Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

Альфиери Витторио

Впрочемъ, все же, когда насталъ отъздъ, я едва не лишился чувствъ, и, быть можетъ, мн еще трудне было покидать моего наставника Ивальди, чмъ вырваться изъ объятій матз'шки.

Оторванный отъ нихъ силой и почти брошенный въ коляску старымъ дядькой, которому приказано было сопровождать меня до Турина, гд я долженъ былъ захать прежде всего въ домъ дяди, я, наконецъ, пустился въ путь подъ охраной слуги, который обязанъ былъ отнын меня опекать. Это былъ нкто Андрей, изъ Александріи, молодой малый, отъ природы неглз'пый и довольно развитой для своего положенія и для нашей страны, гд вовсе не было зауряднымъ явленіемъ умнье читать и писать. Я покинулъ материнскій кровъ въ іюл 1758 г., день я забылъ, утромъ, въ ранній часъ. Пока мы хали до первой станціи, я не переставалъ плакать. Во время остановки, пока мняли

лошадей, я почувствовалъ жаждз^, и вмсто того, чтобы попросить стаканъ воды, подошелъ къ колод, изъ которой поили лошадей, и, зачерпнзшъ шляпой воды, напился всласть.

Дядька мой, по зовз^ почтальоновъ, прибжалъ, крича изо всхъ силъ; но я отвтилъ емз^, что когда бродишь по свту нзокно привыкать къ такимъ вещамъ, и что хорошіе солдаты иначе и не пьютъ. Откзща вызщилъ я такія воинственныя идеи? Я не сумлъ бы на это отвтить, тмъ боле, что мать воспитывала меня съ большой мягкостью и съ доходящимъ до смшного избыткомъ заботъ о моемъ здоровь. Это былъ опять одинъ изъ тхъ инстинктовъ славы, которые разрастались во мн съ той поры, какъ мн удалось освободиться немного изъ-подъ ярма.

Тутъ я покончу съ эпохой дтства; мы вступаемъ въ міръ, гд, надюсь, мн задастся обрисовать себя съ большей отчетливостью.

Этотъ первый отрывокъ изъ моей жизни (быть можетъ, ее не нзокно знать и всю), конечно, покажется совершенно ненужнымъ для тхъ, кто, считая себя взрослыми, забываютъ, что человкъ есть лишь продолженіе ребенка.

»

ЭПОХА ВТОРАЯ.

ОТРОЧЕСТВО.

ВОСЕМЬ ЛТЪ ДУРНОГО ОБУЧЕНІЯ.

ОТЪЗДЪ ИЗЪ МАТЕРИНСКАГО ДОМА И ПОСТУПЛЕНІЕ ВЪ ТУРИНСКУЮ АКАДЕМІЮ.—ОПИСАНІЕ

АКАДЕМІИ.

^б⁸–

Вотъ, наконецъ, я мчусь на почтовыхъ. Быстрот движенія способствовало то, что на первой же станціи менторъ мой, завдывавшій кошелькомъ, далъ по моему настоянію щедро на чай почтальону; и этимъ было покорено сердце слдующаго почтальона. Онъ погонялъ изо всхъ силъ, время отъ времени взглядомъ и улыбкой какъ бы приглашая меня принять это во вниманіе. Мой проводникъ, старый и тучный, з'томившись во время перваго перегона глупыми исторіями, которыми онъ утшалъ меня, крпко заснулъ и храплъ какъ быкъ. Быстрая зда въ коляск доставляла мн удовольствіе, подобнаго которому я еще не испытывалъ. Въ экипаж моей матери, которымъ къ тому же я пользовался очень рдко, обыкновенно здили съ убійственной медленностью. Кътом_ же въ закрытой карет наслаждаться бгомъ лошадей трз'дно. А въ нашей итальянской коляск хать приходилось 43'ть не на лошадиныхъ крз'пахъ и при этомъ можно любоваться видами. Такъ, отъ одной станціи до другой, съ сердцемъ, переполненнымъ живыми впечатлніями зды и новизны, всего встрчнаго, я прибылъ, наконецъ, въ Туринъ около часу или двухъ пополудни. День былъ великолпный и въздъ въ городъ черезъ Новыя Ворота и площадь св. Карла до Благовщенія, возл котораго жилъ мой дядя, привелъ меня въ восхищеніе. Я былъ вн себя— дйствительно кварталъ этотъ очень грандіозенъ и кра

сивъ.

Вечеръ этого дня совсмъ не былъ для меня веселымъ. Оказавшись на новомъ мст, окруженный незнакомыми людьми, далеко отъ матери, наставника, лицомъ къ лицу съ дядей, котораго лишь разъ видлъ мелькомъ и у котораго былъ гораздо мене привтливый и ласковый видъ, чмъ у матз^шки, я впалъ въ тоскз^, расплакался и предался еще боле жгучимъ сожалніямъ обо всемъ, что покшулъ наканз'н.

Однако, черезъ нсколько дней, обжившись немного, я вернулся къ веселости и живости даже въ большей степени, чмъ раньше; и, наконецъ, это приняло такіе размры, что дяд стало со мной трудно; увидавъ, что впз'стилъ въ свой домъ сорванца, все перевернувшаго вверхъ дномъ и, вдобавокъ, за отсутствіемъ учителя по-напраснз^ теряющаго время, онъ не сталъ дожидаться октября, чтобы помстить меня въ академію, какъ это было заловлено, и водворилъ меня туда съ і-го августа 1758 года.

