Жнец и Воробей
Шрифт:
«Какого черта я делаю?» — снова думаю я, но на этот раз вопрос звучит уже по-другому.
Роуз стоит на пороге и ухмыляется, как маленький чертенок. Да, она попросила меня о помощи, но я же её совсем не знаю. Что, если она психопатка? Или даже хуже? Больная на всю голову? Я знаю столько психически нездоровых людей, что, возможно, мои «датчики опасности» окончательно сломались. Конечно, при первой встрече она не производила такого впечатления — большие карие глаза густые ресницы, ангельское лицо в обрамлении шоколадной челки, волосы по плечи. Но
Ее лицо смягчается, и я уже во второй раз задаюсь вопросом, не озвучил ли я свои мысли вслух. Словно прочитав их, она говорит: — Не смотри так испуганно, Док. Просто становлюсь немного странной, когда нервничаю, а ты в такие моменты строишь из себя доктора. Я же шучу.
— Знаю…
— Но ты, наверное, уже сто раз пожалел, что пригласил меня в дом, да?
Может быть.
— Нет.
— Думаю, ты хотел сказать «возможно». Не парься, с кукурузными детьми я справлюсь, поверь, — говорит она и улыбается, крепче сжимая костыли и двигаясь к лестнице.
— Стой, — хватаю её за запястье, даже не успеваю подумать, а стоит ли вот так её трогать. Её глаза прикованы к точке соприкосновения. Надо отпустить, особенно учитывая, как она смотрит на мою ладонь, будто мы связались вместе, и она не понимает, как и когда это произошло. — Нет, я не передумал. Просто… э-э… пожалуйста. Проходи.
Разжимаю пальцы, высвобождая её запястье, но ощущение этого прикосновения пульсирует на моей коже.
Я открываю дверь. И на мгновение она останавливается. Потом, с быстрой нервозной улыбкой заходит внутрь.
— У тебя мило, — говорит Роуз, входя в гостиную, стук костылей звучит, как мелодия. Она коротко улыбается мне через плечо. Как будто что-то притягивает её, она подходит к журнальному столику и наклоняется, чтобы взять вязаную подставку. Это первое, что я связал крючком. Рисунок далек от идеала. Некоторые петли больше других.
Мне интересно, что она сейчас чувствует, когда рассматривает эту кремовую пряжу. Держа её в руках, она проводит взглядом по мягким диванам и креслам, затем по простой кухне, которая всё ещё дышит атмосферой 50-х, несмотря на свежую краску и столешницы, а потом по обеденному столу, где лежит всего лишь одна салфетка.
Боже мой.
Смотреть на свой дом чужими глазами — это… обескураживает. Просто одна грёбаная салфетка. И гениальная вязаная подставка. О чем, интересно, она думает?
Наверное, то же самое, что и братья. Впервые понимаю, что, может, они и правы. Лаклан не ошибся. Я застрял на пике стадии «грустной Золушки».
— И правда мило, — повторяет Роуз, ставя подставку на место.
— Думаешь?
— Ага, — отвечает она. Когда поворачивается ко мне, её улыбка кажется искренней. Может, немного грустной. Она выдавливает улыбку поярче и говорит: — И правда, очень уютно. Выглядит как настоящий взрослый дом. Подходящий доктору МакСпайси Кейну.
Я фыркаю и ставлю её сумку рядом с диваном, направляясь мимо неё к кухне.
— Зови меня Фионн.
Роуз пробует произнести моё имя. Я поворачиваюсь и вижу, как она смотрит на меня, её тёмные глаза прикованы к
— Прости, если я нарушаю твою жизнь. Порчу твой изысканный стиль или что-то в этом роде.
— Ничего такого, — несмотря на её учтивые слова, тут особо нечего нарушать. Сейчас, когда она внезапно появилась, я осознаю, насколько скудной стала моя жизнь. Какая-то серая. Только работа. Спортзал. Ещё больше спортзала и работы. Ежемесячный визит к раненым бойцам в «Кровавых братьях». Мои немногочисленные контакты с внешним миром — это Сандра и её клуб вязания «Швейные сестры» по четвергам, и то я начал ходить туда всего пару месяцев назад. Хотя, этого я и хотел, когда переехал сюда. Не вязания, а одиночества. И все-таки, сейчас впервые думаю, что, может, зря я этого добивался.
Я прочищаю горло, будто это поможет избавиться от вопросов.
— Хочешь что-нибудь поесть?
У Роуз громко урчит в животе, раньше чем она успевает ответить.
— Было бы здорово, спасибо.
Я достаю блендер из шкафа и ставлю на стол, потом ищу в морозилке замороженную зелень. Роуз добирается до стола, опираясь на костыли. Поднимаю взгляд, когда она отодвигает стул и садится с вздохом. Она кладет больную ногу на соседний стул и закрывает глаза, откинувшись назад, чтобы помассировать шею, и из-под футболки видна полоска кожи на животе. Я слишком долго избегал даже малейшего намёка на романтические отношения, раз уж этот крошечный кусочек кожи привлекает всё моё внимание. Отворачиваюсь, хотя это сложно. Начинаю резать апельсины, чтобы сосредоточиться.
— Как долго ты здесь живёшь? — спрашивает она, раздается какой-то шорох. В руках у неё колода карт, края которых уже помяты от частого использования.
— Чуть больше четырех лет, — отвечаю, наблюдая, как она кивает и кладет карты на стол. — Раньше я жил в Бостоне.
— У тебя Бостонский акцент?
— Нет, я родился в Ирландии.
Она кивает снова и переворачивает карту, наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть.
— Уехал в юном возрасте. В тринадцать, да?
Рука с апельсинами останавливается перед блендером. Я наклоняю голову.
— Откуда знаешь?
Роуз смотрит на меня и игриво улыбается.
— Магия.
Я собираюсь задать ей вопрос, но она отвлекает меня и опускает взгляд на карту.
— Или просто удачная догадка. Подумала, что ты достаточно взрослый, чтобы сохранить акцент, но ещё слишком молод, чтобы его потерять. Тринадцать подходящий возраст, — она переворачивает вторую карту и начинает тихонько напевать.
— Таро? — спрашиваю я, и она кивает, не смотря на меня. — Этим ты занимаешься в цирке?
— Да, отчасти. Но в основном я Воробей в клетке, — говорит она театрально, расставляя руки как в выступлении. Она посматривает на меня в ожидании реакции. — Я катаюсь на мотоцикле в «Шаре Смерти», — хочу задать ей кучу вопросов, но она снова переводит тему на меня. — Так, ты решил сбежать в Небраску, чтобы избежать романтических отношений?
Я хмыкаю, беря морковку и начиная её чистить.
— Дай угадаю. Ты уловила холостяцкую ауру дома. Это из-за вязаной салфетки?
— Нет, но на счет нее у меня тоже есть вопросы.