Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим
Шрифт:
и продолжать путешествіе самостоятельно. Я прекрасно ладилъ со своими молодыми спутниками и наставникъ намъ ничмъ не докучалъ; но при перездахъ изъ города въ городъ, нужно было столковываться междзг собой, въ поискахъ-же помщенія онъ постоянно колебался, тормозилъ дло и этимъ стснялъ насъ. Итакъ, я ршился просить министра написать обо мн въ Тз’ршгь, чтобы засвидтельствовать мое хорошее поведеніе и доказать, что я вполн способенъ жить и пз'тешествовать самостоятельно. Дло къ счастью удалось и я былъ отъ души благодаренъ посланнику, который съ своей стороны отнесся ко мн съ большой симпатіей и посовтовалъ заняться политикой, чтобы обезпечить себ дипломати-ческзчо карьерз7. Это предложеніе пришлось мн по сердцу и я съ удовольствіемъ остановился на
Между тмъ, совершенно не разбираясь въ себ, не находя въ себ способностей ни къ чему и страдая вдобавокъ склонностью къ постоянной меланхоліи, я нигд не находилъ покоя, такъ какъ самъ не зналъ, чего хотлъ. Я смло подчинялся своей природ, не стремясь никогда къ изученію ея. И лишь много лтъ спустя я понялъ, откзща проистекало мое несчастье: я убдился, что мое душевное равновсіе обезпечено лишь тогда, когда сердце полно возвышенной любовью, а умъ занятъ благороднымъ трудомъ. Всякій разъ, какъ мн не хватало одного изъ этихъ з'словій, я становился неспособенъ къ другому и невыразимо тосковалъ и мучился.
Тмъ временемъ, мн хотлось испытать новую, пол-
ну го свободз'. И не усплъ кончиться карнавалъ, какъ я ршилъ непремнно хать въ Римъ одинъ: нашъ старый менторъ все не назначалъ дня отъзда, говоря, что ждетъ извстій изъ Фландріи. Я не сталъ боле медлить и простился со спутниками; мн хотлось покинуть Неаполь и вновь завидть Римъ, а главное испытать на дл свою самостоятельность. Я не раскаялся въ своемъ постзтпк, такъ такъ товарищи дйствительно просидли въ Неапол весь апрль и опоздали въ Венецію къ празд-никз7 Вознесенія, которымъ я живо интересовался.
Глава III.
ПРОДОЛЖЕНІЕ ПУТЕШЕСТВІЯ.—ПЕРВОЕ ПРОЯВЛЕНІЕ СКУПОСТИ.
Пріхавъ въ Римъ, гд меня поджидалъ мой врный Илья я поселился близъ Тринита-де-Монти (церковь Св. Троицы на гор) въ чистой, веселой квартир, которая меня вполн вознаградила за незщобства, перенесенныя въ Неапол. Въ остальномъ—та же разбросанность, та же скз’ка, та же меланхолія и жажда вновь отправиться въ пз'тешествіе. И что хуже всего—то же невжество въ такихъ вещахъ, которыхъ стыдно не знать, и отсюда—съ каждымъ днемъ растущее равнодушіе къ тмъ прекраснымъ и великимъ памятникамъ, которыми такъ богатъ Римъ. Изъ наиболе извстныхъ только четыре-пять были мн знакомы и я постоянно посщалъ ихъ. Почти ежедневно я бывалъ у графа Ривера, сардинскаго посла, очень достойнаго старика, который не смотря на свою глухоту, не казался мн скучнымъ, а давалъ превосходные совты. Однажды я нашелъ зт него на стол великолпное изданіе Виргилія іп Гоііо, открытое на шестой книг Энеиды. Тогда добрый старикъ, подозвалъ меня къ себ, началъ съ з'влеченіемъ декламировать знаменитые, дивные стихи о Марцелл, которые весь свтъ
знаетъ наиззють. Но несмотря на то, что нсколько лтъ томзг назадъ я переводилъ и изз'чалъ ихъ, теперь я почти ихъ не понималъ, и это такъ пристыдило меня, что я нсколько дней страдалъ и не ршался идти къ графзт. Но ржавчина, которою покрывался мой мозгъ, была такъ сильна, и такъ росла, что для того, чтобы снять ее, недостаточно было мимолетной непріятности. Вотъ почемз7 и святое чувство стыда не оставило ни малйшаго слда въ моей дз’ш; я такъ и не прочелъ ни Внргилія, ни другихъ хорошихъ книгъ въ теченіе многихъ лтъ.
