Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим
Шрифт:
Тридцать семь лтъ длится союзъ этихъ людей, живыхъ образцовъ всхъ домашнихъ добродтелей, любимыхъ и почитаемыхъ всми ихъ согражданами; это особенно относится къ моей матери, которз'ю героическая и страстная сострадательность заставила посвятить себя всецло на слзтженіе бднякамъ.
Въ теченіи этого долгаго времени она потеряла старшаго сына и вторз’Ю дочь отъ перваго брака; затмъ двз^хъ сыновей отъ третьяго мужа, такъ что теперь я остался ея единственнымъ сыномъ; а сзтдьба моя сложилась такъ, что я не могу быть съ нею; это весьма часто наводитъ меня на печальныя размышленія. Ііо я страдалъ бы гораздо больше и никогда не ушелъ бы отъ нея, если бы не былъ такъ завренъ въ ея возвышенномъ
Да простятъ мн это отстзшленіе, быть можетъ, излишнее, во имя достойнйшей изъ матерей.
Глава II.
ДТСКІЯ ВОСПОМИНАНІЯ.
1752-
Пристзшая къ повствованію о моемъ самомъ нжномъ возраст, я долженъ сказать, что отъ времени младенческаго прозябанія у меня зщлло только одно воспоминаніе о дяд съ отцовской стороны; помню какъ онъ поставилъ меня на старомъ комод—мн было тогда года три или четыре—и, осыпая горячими ласками, угощалъ превосходными конфектами.
Его самого я совершенно забылъ, остались въ памяти лишь ех'о большіе башмаки съ четырехъ-угольными носками.
Много лтъ спустя, когда я увидалъ однажды такого» фасона башмакъ, какой носилъ мой дядя,—въ это время уже давно умершій,—видъ этой обуви, въ наши дни совершенно вышедшей изъ употребленія, пробудилъ во мн вс ощущенія, какія я испыталъ тогда отъ ласкъ и кон-фектъ дяди, и манеры его и вкусъ этихъ конфектъ ожили въ моемъ воображеніи.
Я позволилъ моему перу запечатлть это дтское воспоминаніе, полагая, что оно можетъ имть свою полезность для тхъ, кто размышляетъ о механизм нашихъ идей и ощущеній и объ интимной его тонкости. Когда мн было около пяти лтъ, меня замучила дизентерія. И мн кажется, въ ум моемъ брезжило сознаніе страданій, и хотя я не имлъ никакого понятія о смерти, я желалъ ея какъ избавленія и еще потомз», что слышалъ передъ этимъ объ умершемъ брат, что онъ сдлался ангеломъ.
Несмотря на вс усилія припомнить еще что-ннбз’дь изъ моихъ первыхъ мыслей или впечатлній до шестилтняго возраста, я никогда не могъ воскресить въ себ ничего, кром этихъ двз’хъ воспоминаній.
Вмст съ сестрой Юліей, іюеинзгясь перемн въ сзщьб нашей матери, мы должны были покинз’ть отчій кровъ и поселиться въ дом отчима, который былъ для насъ боле, чмъ отецъ все время, какое мы съ нимъ прожили. Дочь и сынъ моей матери отъ перваго брака ея были отосланы въ Туринъ—одинъ въ іезуитскую коллегію, другая въ монастырь; вскор поступила въ монастырь и моя сестра Юлія, не покидая, впрочемъ, родного-Асти. Тогда мн было семь лтъ.
х755-
Я прекрасно помшо это маленькое домашнее событіе, такъ какъ тогда впервые пробудились мои 43’в-ства. Хорошо помню ту печаль, какую я тогда испытывалъ, и слезы, мной пролитыя, когда нужно было разставаться съ сестрой, хотя разлука состояла лишь въ томъ, что мы жили не подъ однимъ кровомъ, и вначал я могъ видться съ него каждый день. Поздне, когда я размышлялъ надъ этими чувствами, надъ этими первыми проявленіями чзъствительности моей, я вижу, что они были т же, какія я испытывалъ впослдствіи, когда въ разгар молодости мн нужно было покидать любимую женщину или отрываться отъ истиннаго друга; до настоящаго времени я встртилъ трехъ или четырехъ такихъ друзей—счастье, котораго лишены столько людей, можетъ быть, больше, чмъ я, заслуживающихъ его. Въ этомъ воспоминаніи перваго страданія моего сердца я нашелъ доказательство, что вс привязанности человка, какъ бы различны он не были, истекаютъ изъ одного начала.
