Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим
Шрифт:
Столь упорный трудъ не ослабилъ моей умственной дятельности, чего я могъ опасаться. Наоборотъ, онъ вывелъ меня изъ летаргіи предшествующихъ лтъ. Въ теченіе этого 1797 г. я довелъ число своихъ сатиръ до семнадцати, дальше чего он не пошли и до сихъ поръ. Я снова пересмотрлъ вс стихотворенія и исправилъ многія изъ нихъ. Наконецъ, все боле увлекаясь греческимъ, по мр того, какъ въ немъ совершенствовался, я началъ переводить—сперва „Альцесту" Эврипида, затмъ „Фн-локтета" Софокла и „Персовъ" Эсхила и, наконецъ, чтобы испробовать свои силы на всхъ родахъ греческаго драматическаго искусства,—„Лягз'шекъ" Аристофана. Увлеченіе греческимъ языкомъ не препятствовало занятіямъ латинскимъ. Въ томъ же года я прочелъ и изучилъ Лукреція и Плавта; я читалъ Теренція, произведенія кото раго еще раньше переводилъ и, какъ оказалось по странной слз’чайности, перевелъ ихъ такимъ образомъ вс цликомъ, хотя ни разу не прочелъ подрядъ ни одной изъ его шести комедій. Не грша противъ истины, могу сказать,
Кром того, я изучилъ вс размры, которыми писалъ Горацій, такъ какъ мн стало стыдно, что я читалъ его, изз'чалъ, даже вьючилъ, могу сказать, ничего не вдая о рифмахъ его стиховъ. Я пріобрлъ также достаточныя познанія о размрахъ, з'потребляемыхъ въ греческихъ хорахъ и о тхъ, какими писали Пиндаръ и Анакреонъ. Въ результат этотъ 1797 годъ значительно уменьшилъ мое невжество. У меня не было иной цли, когда я предпринималъ вс эти трзщы, кром стремленія удовлетворить своей любознательности, выйти изъ тьмы невжества, въ которой я прозябалъ, а также желанія избжать надовшей мн возни съ французщиной,
Глава XXVI.
НЕОЖИДАННЫЙ РЕЗУЛЬТАТЪ МОИХЪ НСКОЛЬКО ЗАПОЗДАЛЫХЪ ЗАНЯТІЙ ГРЕЧЕСКИМЪ ЯЗЫКОМЪ.—ВЪ ПОСЛДНІЙ РАЗЪ ВЕРНУВШИСЬ ПОДЪ СНЬ АПОЛЛОНА, Я ПИШУ ВТОРУЮ АЛЬЦЕСТУ.
іб мая 1798 годя.
Таковы были единственные плоды, которыхъ я ждалъ отъ своихъ занятій; но доброму отцу Аполлону угодно было даровать мн неожиданную награду за мои трзщы. Когда я въ 1796 годзг читалъ, какъ говорилъ уже, подстрочные переводы и усплъ ознакомиться съ Гомеромъ, Эсхиломъ, Софокломъ и пятью трагедіями Эври пида, я приступилъ къ чтенію его „Альцесты“, о которой не имлъ до сихъ поръ никакого представленія. Меня такъ поразилъ, такъ растрогалъ и вдохновилъ глубокій драматизмъ сюжета этой трагедіи, что, докончивъ ея чтеніе, я написалъ слдующія слова на клочк бумаги, который еще у меня хранится: „Флоренція, 18 января 1796 года. Если бы я не далъ себ клятвы не сочинять больше ни одной трагедіи, я, не теряя ни мгновенія, подъ вліяніемъ волнующихъ 43'вствъ, возбз'жденныхъ въ моей дЗ’ш чтеніемъ „Альцесты" Эврипида, набросалъ бы на 63-маг планъ новой „Альцесты11, въ который ввелъ бы все, что представляется мн прекраснымъ въ греческомъ об-
ЖИЗНЬ ВИТТОРІО АЛЬФІЕРИ.
