!
– сердито сказал Огаэ, стараясь держать свечу так, чтобы не опалить своих волос и в то же время рассмотреть изображение как можно лучше.
Это был конь, несущийся
– Это же Великий Табунщик!
– в восторге прошептала подкравшаяся сзади Лэла, и от ее дыхания свеча погасла.
Утро
Огаэ проснулся до рассвета и немного полежал с закрытыми глазами, ожидая, что Миоци позовет его на утреннюю молитву. Потом он вспомнил, что больше не в Тэ-ане и проснулся окончательно. Он отодвинул тяжелый полог и осторожно ступил на теплый деревянный пол. Нянька Лэлы похрапывала в другом углу, рядом с синим пологом, за которым была постель дочки Игэа.
В оконце дул свежий утренний ветер. Огаэ быстро натянул рубаху и начал пробираться к выходу - тихо-тихо, чтобы никого не разбудить.
"Если здесь никто не молится по утрам Всесветлому, как ли-шо-Миоци, я все равно буду делать так, как он!" - подумал маленький ученик белогорца.
– Огаэ!
– окликнул его кто-то из полумрака, и он увидел Игэа, одетого для дальней дороги. Он уже был давно на ногах, судя по всему.
– Уже проснулся, малыш? А я думал - будить тебя в такую рань, или нет. Все-таки ты у меня всего лишь первый день!
Огаэ привычно попросил благословения, но Игэа просто погладил его по голове:
– Весна да коснется тебя! Я ведь не ли-шо-шутиик и не эзэт, и не могу благословлять.
Огаэ стало вдруг очень неловко, словно он совершил крайне невежливый поступок.
– Простите, ли-Игэа...
– Ты ничем не провинился, - улыбнулся Игэа ему. У него была приятная улыбка - лицо его озарялось ею и становилось моложе.
– Пойдешь со мной за лечебными травами или хочешь еще поспать?
– Пойду! Когда я жил у учителя Миоци, я привык рано вставать и читать гимны, отвечал Огаэ.
– Мы помолимся по дороге, - сказал Игэа, снова улыбаясь.
– Уже нет времени читать гимны.
Когда они проходили мимо изображения Царицы Неба, Игаэ остановился и, склонив голову, проговорил короткую фразу - Огаэ не разобрал ее - и быстро начертил какой-то знак рукой на груди.
– Как мне надо помолиться, ли-Игэа?
– спросил Огаэ. Он не мог заставить себя называть его "учитель Игэа" - это звучало бы, точно предательство Миоци.
– Не надо. Взойдет солнце, прочтешь гимны - а я послушаю.
– Но вы ведь помолились?
– Ты ведь не знаешь, кому я молился - как же ты будешь молиться, не зная, кому? Пойдем, скоро рассвет. Обуй сандалии, босиком ты далеко не уйдешь, и надень вот это - еще прохладно, - с этими словами он протянул мальчику шерстяной плащ - как
Они прошли по тихому, словно вымершему поместью, пересекли лужайку. Игэа уже толкнул калитку изгороди, как их нагнала Аэй.
Поцеловав Огаэ, она сунула ему завернутые в полотенце горячие лепешки, потом порывисто обняла мужа и проговорила:
– Будь осторожен, Игэа.
– Хорошо, моя Аэй, - ответил тот.
Он поцеловал ее, и щеки ее залил румянец. Она кинула смущенный взгляд на Огаэ и закуталась в свое пестрое покрывало.
Игэа поправил на плече ремень дорожной сумы и, пропустил Огаэ вперед, толкнув калитку. Та описала широкую дугу и ударилась о стволы молодой поросли - дождь утренней росы обдал обоих.
Аэй всплеснула руками, но Игэа и его юный ученик уже шли по узкой тропке, ведущей к реке.
Аэй осторожно закрыла калитку, опустила деревянный засов и прислушалась. Высокий детский голос пел вдалеке:
– О, восстань!
Утешь ожидающих Тебя,
обрадуй устремляющих к Тебе взор.
– О, восстань!
Тебя ждут реки и пастбища,
к Тебе взывают нивы и склоны холмов,
– О, восстань!
к Тебе подняты очи странников,
в Тебе - радость оставленных всеми,
– О, восстань!
чужеземец и сирота не забыты Тобой,
чающие утешения - не оставлены.
– О, восстань!
В видении Твоем забывает себя сердце -
– О, восстань!
+++
– По книгам ты уже много учился, теперь настала пора учиться по-другому - смотреть и запоминать. Видишь, у этой травы листья тонко-тонко зазубрены по краю - словно златокузнец обтачивал их? Это "орлиная слеза", она останавливает кровотечение при болезнях груди. Сможешь найти еще одну такую?
Огаэ бегом бросился по лугу, высматривая "орлиную слезу". Игэа смотрел на него, пряча улыбку.
– Вот, - сказал мальчик.
– Нашел! Здесь их много, мкэ ли-Игэа.
– Посмотри-ка сам, - сказал его наставник, ловко удерживая в пальцах левой руки оба растения.
– Это одна и та же трава, по-твоему?
– Да, - растерялся Огаэ.
– Как вы и сказали - зазубренные листья.
– А стебель? Видишь, он не гладкий, а пушистый. Это не "орлиная слеза", это просто похожий на нее сорняк. Рыночные торговки счищают пух со стебля и продают его как "орлиную слезу". Но и тогда настоящую "орлиную слезу" можно легко отличить от ложной. Настоящая целебная трава будет и сухая издавать аромат, если растереть ее в руках. А свежая... Ну-ка, попробуй.