Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

Альфиери Витторио

унялось, что я могъ спокойно носить его. И меня даже мене преслдовали за фальшивые волосы, чмъ двухътрехъ сотоварищей по несчастью. Я понялъ съ тхъ поръ, что всегда слдуетъ притвориться, будто отдаешь добровольно то, что все равно будетъ у тебя отнято.

Въ томъ ж-е году у меня появились новые зрителя,— одинъ по клавесинз', дрзъой по географіи. Я охотно занимался съ глобусомъ и картами, которые развлекали меня, и длалъ недз^грные успхи въ географіи, куда присоединялись кое-какія свднія по исторіи, въ особенности древней. Учитель географіи, родомъ изъ долины Аоста, преподавалъ по-францз'зски и давалъ мн для чтенія франдз'зскія книги, которыя я понемногз^г сталъ понимать; среди нихъ былъ Оіі Віаз, который привелъ меня въ восхищеніе: это была первая книга посл Энеиды въ перевод Каро, которую я прочелъ подрядъ и съ начала до конца. Съ той поры я сталъ завлекаться романами и прочелъ большое число ихъ въ род „Кассандры", „Альма-хильды" и т. п. Боле всего мн нравились и сильне всего меня трогали самые мрачные или самые чз'встви-тельные. Среди романовъ мн попались „Записки значительнаго человка", и я перечелъ ихъ по

меньшей мр разъ десять. Что же касается клавесина, то, несмотря на мою безмрную страсть къ мз^гзык и довольно большія природныя способности, я, все-таки, не длалъ никакихъ успховъ и резз^гльтатомъ моей игры было лишь физическое развитіе пальцевъ. Ноты совершенно не давались мн, у меня былъ слухъ и музыкальная память, вотъ и все. Кром всего прочаго, я приписываю непреодолимыя трз^тдности, которыя я испытывалъ при з^ченіи нотъ, весьма незщачномз' выборз^ времени для зарока: тотчасъ посл обда. Во вс поры жизни я на дл убждался, что въ послобденный часъ я бываю совершенно неспособенъ къ какомз' бы то ни было умственному напряженію, не могу даже просто сосредоточить взоръ на бумаг или какомъ-либо предмет. Нотныя страницы, съ ихъ пятью строго параллельными линейками, плясали у меня въ гла-

захъ, н посл часового урока я отходилъ отъ клавесина какъ въ туман и весь остатокъ дня чувствовалъ себя полубольньшъ н отупвшимъ.

Уроки танцевъ и фехтованія проходили не съ большимъ успхомъ: фехтованіе не давалось мн, такъ какъ я былъ безусловно слабъ, чтобы долго находиться въ позиціи и принимать вс необходимыя положенія (къ тому же мн приходилось браться за шпагз' обыкновенно именно посл обда, часто даже какъ разъ посл клавесина); въ танцахъ же я не длалъ успховъ потому, что глубоко ненавидлъ ихъ; кром того, мой учитель былъ французъ, только что пріхавшій изъ Парижа; своимъ нагло-приличнымъ видомъ, каррикатз^грно вылощенными движеніями и слащавостью рчи онъ з^– че-тверялъ мою врожденную непріязнь къ этому кз^гкольномз’ искусству. Моя антипатія зашла такъ далеко, что по прошествіи нсколькихъ мсяцевъ я совсмъ отказался отъ его уроковъ и такъ и не з'млъ всю свою жизнь протанцовать даже половины менуэта. Достаточно одного этого слова, чтобы разсмшить меня и вмст съ тмъ заставить раздражаться. Такъ дйствз^гетъ на меня съ того времени всякій французъ и вс ихъ постз'пки, представляющіе изъ себя нескончаемый менз^гэтъ, да еще часто плохо вытанцованный. Я отношз' въ значительной степени на счетъ этого учителя танцевъ то неблагопріятное и, можетъ быть, несправедливое чз^гвство, которое навсегда сохранилось у меня въ глз’бин души противъ французской народности. У францз^гзовъ есть также немало милыхъ и цнныхъ качествъ, но первыя впечатлнія, которыя возникаютъ въ юномъ, столь воспріимчивомъ, возраст, уже не стираются и почти не ослабляются въ поелдзчощіе годы. Позже разз’мъ борется съ ними, но это оорьба, которую надо возобновлять каждый день, чтобы добиться побды—безпристрастнаго сз^тжденія; да и то оно рдко дается.

