Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

Альфиери Витторио

У моста Лагоскуро я слъ въ быстроходную барку, чтобы скорй добраться до Венеціи, и очутился въ обществ нсколькихъ танцовщицъ, изъ которыхъ одна была очень красива. Но эта встрча нисколько не скрасила мн скучнаго пути, который до Кіоцца продолжался два дня и одну ночь: эти нимфы изображалин изъ себя добродтельныхъ Сусаннъ, а я никогда не могъ переносить вида притворной добродтели. Но вотъ, наконецъ, я въ Венеціи. Въ первые дни необычайность мстоположенія приводила меня въ восторгъ. Даже здшнее нарчіе я слушалъ съ удовольствіемъ, быть можетъ, благодаря тому, что комедіи Гольдони съ дтства пріучили меня къ нем}’; оно отличается большимъ изяществомъ и ем}^г нахватаетъ лишь величавости. Толпа иностранцевъ, большое количество театровъ, разнообразіе развлеченій и тор-

ЖИЗНЬ ВИТТОРІО АЛЬФІЕРИ.

6

жествъ, еще боле пышныхъ изъ за прізда герцога Вюртембергскаго, чмъ бываетъ обычно па праздник Вознесенія,—и кром того, великолпныя гонки задержали меня въ Венеціи до половины іюня.

Но все это меня мало развлекало. Обычная меланхолія,

скука и желаніе перемнъ начинали преслдовать меня какъ только я немного привыкалъ къ новымъ впечатлніямъ. Часто я цлыми днями не выходилъ на улицу, одиноко проводя ихъ въ своей комнат. Я подходилъ къ окну, оттуда переглядывался и переговаривался съ молодой дамой, жившей напротивъ; конецъ дня я проводилъ въ дремот или чаще всего въ слезахъ, не находя себ душевнаго покоя и не понимая причины своей тоски. Нсколько лтъ спустя, когда я сталъ лз’чше разбираться въ себ, я понялъ, что это было болзненное состояніе, которое охватывало меня каждый годъ весной, иногда даже въ іюн мсяц. Оно длилось и давало себя чувствовать въ зависимости отъ того, насколько праздны и опзютошены были мой умъ и сердце. Съ тхъ поръ я сдлалъ еще одно наблюденіе, сравнивъ себя съ безошибочнымъ барометромъ: мое творчество было тмъ легче и вдохновенне, чмъ меньше было давленіе атмосферы. Я становлюсь совершенно тз^гпымъ во время втровъ равноденствія и солнцестоянія, по вечерамъ я бываю несравненно мене проницательнымъ, чмъ по з^гтрамъ. И, наконецъ, мой энтз’зіазмъ гораздо сильне зимой и лтомъ, чмъ въ переходное время года. Эта особенность моей натуры, которая, впрочемъ, присз^гща всмъ чуткимъ людямъ, сильно усмиряла во мн горделивое сознаніе кое-чего достигнутаго и очень облегчала минуты недовольства собой; я могъ з^гтшать себя мыслью, что не въ моей власти постз'пить иначе.

Глава IV.

КОНЕЦЪ ПУТЕШЕСТВІЯ ПО ИТАЛІИ.—Я ВПЕРВЬІЕ ВЪ ПАРИЖЪ.

Въ общемъ, пребываніе въ Венеціи скоре наскучило мн, чмъ развлекло. Я ничего не вынесъ изъ него. Исключительно занятый мыслями о предстоящемъ путешествіи, я не видалъ и десятой доли тхъ сокровищъ живописи, скульптуры и архитектуры, которыми такъ богата Венеція; достаточно сказать, къ моему безконечному стыду, что я не видалъ и Арсенала. Я даже бгло не старался ознакомиться съ образомъ правленія этой страны, который такъ своеобразенъ и можетъ быть названъ, если не образцовымъ, то, во всякомъ случа, рдкимъ, ибо просуществовалъ нсколько вковъ, давая миръ, благоденствіе и способствз^гя процвтанію города. Я просто прозябалъ въ бездйствіи, все еще лишенный пониманія изящныхъ искз’сствъ. Наконецъ, я покинулъ Венецію и мой отъздъ, по обыкновенію, былъ гораздо боле радостнымъ, чмъ пріздъ сюда. Пріхавъ въ Падую и сразу разочаровавшись въ этомъ город, я не искалъ случая познакомиться съ тми знаменитыми профессорами, которыхъ, нсколько лтъ позже, я такъ желалъ узнать; но тогда одно упоминаніе о профессорахъ, о научныхъ занятіяхъ, объ университет—заставляло меня содрогаться. Я не вспомнилъ,—если только зналъ объ этомъ,—что въ нсколькихъ миляхъ отъ Падуи покоится прахъ нашего великаго второго 3-читеяя—Петрарки. Да и что мн было до него за дло, когда я и не читалъ, и не слыхалъ, и не понялъ бы ни строки изъ его произведеній. Такимъ образомъ, постоянно подстрекаемый и гонимый своей праздностью и скукой, я, не останавливаясь, прохалъ черезъ Виченцу, Верону, Мантую и Миланъ, чтобы какъ можно скоре попасть въ Генз^ю, которз’Ю видлъ раньше лишь наскоро, во время пз'ти. У меня были рекомендательныя письма во вс города, которые я выше