20
разц, но откуда исключилъ бы все достойное смха, что было бы не маловажнымъ дломъ. Для начала вотъ перечисленіе дйствующихъ лицъ, количество которыхъ я бы сократилъ”. За этимъ, дйствительно, слдовалъ списокъ тхъ лицъ, которые потомъ вошли въ мою трагедію. Но я очень быстро забылъ объ этомъ листк. Я продолжалъ читать произведенія Эврипида, въ которыхъ не находилъ уже впечатлній, равныхъ тмъ, которыя я вынесъ изъ „Альцесты”. Позже, когда пришла вновь очередь Эврипида (я взялъ за правило перечитывать всякую вещь, по меньшей мр, два раза) и я опять встртился съ „Альцестой”, я испыталъ то же волненіе, т же восторги. И въ сентябр этого 1797 года я набросалъ сценарій предположенной трагедіи, хотя твердо ршилъ не писать ея. Зато я задумалъ перевести Эврипидову „Альцесту”, и эта работа заняла весь слдующій годъ. Такъ какъ въ то время я слишкомъ мало зналъ греческій языкъ, я переводилъ съ латинскаго. Но постоянное сосредоточеніе мыслей вокругъ трагедіи Эврипида, которую я переводилъ, съ каждымъ днемъ все сильне разжигало во мн желаніе переработать ее по своему замыслу. Наконецъ, насталъ разъ майскій день 1798 года, когда мое воображеніе такъ сильно воспламенилось этой темой, что, вернувшись съ прогулки, я немедленно сталъ излагать ее въ проз на бзгмаг. Написавъ въ одинъ присетъ весь актъ, я намтилъ на поляхъ рзжописи: „Написано съ восторгомъ и слезами”. На слдующій день съ тмъ же вдохновеніемъ закончилъ остальные четыре акта, прибавивъ набросокъ хоровъ и прозу, елзокащую комментаріемъ. Все было окончено 26 мая. Для меня не могло быть отдыха до тхъ поръ, пока я не сложилъ съ себя бремени, которое носилъ въ душ моей такъ долго и настойчиво. Тмъ не мене, у меня все еще не было намренія переложить написанное въ стихи и отдлать свою трагедію.
Но въ сентябр 1798 года, продолжая, какъ уже было сказано, основательное изз^ченіе греческаго языка, я сталъ
лелять мысль о сличеніи съ текстомъ моего перевода „Альцесты“, съ цлью исправить его ошибки и сдлать шагъ впередъ въ этомъ язык, овладть которымъ можно лишь длая переводы, при условіи упорнаго старанья передать или, по крайней мр, заставить почувствовать каждый образъ, каждое слово, каждый оборотъ рчи оригинала.
Но, какъ только я ввязался въ это дло, вдохновеніе вспыхнуло во мн въ четвертый разъ и, взявшись за мою „Альцесту*, я прочелъ ее, умилился, пролилъ слезы и съ 30 сентября 1798 года сталъ перелагать въ стихи, которые закончилъ къ 21 октября, считая и хоры. Такъ нарушилъ я свой обтъ посл десятилтняго искуса. Но я не хочу, чтобы меня сочли неблагодарнымъ или плагіаторомъ и, признавая эту трагедію цликомъ принадлежащей не мн, а Эврипиду, я помстилъ ее въ
О нарушеніи моего обта я не повдалъ никому', даже той, которая была половиной меня самого. Я хотлъ сдлать изъ этого развлеченіе, и, собравъ у себя нсколько человкъ въ декабр мсяц, прочелъ имъ свою пьесу, выдавъ ее за переводъ Эврипида; и вс, у кого не было о немъ яснаго представленія, врили этому до третьяго акта, когда кто-то, помнившій Эврипида, открылъ, наконецъ, мою продлку, и чтеніе, начавшееся съ имени Эврипида, окончилось именемъ Альфіери. Трагедія имла успхъ, и я самъ ничего не имлъ противъ нея, какъ произведенія посмертнаго; въ то же время я находилъ необходимымъ многое въ ней передлать и сократить. Я разсказалъ объ этомъ со всми подробностями потому', что если со временемъ „Альцеста" дождется признанія, этотъ анекдотъ послужитъ къ выясненію природы поэтовъ непосредственнаго вдохновенья, и, какъ бываетъ съ ними иногда, что вещи, предназначенныя ими къ исполненію не у’даются, а т, отъ которыхъ они отказались, беретъ
на себя ихъ геній и успваетъ въ этомъ; и какъ нз^жно считаться съ вдохновеніемъ и повиноваться естественному влеченію Феба.
Если же моя „Альцеста“ ничего не стоитъ, читатель посмется надо мной вдвойн, читая мое произведеніе и мою жизнь, и посмотритъ на эту главз% какъ на относящуюся къ пятой эпох, сочтя за лучшее оторвать ее отъ зрлаго возраста, какъ даръ, подобающій старости.