Отыскивая слды моихъ первыхъ размышленій, я на-хожз’ еще дв причины, которыя съ дтскихъ лтъ про-

бз'дили во мн нерасположеніе ко всему французскому-Первая состоитъ въ томъ, что еще когда я жилъ въ Асти въ родительскомъ дом, до третьяго брака моей матери, черезъ этотъ городъ случилось прозжать герцогин Пармской, францз'женк по рожденію, которая хала въ Парижъ или возвращалась оттуда. Она занимала со своими дамами и слз'жанками огромную каретз^г, вс он были сильно нарз'мянены, что представляло для меня невиданное зрлиіце, такъ какъ въ Италіи румянъ не употре-бляли; все это сильно поразило мое воображеніе и я еще долго впослдствіи разспрашивалъ, теряясь въ догадкахъ, о томъ, какз'іо цль могло имть з’крашеніе столь странное, смшное и столь противное природ. Вдь, когда болзнь, пьянство или любая иная причина придаетъ человческому' лицу эту непріятнучо краснотз', принимаются же мры, чтобы скрыть ее изъ опасенія стать предметомъ сожалнія или насмшекъ. Эти французскія мордочки надолго оставили во мн глз’бокое чушство брезгливости и отвращенія къ французской женщин.

А вотъ вторая причина моей антипатіи: когда, много времени спустя, я изу'чалъ географію, я отчетливо видлъ на карт, какъ велика разница въ протяженіи, занимаемомъ съ одной стороны Франціей, съ другой Англіей и Пруюсіей; и, тмъ не мене, военныя извстія неизмнно говорили о новыхъ пораженіяхъ Франціи на сулп и на мор. Прибавьте къ этому, что еще въ раннемъ дтств мн говорили, что французы много разъ завладвали нашимъ Асти и что въ послдній разъ они были захвачены здсь въ плнъ въ числ шести или семи тысячъ и даже боле, причемъ дозволили взять себя, какъ трусы, не оказавъ никакого сопротивленія, тогда какъ до этого вели себя, по своему' обычаю, нагло и своевольно. Вс эти разнообразныя свойства, соединявшіяся для меня въ одно представленіе въ лиц моего учителя танцевъ, смшную нарз’жность и нелпыя манеры котораго я изобразилъ выше, навсегда заронили въ мое сердце смшанное чувство отвращенія и презрнія къ этой непріятной націи.

Я завряю, что всякій человкъ, который въ зрломъ возраст вздз'маетъ спросить себя о первичныхъ причинахъ своихъ симпатій или антипатій къ отдльнымъ личностямъ, собирательнымъ цлымъ или даже народамъ, найдетъ, пожалуй, незамтныя смена этихъ чз^твствъ въ дтскихъ впечатлніяхъ; можетъ быть, он окажз'тся мало отличными отъ описанныхъ мною и столь же незначительными. Да! ничтожная вещь—человкъ.

Глава VII.

СМЕРТЬ ДЯДИ.—Я СТАНОВЛЮСЬ ВПЕРВЫК СВОБОДНЫМЪ.—МОЕ ПОСТУПЛЕНІЕ ВЪ ПЕРВОЕ ОТДЛЕНІЕ АКАДЕМІИ.

!7⁶5-

Проживъ десять мсяцевъ въ Кальяри, дядя з’меръ. Ему было не

боле шестидесяти лтъ, но онъ сталъ слабъ здоровьемъ. Передъ отъздомъ въ Сардинію, онъ постоянно говорилъ мн, что я его больше не з^гвижз^г. У меня не было къ немз^1, настоящей привязанности. Я видался съ нимъ очень рдко и онъ былъ по отношенію ко мн строгъ, даже сз'ровъ, хотя всегда справедливъ. Это былъ человкъ достойный з^тваженія за прямоту и мз’жество, благодаря которымъ отличался на войн. Одаренный очень твердымъ и очень рзко выраженнымъ характеромъ, онъ обладалъ всми нзокными для начальствованія качествами. Онъ слылъ, между прочимъ, за очень З'мнаго человка, но з^тмъ его былъ совершенно задавленъ книгами, которыя онъ читалъ безъ всякой системы и безъ мры, и на которыя опирался съ самоз^гвренностыо, не дававшей пощады ни древней исторіи, ни новой. Меня не очень огорчила эта смерть, сразившая его вдали отъ меня и предвиднная всми его дрз^тзьями; къ томз- же, благодаря <?й, я становился свободнымъ и могъ неограниченно рас-

поряжаться доходами съ имущества моего отца, къ которому теперь прибавилось еще значительное наслдстводяди.