назвалъ; но, большей частью, я не пользовался ими, а если и отдавалъ по назначенію, то показывался Т}-да вторично лишь тогда, когда на этомъ настаивали, что случалось весьма рдко. Эта чрезмрная нелюдимость происходила во мн отъ гордости и непреклонности характера, предоставленнаго самому себ, а также и отъ природнаго и непобдимаго отвращенія къ новымъ лицамъ. Однако, трудно было не встрчать новыхъ людей, постоянно мняя мсто жительства. Я былъ бы вполн удовлетворенъ, если бы могъ жить всегда съ тми же людьми, но не на одномъ и томъ же мст.

Такъ какъ въ Генз^ не было сардинскаго посланника, а у меня не было другихъ знакомыхъ, кром моего банкира, я скоро сталъ скучать и ршилъ захать въ конц іюня, но въ одинъ прекрасный день этотъ банкиръ пришелъ навстить меня. Это былъ достойный человкъ, хорошо знавшій свтъ; зазнавши о моей меланхоліи, нелюдимости и одиночеств, онъ спросилъ меня, какъ я провожу время; 3-знавъ, что у меня нтъ ни книгъ, ни знакомыхъ, и что я только и длаю, что сижу на балкон, бгаю по улицамъ Генуи или катаюсь вдоль берега на лодк, онъ сжалился надо мною и захотлъ непремнно познакомить меня съ однимъ изъ своихъ дрз'зей. Это былъ кавалеръ Карло Негрони, прожившій въ Париж большую часть своей жизни; видя, какъ я стремился попасть тз’да, онъ мн разсказалъ всю правду о Париж; я поврилъ его словамъ лишь нсколько мсяцевъ спз’стя, когда пріхалъ въ Парижъ. Тмъ временемъ, этотъ любезный господинъ представилъ меня во многіе хорошіе дома, а также ввелъ на банкетъ, дававшійся, по обыкновенію, въ честь новаго дожа. Здсь я 43-ть не влюбился въ однз^г прелестнзто дамз’, которая была со мной очень любезна; но съ другой стороны, я такъ стремился поки-нз'ть Италію для новаго пзчгешествія, что на этотъ разъ любовь не овладла моимъ сердцемъ: она ждала меня въ недалекомъ бзщуіцемъ.

Наконецъ, я

слъ на небольшое судно, отправлявшееся

въ Антибъ, и мн показалось, что я ду въ Индію. Въ моихъ проіулкахъ по морю я обыкновенно зщалялся отъ берега лишь на нсколько миль; но на этотъ разъ, благодаря попз’тномз’ втрз⁷, мы вышли въ открытое море; постепенно втеръ такъ усилился, что мы очутились въ опасности, и иамъ пришлось зайти въ Савонз⁷, на два дня,—ждать хорошей погоды. Эта задержка такъ меня опечалила и раздосадовала, что я не вышелъ на берегъ, даже для того, чтобы посмотрть знаменитую Савонскз⁷ю Мадоннз⁷. Я не хотлъ больше ни видть Италіи, ни слышать о ней; каждое лишнее мгновеніе, проводимое мною здсь, было мн въ тягость, и, казалось, сокращало З’до-вольствія, ожидавшія меня въ Париж. Это происходило отъ необз'зданнаго моего воображенія, которое постоянно през^твеличивало и радости и горе, раньше чмъ я испытывалъ ихъ; поэтомз⁷ на дл они всегда оказывались совсмъ не такими значительными и не соотвтствовали моимъ ожиданіямъ.