Когда объ этихъ двухъ „Альцестахъ“ узнали нсколько человкъ во Флоренціи, то прежде всего обнарз^жилось, что я изучалъ греческій языкъ, обстоятельство, которое я скрывалъ отъ всхъ, даже отъ црзтга моего Калз'зо; но онъ узналъ объ этомъ слдующимъ образомъ. Въ ма того же года я послалъ въ Туринъ свой портретъ, очень хорошо сдланный Ксавье Фабромъ, зфоженцемъ Монпелье, но совсмъ не французомъ. На оборотной сторон этого портрета, который предназначался въ даръ моей сестр, я надписалъ дв строчки изъ Пиндара. Сестра осталась очень довольна портретомъ и, поворачивая его во вс стороны, замтила мои греческія каракули; тогда она позвала Калз’зо, съ которымъ тоже была дрз'жна, и попросила его перевести стихи. Отсюда аббатъ зтзналъ, что я з'мю писать по-гречески; но онъ сомнвался, чтобы я могъ поддаться смшному педантскому тщеславію и написать эпиграфъ, котораго самъ не понимаю. Онъ сейчасъ же написалъ мн, упрекая въ скрытности, и въ томъ, что я сдлалъ тайнз' изъ этого живого изученія. Я отвчалъ ему краткимъ письмомъ, написаннымъ по-гречески, которое составилъ какъ можно старательне, безъ всякой посторонней помощи. Онъ нашелъ его недурнымъ для пятидесятилтняго ученика, который не больше, чмъ полтора года тому назадъ взялся за грамматику. Я прибавилъ къ этому маленькому посланію четыре отрывка, заимствованныхъ изъ моихъ четырехъ переводовъ, и отослалъ ему все это, какъ образчикъ работъ, сдланныхъ мною до этого времени.
Похвалы Калузо поощрили меня продолжать дло съ большимъ жаромъ. Я вернулся къ превосходному упражненію, которое было для меня самымъ полезнымъ при изученіи латинскаго и греческаго, и состояло въ зазгчи-ваніи наизусть цлыхъ сотенъ стиховъ различныхъ авторовъ.
Но въ этомъ же, 1798 году, мн пришлось обмняться нсколькими письмами съ лицами, очень непохожими на друга моего Калузо. Ломбардія, какъ я уже упоминалъ, и какъ это каждый знаетъ, была наводнена французской арміей съ 1796 года. Пьемонтъ едва держался; подъ видомъ кампоформійскаго мира императоръ заключилъ несчастный договоръ съ французскимъ диктаторомъ. Положеніе папы поколебалось, и Римъ его былъ занятъ, оказался во власти рабовъ-демократовъ.
Все вокругъ дышало бдствіемъ, униженіемъ и ужасомъ. Французскимъ посланникомъ въ Тз'рин былъ тогда Жэнгэнэ, по профессіи парижскій литераторъ, работавшій подъ сурдинку надъ возвышенной задачей сокрушенія побжденнаго и безорзчкнаго короля. Я неожиданно полз'чилъ письмо отъ этого человка, къ моему великому удивленію и сожалнію. 4) Я отвтилъ и получилъ отвтъ.
Изъ этихъ писемъ видно, что Жэнгэнэ, получивъ отъ своихъ господъ приказаніе обслужить Пьемонтъ французской свободой, искалъ агентовъ для этого и пробовалъ, нельзя ли обезчестить и меня, какъ имъ задалось З’же однажды разорить меня. Но блага этого міра во власти тирановъ, а честь принадлежитъ тому, кто обладаетъ ею.
Вотъ почему посл моего второго отвта переписка закончилась; но я дз^маю, что позже онъ воспользовался свдніями о тюкахъ моихъ манускриптовъ въ Париж— о чемъ ему сообщилъ Калузо, дабы онъ возвратилъ мн ихъ. Списокъ книгъ, которыя по его словамъ онъ могъ мн вернуть (я думаю, что многое онъ удержалъ лично для себя), вызоветъ улыбку, если я приведу его здсь. Въ немъ числится около сотни томовъ самыхъ хзщшихъ произведеній, самыхъ плохихъ итальянскихъ авторовъ,— а то, что я оставилъ въ Париж шесть лтъ тому назадъ, представляло собой, по крайней мр, тысячу шестьсотъ томовъ избранныхъ итальянскихъ и латинскихъ классиковъ. Но никого не удивитъ этотъ списокъ: таково ужъ, всмъ извстно, французское возстановленіе убытковъ.