По пьемонтскимъ законамъ, юноши, достигшіе четырнадцатилтняго возраста, освобождаются отъ опеки, причемъ имъ назначаютъ попечителя, который предоставляетъ въ ихъ полное распоряженіе весь годовой доходъ, оставляя за собой власть запрещать продажу недвижимаго имущества. Сдлавшись столь самостоятельнымъ въ четырнадцать лтъ, я преисполнился гордостью и фантастическими планами. Въ это время пришелъ приказъ отъ опекуна удалить Андрея, моего полу-слугу, полу-воспитателя. Это было вполн разумно, такъ какъ онъ обратился въ настоящаго-пьяницу, развратника и скандалиста. Его погубило бездлье и отсутствіе всякаго надзора. Онъ всегда дурно-обращался со мною и когда бывалъ пьянъ, а это слз’ча-лось четыре или пять дней въ недлю, то даже билъ меня. Во время моихъ частыхъ болзней онъ ограничивался тмъ, что давалъ мн сть, а потомъ уходилъ, оставляя меня запертымъ въ комнат иногда отъ обда до самаго-ужина. Все это, конечно, замедляло мое выздоровленіе и преждевременно вызвало то зокасное состояніе меланхоліи, которое было естественнымъ слдствіемъ моего темперамента. И все же,—кто повритъ этому?—не одну недлю-плакалъ я и вздыхалъ по немъ. Я не могъ противиться вол опекуна, у котораго были вскія основанія з'брать его; но нсколько мсяцевъ подъ рядъ я навщалъ его по четвергамъ и воскресеньямъ, такъ какъ ему былъ запрещенъ входъ въ академію. Меня сопровождалъ къ нему новый лакей, ко мн приставленный, человкъ хотя и грз^г– боватый, но въ сущности добродушнаго нрава. Я даже снабжалъ его деньгами нкоторое время и давалъ емз' вс, впрочемъ небольшія, имвшіяся у меня на рз^кахъ. суммы. Въ конц концовъ онъ нашелъ себ другое мсто, и перемна обстановки, послдовавшая посл смерти дяди, развлекла меня настолько, что я пересталъ о немъ дз^гмать. Впослдствіи я старался отдать себ отчетъ въ этой неразумной привязанности къ столь недостойному человку. Если бы я хотлъ выставить себя въ лучшемъ свт, я бы сказалъ, что она являлась результатомъ моего врожденнаго благородства, но на самомъ дл причины были иныя. Лишь позже, при чтеніи Плз'тарха, я сталъ воспламеняться любовью къ слав и добродтели и з^читься дивному искусству платить добромъ за зло. Я любилъ Андрея по старой семилтней привычк и цнилъ т хорошія качества, которыми онъ былъ одаренъ: легкость пониманія, ловкость въ исполненіи всего, за что бы онъ ни брался. Длинныя исторіи, которыя онъ мн безпрестанно разсказывалъ, отличались складностью, были интересны и не лишены фантазіи. Благодаря имъ я скоро забывалъ его грубость и оскорбленія и онъ зналъ, что это было врнымъ средствомъ примиренія. Тмъ не мене, мн теперь трз'дно показать, какъ я, при своемъ прирожденномъ отвращеніи къ насилію и грубости, могъ при-выкнз’ть къ гнету этого человка. Впослдствіи размышленіе объ этомъ сдлало меня снисходительнымъ къ деспотизму госз^гдарей, который являлся только слдствіемъ ихъ дтскихъ впечатлній, оставляющихъ глз'бокій слдъ на всю жизнь.

Первое, чмъ я воспользовался по смерти дяди, была возможность посщать манежъ. Ходить тз^гда было моимъ самымъ горячимъ желаніемъ, но до сихъ поръ мн въ этомъ всегда отказывали. Теперь пріоръ академіи, узнавъ, что я хочу учиться верховой зд, ршилъ использовать это для моего же блага. Онъ общалъ мн взять учителя верховой зды, если я сдамъ зшиверситетскій экзаменъ по логик, физик и геометріи. Я тотчасъ же ршился на это и сталъ искать репетитора, который бы мн помогъ возстановить въ памяти мои и безъ того сомнительныя познанія. Черезъ пятнадцать-двадцать дней я научился кое-какъ связывать дюжину латинскихъ фразъ и этого было достаточно, чтобы удовлетворительно отвчать на немногіе вопросы экзаменаторовъ. Такимъ путемъ, мене чмъ въ мсяцъ, я добился аттестата, вслдствіе чего, наконецъ,

могъ ссть въ первый разъ въ жизни на лошадь. Въ этомъ искусств мн суждено было отличиться много лтъ сп}^т– стя. Тогда же я былъ малъ ростомъ, тщедушенъ, не имлъ въ колняхъ той силы, которая необходима для исі<з^гснаго наздника. Но упорство и страстность, съ которыми я взялся за дло, замнили силу и я скоро сдлалъ замтные успхи въ умніи править лошадью, 43’вствовать ея движенія и особенности. Благодаря этому прекрасномз⁷ З’пражненію я скоро поздоровлъ, выросъ и замтно воз-мужалъ. Словомъ, для меня началось новое существованіе.

По смерти дяди, опека смнилась попечительствомъ, гнетъ Андрея кончился, аттестатъ былъ въ карман, лошадь въ моемъ распоряженіи, и надо было видть, какъ я день ото дня все выше подымалъ головз⁷. Я объявилъ пріору и попечителю, что изученіе законовъ мн надоло, что я на него только даромъ тратилъ время и твердо ршилъ бросить это. Попечитель посовтовался съ директоромъ академіи и они ршили перевести меня въ первое отдленіе: тамъ было больше свободы въ преподаваніи, о чемъ я говорилъ выше.