Когда я высадился въ Антибо, мн казалось, что все здсь создано, чтобы радовать меня: дрз^ггой языкъ, дрз’гіе обычаи, дрз^тгая архитектура, новыя лица; и хотя эта разница во всемъ не говорила въ пользз^т здшней страны, я находилъ въ ней много прелести. Я скоро отправился въ Тзчіонъ, а оттзща въ Марсель, ничего не посмотрвъ въ Тулон, который мн не понравился съ перваго взгляда. ДрЗ^тгое дло—Марсель; веселый видъ города, его новыя, чистыя и прямыя зчіицы, красота гавани, ловкость и бойкость двицъ,—все это сразу привело меня въ восторгъ, и я быстро ршилъ остаться здсь на мсяцъ. Я думалъ поступить такъ и для того, чтобы не быть въ пути во время сильной іюльской жары. Въ гостиниц, къ обдз⁷ и къ ужинз⁷, за круглымъ столомъ собиралось многочисленное общество; но я не былъ обязанъ разговаривать, (а это всегда стоило мн большихъ трз^тдовъ изъ за природной молчаливости); остальные часы дня я проводилъ одинъ, но не скучалъ. Моя молчаливость, происходившая отчасти отъ застнчивости, которз^гю я никогда не могъ

вполн побороть въ себ, еще увеличивалась за этимъ столомъ, изъ за безконечнаго пустословія окружавшихъ меня французовъ. Они были люди различныхъ положеній, но большинство офицеры и кз^тпцы. Замкнутость моего характера мшала мн сблизиться или подружиться съ кмъ нибудь изъ нихъ. Я охотно слушалъ ихъ, хотя малому научился отъ этого; но я всегда могъ слушать, безъ особаго труда, кого угодно, и даже самыя глз'пыя разсужденія пустыхъ людей.

Одна изъ главныхъ причинъ моего стремленія во Францію была возможность часто посщать здсь театръ. За два года до этого я видлъ въ Турин труппу французскихъ комиковъ и въ теченіе всего лта посщалъ ихъ представленія; мн были знакомы почти вс комедіи и лучшія изъ трагедіи, которыя они играли. Ни въ Турин, ни во время моихъ путешествій по Франціи, мн еще не приходила въ голову мысль, что настанетъ день, когда у меня явятся склонность и талантъ къ дра-матическомз^ творчеству. Я смотрлъ произведенія другихъ авторовъ съ большимъ вниманіемъ, но безъ всякой опредленной цли и безъ малйшаго желанія самому отдаться творчеству; долженъ признаться къ тому же, что комедіи производили на меня гораздо боле сильное впечатлніе, чмъ трагедіи, хотя я отъ природы былъ скоре склоненъ къ слезамъ, чмъ къ смху. Поздне, когда я сталъ дз^г– мать объ этомъ, мн показалось, что главная причина моего равнодушія къ трагическому искусствз^ заключалась въ томъ, что почти во всхъ французскихъ трагедіяхъ есть эпизодическія лица, которыя своими выстзшленіями только удлиняютъ дйствіе и этимъ ослабляютъ впечатлніе. Благодаря-же томз% что мой слухъ былъ избалованъ итальянскимъ языкомъ, (хотя я и не желалъ быть итальянцемъ), мн было очень непріятно слушать скучные фран-цз'зскіе стихи съ парными римами, и не нравились самые звуки этого языка. Не знаю почему, но, несмотря на то, что артисты были гораздо лучше нашихъ и играли превосходныя и глз'боко-содержательныя произведенія, к ча-

сто не выносилъ отъ нихъ никакого впечатлнія и ухо-дилъ домой недовольнымъ. Изъ трагедій боле всего мн нравились „Федра“, „Альзира“, „Магометъ" и еще немногія другія.

Кром театра, моимъ любимымъ удовольствіемъ въ Марсел было цлыми вечерами кушаться въ мор. Я нашелъ очень живописное мстечко на мыс, расположенномъ направо отъ гавани. Тамъ я сидлъ на песчаномъ берегу', прислонившись къ скал, скрывавшей отъ меня землю, и видлъ лишь небо и море. Среди этого величія природы я предавался мечтамъ цлыми часами,, любуясь на игру солнца въ волнахъ; и сколько поэтическихъ произведеній я могъ бы создать тогда, если бы умлъ выражаться прозой или стихами хоть на какомъ нибудь язык!

Но въ конц концовъ и жизнь въ Марсел надола мн, т. к. все скоро надодаетъ бездльникамъ. Я все время бредилъ Парижемъ; ю-го авгуюта, покинувъ Марсель, походя скоре на бглеца, чмъ на путешественника,., я безъ остановокъ прокатилъ до Ліона. Ни Эксъ со своими чущными прогу'лками, ни Авиньонъ, служившій нкогда мстопребываніемъ папъ и хранящій прахъ знаменитой Лауры, ни Воклюзъ, гд такъ долго жилъ божественный Петрарка,—ничто не могло остановить меня по пути въ Парижъ. Въ Ліон уюталость задержала меня на дв ночи и одинъ день; но посл этой остановки я съ прежней стремительностью пустился въ путь и черезъ Бургундію, меньше чмъ въ три дня, дохалъ до Парижа.