Оставшись единственнымъ ребенкомъ въ дом матери, я былъ отданъ на попеченіе одного добраго священника, по имени донъ-Ивальди, который познакомилъ меня съ первыми правилами ариметики, научилъ писать и привелъ къ томз', что я недурно, по его словамъ, разсказывалъ нкоторыя жизнеописанія Корнелія Непота и басни Федра.
Мои родители сами отличались полнымъ невжествомъ и часто я слышалъ отъ нихъ поговоркз', столь распространенную среди нашихъ дворянъ тогдашняго времени: ,,не зачмъ сеньорз' стремиться стать докторомъ". Но зт меня отъ природы была нкоторая склонность къ з'чс-нью и съ той поры, какъ сестра покинула домъ, ничмъ незаполненное зтедииеніе, въ которомъ я жилъ вмст съ Зрителемъ, отразилось на мн меланхоліей и склонностью къ замкнутости.
Глава III.
ПЕРВЫЯ ПРОЯВЛЕНІЯ СТРАСТНОСТИ МОЕЙ НАТУРЫ.
Здсь я долженъ отмтить одно очень странное обстоятельство, относящееся къ развитію во мн чзтвства любви. Разлз'ка съ сестрой надолго сдлала меня печальнымъ и въ то же время усилила мою серьезность. Посщенія дорогой сестры становились съ теченіемъ времени все боле рдкими, такъ какъ благодаря занятіямъ мн стали дозволять ихъ только въ дни праздниковъ или отпзюковъ. Мало-по-малу, я нашелъ извстнаго рода отрадзт, смягчающую мое одиночество, въ привычк посщать церковь кармелитовъ, примыкающую къ нашему домз', слушать музыку, созерцать церковнз’Ю службу, видть монаховъ, процессіи и томзг подобное. Сгустя нсколько мсяцевъ я не думалъ уже такъ много о сестр; а затмъ почти забылъ о ней, не зная дрзчгихъ желаній, кром посщенія по зттрамъ и днемъ кармелитской церкви. И это было вотъ почему: разставшись съ сестрой, которой было девять лтъ въ то время, какъ ее взяли изъ домзг, я не видлъ дрз'гихъ двочекъ и мальчиковъ, кром нкоторыхъ кармелитскихъ послзчнниковъ, въ возраст отъ четырнадцати до шестнадцати лтъ, въ блыхъ стихаряхъ, прислзокивавшихъ при церковныхъ службахъ. Ихъ юныя, отчасти женственныя лица, оставили въ моемъ нжномъ и неопытномъ сердц тотъ же слдъ и то же влеченіе къ себ, какъ нкогда запеча-тлно въ немъ лицо сестры. Въ общемъ подъ разными видами здсь таилась любовь; въ этомъ я зтбдился впослдствіи, поразмысливъ основательно. Въ т же времена я не давалъ себ отчета въ своихъ 43’вствахъ и дйствіяхъ, повинз^ясь влеченіямъ природы.
УІоя невинная любовь къ этимъ послз’шникамъ дошла до того, что я не переставая думалъ о нихъ и о ихъ различныхъ обязанностяхъ. То они вставали передъ моимъ воображеніемъ со своими благочестивыми свчами
въ рукахъ, участвуя въ месс съ ангельски сосредоточенными лицами; то я представлялъ ихъ себ съ кадильницами на стз'пеняхъ алтаря. Всецло поглощенный этими образами, я сталъ небрежно относиться къ ученію и занятіямъ и всякое общество стало для меня несноснымъ.
Въ одинъ изъ такихъ дней, когда згчителя со мной не было и я оставался совершенно одинъ въ комнат, я розыскалъ слово «братья» въ итальянскомъ и латинскомъ словар и зачеркнулъ его, замнивъ словомъ «отцы». Хотлъ ли я этимъ возвысить ихъ въ сан или просто почтить маленькихъ послушниковъ, съ которыми ни разу не сказалъ ни слова,—кто знаетъ?
Меньше всхъ на свт я самъ зналъ о томъ, чего хотлось мн. Я слышалъ до этого, какъ слово «братъ» произносилось съ нкоторымъ пренебреженіемъ, а слово „отецъ"—съ почтеніемъ.
Это были, вроятно, единственныя основанія, заставившія меня внести поправку въ мои словари. И я тщательно и со страхомъ скрывалъ отъ учителя эти поправки, сдланныя очень неуклюже съ помощью ножика и пера; учитель ничего не подозрвалъ и, не догадываясь о нихъ, такъ объ этомъ и не узналъ. Для того, кто захочетъ поразмыслить надъ этими наивными выходками, въ нихъ откроется зерно страстей бзтдущаго мз’жчины и он не покажутся столь дтскими и смшными, какими могли представиться съ перваго взгляда.