На десятомъ го/у жизни меня пересадили въ среду чужихъ мн людей, я оказался вдали отъ родныхъ, въ одиночеств и, такъ сказать, предоставленный самому себ, ибо этотъ способъ общественнаго воспитанія—если его можно назвать воспитаніемъ—состоялъ лишь въ одномъ учень, оставляя въ сторон дону дтей.

Никогда

не слыхали мы здсь ни одного правила нравственности и никто не внушалъ намъ того, какъ вести себя въ жизни. Да и кто бы могъ это сдлать, разъ сами воспитатели наши не знали жизни ни теоретически, ни практически?

Академія эта представляла собой великолпное зданіе, раздленное на четыре коргуса, посреди которыхъ былъ огромный дворъ. Дв части зданія были заняты воспитанниками, дв другія—королевскимъ архивомъ и королевскимъ театромъ. Какъ разъ противъ архивовъ было то помщеніе, которое занимали мы, з^гченики второго и третьяго отдленія; противъ театра помщались з’ченики перваго, о которыхъ я буду говорить въ свое время.

Верхняя галлерея съ нашей стороны называлась третьимъ отдленіемъ. Оно предназначалось для самыхъ маленькихъ дтей и для низшихъ классовъ; галлерея перваго этажа называлась вторымъ отдленіемъ, была отведена для подростковъ, половина или треть которыхъ посщали университетъ, находившійся по сосдствз^ съ академіей; остальные слз^шали внутри зданія кзфсъ военныхъ наз^ткъ. Каждая галлерея состояла, по крайней мр, изъ четырехъ комнатъ, въ каждой изъ которыхъ помщалось по одиннадцати учениковъ подъ наблюденіемъкакого-нибз^тдь священника, называемаго ассистентомъ. Обыкновенно это былъ простой крестьянинъ, облеченный въ сутанз^ и не полз’чавшій никакого жалованья. Емз^г давали только столъ и квартиру, благодаря чему онъ могъ изучать въ з’нивер-ситет теологію или законы. Попадались среди ассистентовъ и старые, необыкновенно невжественные и грз^тбые священники. Треть помщенія, занятаго первымъ отдленіемъ, была отдана королевскимъ пажамъ, въ числ двадцати или двадцати пяти; они были совершенно отдлены отъ насъ, на противоположномъ з'глу большого двора возл архивовъ, о которыхъ я упоминалъ.

Итакъ, мы, маленькіе учащіеся, жили въ довольно плохомъ помщеніи. Съ одной стороны театръ, куда намъ дозволялось ходить не больше пяти-шести разъ во время карнавала. Съ другой—пажи, придворная служба которыхъ, охота, кавалькады являли собой для насъ образъ жизни гораздо боле свободный и веселый, чмъ нашъ.

Все первое отдленіе, за небольшимъ исключеніемъ, состояло изъ иностранцевъ. 1'з'тъ было цлое полчище сверянъ—преимзчцественно англичане, рз’сскіе, нмцы и итальянцы не изъ Пьемонта. Эта часть академіи напоминала скоре отель для прізжающихъ, чмъ институтъ; вс живущіе въ немъ подчинялись лишь одному правилз^т— возвращаться домой не позже полз’ночи.

Они свободно посщали театры и вечера проводили въ развлеченіяхъ—въ дурномъ или въ хорошемъ обществ—сообразно со своими вкусами. Къ довершенію нашихъ испытаній мы, маленькіе мученики второго и третьяго отдленія, должны были, отправляясь на мессу или въ танцевальный и фехтовальный залъ, проходить черезъ галлереи перваго отдленія, и, такимъ образомъ, передъ нашими глазами ежедневно было зрлище ихъ необузданной и дерзкой свободы. Это вело къ печальнымъ сравненіямъ со строгостью нашего режима, который мы всегда называли „галернымъ”. Распредлившій все это подобнымъ способомъ былъ глупецъ, ничего не понимавшій въ человческомъ сердц. Онъ не давалъ себ отчета въ томъ, какое плачевное вліяніе должно было имть на юные з'мы постоянное созерцаніе запретныхъ плодовъ.

Глава II.

ПЕРВЫЕ УРОКИ, ПЕДАНТИЗМЪ ЗАНЯТІЙ И ДРУГІЯ ДУРНЫЯ СТОРОНЫ ИХЪ.

^х759-

Вотъ, наконецъ, я въ третьемъ отдленіи, въ комнат, называемой срединной, подъ надзоромъ того же слуги Андрея, который почувствовалъ себя моимъ господиномъ и, не имя надъ собой з’зды со стороны кого-либо изъ моихъ родныхъ, превратился въ настоящаго дьявола. Этотъ человкъ всячески тиранилъ меня при каждомъ удобномъ слз^ча. Тоже длалъ, въ свою очередь, и ассистентъ.

Въ день моего постзшленія въ академію профессора проэкзаменовали меня и нашли, что я вполн гожусь для четвертаго класса съ тмъ, что черезъ три мсяца прилежныхъ занятій меня переведутъ въ третій. Дйствительно, я принялся за дло съ большимъ рвеніемъ и, познавъ здсь впервые все значеніе благороднаго соревнованія, скоро обогналъ старшихъ меня по возрастз^ з^гче-никовъ и въ ноябр былъ въ третьемъ класс. Профес-