Жеребята
Шрифт:
– У меня - да, но у тебя могут быть еще дети.
– У нее такая же родинка, как у тебя. Ты, наверное, знала об этом давно, а я недавно заметил. Хотел ее отшлепать за шалости, и рука не поднялась.
– Ты никогда ее не шлепал, не ври, пожалуйста!
– Вот я и говорю, что рука не поднимается. Дай я поцелую твою родинку.
– Игэа!
– Что?
– Я хочу поговорить.
– А мы разве не разговариваем? Что ты хмуришься?
– Я говорю, что не хочу, чтобы у тебя не было больше сыновей.
–
– Игэа, я давно хотела тебе сказать - женись снова.
– Что?
– Возьми вторую жену.
– И третью. Будет три жены, как у ли-шо-Оэо. У него от этого сердце и сдает. А я еще пожить хочу.
– Игэа!
– Да, госпожа моя.
– Игэа, что ты все целуешься, давай поговорим начистоту.
– Давай целоваться и говорить начистоту. Я не возьму вторую жену. Что за глупости? На что мне она?
– Она родит тебе сыновей. Тебе надо передать свое искусство.
– Ты родила мне сыновей... Ты отдала мне все, что у тебя было. Твоя жизнь - моя жизнь. Если она такая у тебя, то и у меня она не лучше и не хуже... У нас одна жизнь на двоих. Как я предпочту тебе кого-то другого ради того, чтобы у меня были какие-то еще сыновья от другой женщины? У нас есть дети, их ничто не в силах отнять от нас - от меня и от тебя.
– Это правда, Игэа?
– А это правда, что ты заставляешь меня привести в дом вторую жену, и твое сердце не наполняется ревностью?
– Да, конечно, я буду ревновать, но я сдержу себя - ради тебя.
– И мне не надо сыновей ни от кого другого - ради тебя. Ты понимаешь? Посмотри мне в глаза. О, Аэй! Как же я люблю тебя! Как я тебя люблю!
– Я тоже, Игэа...
– Мама! Папа!
Лэла вбежала в родительскую спальню с куклой в одной руке и венком в другой и с разбегу упала между родителями.
– Доченька! Что с тобой?- вскрикнула Аэй.
– Это тебе веночек, мама!
– она водрузила на голову Аэй венок и удовлетворенно добавила: - Теперь ты красивая.
– Тебе приснился страшный сон?
– Игэа подхватил Лэлу подмышки и поднес к окну.
– Там жужжат комары, я их боюсь.
– Смотри - какая луна. Знаешь, что она говорит?
– Ты опять будешь говорить, что она говорит, что детям пора спать, - надулась девочка, потом добавила.
– Хорошо, скажи луне, что я буду с вами спать.
Огаэ
– Значит, ты доверяешь мне своего юного белогорца? Надолго?
– До снега... может быть, и дольше. Я занят в Иокамме целые дни, Огаэ совсем лишен моего внимания. Я решил, что ему непременно надо пожить какое-то время в вашей семье. Огаэ слишком погружен в себя, в мысли о своей утрате. Это не служит ему на пользу. Подготовь его, пожалуйста, к экзамену на младшего писца - я хочу, чтобы он поскорее его сдал. Мало ли что может случиться в жизни.
– Я очень рад, что мальчишка
– И Аэй тоже.
– Кроме того, я хотел бы совершить паломничество в Горы, а Огаэ слишком мал для такого трудного пути, так что я опять надеюсь на то, что ты меня выручишь и позаботишься о нем, сколько потребуется.
– Ты что, думаешь навсегда остаться в Белых Горах?- встревожился Игэа.
– Если бы не Сашиа, я бы даже не задумался об этом. Ушел бы через месяц моей жизни в Тэ-ане. Здесь нет времени для созерцания, молитвы, здесь нельзя встретить Великого Уснувшего... Интриги, сплетни, борьба за власть...
– Но пока ты здесь, Шу-эну и Уурту поклоняются раздельно. Стоит тебе уйти, и их алтари будут соединены, и везде будет зажжен темный огонь, - возразил Игэа.
– Он и так будет зажжен везде рано или поздно. Нилшоцэа ждет одного из главных советников царя Фроуэро. После этого они вместе поедут в Миаро, и, возможно, Нилшоцэа вернется оттуда с печатью наместника. Тогда Иокамм и его слово уже ничего не будут значить. Ли-шо-Оэо стар, хранитель башни слег и не встает с постели.
– Ты единственный белогорец в совете - и ты его добровольно покинешь?!
– Я же сказал, что не покину... пока. Но я так хочу уединения, тишины, молчания. А в Тэ-ане их нет.
– А что говорит Иэ?
– А почему ты спрашиваешь меня об этом?- слегка сдвинул брови Миоци.- Я еще не говорил с ним об уходе. Но он знает, что город мне не по сердцу.
– Просто так спросил...- вздохнул Игэа.
– Хорошо, значит, пока ты будешь с нами хотя бы некоторое время. Я рад этому. И рад, что ты привез ко мне Огаэ.
– Будешь его воспитывать по-своему, на женской половине.
– Ты постоянно подшучиваешь над тем, что меня растила мама. Отец, действительно, был занятой человек, все время в столице... Я рос среди мамок и нянек, это правда. Тем страшнее были для меня ваши Белые горы с жестокими учителями-тииками.
Игэа рассмеялся.
– Между прочим, я многое понял о женщинах из-за своего такого небелогорского воспитания. Они такие... совсем другие, чем мы. Ну что ты смеешься? Дурачок. Ты просто ничего о них не знаешь. У них совсем другое сердце, чем у мужчин. Поэтому мы считаем, что они глупые, но они мудрее нас. А какая у них тяжелая жизнь! Ты только подумай...
– Хорошо, хорошо. Ты прав, и тоже самое говорит мне ло-Иэ, - прервал увлеченную речь друга служитель Великого Уснувшего.- Но я ничего не смыслю в тяжелой женской доле, так что поговорим про Огаэ. Думаю, что у тебя в учениках он будет спать до полудня, гулять до полуночи, и есть сладости с утра до вечера. Я закрываю на это глаза - только подготовь его к этому экзамену - к той части, что про травы и лекарства.
– Подготовлю. Хоть немного он отдохнет от белогорского воспитания! Когда ты гостил у нас, тебе очень это нравилось.