Во время этого второго пребыванія въ Рим я былъ представленъ пап Клименту XIII въ его пышномъ дворц, Монте-Кавалло. Красивый и величественный старецъ въ этой роскошной обстановк произвелъ на меня такое сильное впечатлніе, что я безъ всякаго колебанія палъ ницъ передъ нимъ и поцловалъ его туфлю. А междз7 тмъ,
Пользуясь покровительствомъ графа Ривера, я въ третій разъ просилъ его ходатайствовать за меня при Тзг– ринскомъ двор: я хотлъ попросить разршенія пз^теше-ствовать еще годъ съ тмъ, чтобы постить Францію, Англію и Голландію, такъ какъ эти страны особенно привлекали меня. Это задалось мн, какъ и въ предыдущіе разы, и на 1768 годъ я получилъ полную свободу и возможность странствовать по бломз7 свту. Но тз7тъ случилась маленькая непріятность, которая надолго меня огорчила. Мой опекз7нъ, который вполн самостоятельно велъ мои дла и никогда не давалъ мн подробнаго отчета въ моихъ доходахъ, снабжая меня деньгами по собственному усмотрнію, написалъ но поводз7 предстоящаго путешествія, что на второй годъ онъ назначитъ мн 1500 цехиновъ: на первое же пз’тешествіе опредляетъ 1200. Это извстіе меня очень испз^гало, хотя я не палъ дзтхомъ. Я много слышалъ о дороговизн жизни заграницей и мн представлялось весьма печальнымъ хать безъ достаточныхъ средствъ, и производить тамъ впечатлніе бдняка.
Но я также боялся написать объ этомъ скареду-опекунз1; онъ не преминз'лъ бы пригрозить мн вмшательствомъ короля, безъ котораго не обходились даже самыя интимныя дла Туринской знати. Ему ничего не стоило представить меня въ вид безпз'тнаго мота и принудить возвратиться на родинз'.
Въ виду этого я ршилъ не портить отношеній съ опекуномъ передъ пз’тешествіемъ и старался жить какъ можно экономне, чтобы такимъ способомъ зшеличить сумму ассигнованнз'іо на него и довести ее до 1500 цехиновъ. Тутъ впервые заговорила во мн скзшость. Отъ безпечной расточительности я перешелъ къ самымъ мелочнымъ расчетамъ. Я дошелъ до того, что не только пересталъ посщать римскія древности, гд нужно было давать на чай, но даже прекратилъ выдачз’’ жалованья моему врномз' Иль. Бдный малый объявилъ мн, что въ такомъ случа ему придется воровать у меня свой заработокъ и лишь тогда, скрпя сердце, я зтплатилъ ем}-, что слдовало.
И такъ измельчавши душой отъ всхъ этихъ скаредныхъ разсчетовъ, въ первыхъ числахъ мая я отправился въ Венецію. Скупость заставила меня взять наемнз'Ю карету, не смотря на мою ненависть къ медленному передвиженію. Разница между почтовой и извозчичьей здой была огромная; я съ проклятіями покорился. Часто оставлялъ я Илью въ экипаж со слз'гою и нкоторое разстояніе халъ верхомъ на жалкой, ежеминз'тно спотыкавшейся, кляч. Всю дорогу я считалъ по пальцамъ, во что мн обойдутся эти десять-двнадцать дней пути и мсяцъ жизни въ Венеціи; расчитывалъ, сколько мн зтдастся выгадать такимъ образомъ для дальнйшаго путешествія, и тратилъ силы зтма и сердца на эти презрнныя вычисленія.
Карета была нанята до Болоньи; но дохавъ до Лорето, я почз'вствовалъ такую скуку и душевную тоскзг, что пересталъ скаредничать и ршилъ разстаться какъ можно скоре съ надовшимъ мн возничимъ. Молодость
и пылкость нрава побдила во мн на этотъ разъ холодную расчетливость; понеся порядочный убытокъ, (я заплатилъ почти за все разстояніе до Болоньи), я разсчитался съ кучеромъ и со свободной душой отправился дальше на почтовыхъ и съ тхъ поръ сдлался благоразумнымъ, безъ скаредности.
На обратномъ пути Болонья мн понравилась еще меньше, чмъ когда я ее видлъ въ первый разъ. Лорето меня очень мало тронуло; и думая только о Венеціи, о которой съ дтства слышалъ столько чудесныхъ разсказовъ, я лишь на одинъ день остановился въ Болонь, а затмъ продолжалъ путь черезъ Феррару. Я покинулъ этотъ городъ даже не вспомнивъ, что тутъ родился и умеръ божественный Аріосто, чью поэму я читалъ съ такимъ удовольствіемъ и чьи стихи были первыми прочитанными мною въ жизни. Но мой бдный з’мъ еще постыдно спалъ и съ каждымъ днемъ становился все мене и мене отзывчивымъ ко всему, что касалось ли-тератз'ры. Что касается знанія жизни и людей, то каждый день приносилъ мн нчто, хотя я этого и не замчалъ, ибо мн приходилось наблюдать очень многое въ области нравовъ.