Журнал "проза сибири" №0 1994 г.
Шрифт:
Помолчали еще. Чай не пили, и он остыл.
— Еще вариант, — сказал я. — Он отвлек на себя внимание, чтобы прикрыть напарника.
— Ну, ты, Серега, даешь! — Сашка засмеялся.
Владимир Шкаликов
— Что я даю?
— Да то ... Начитался детективов...
— Правда, Сережа, — сказала Наталья, — ты перестань. Так мы начнем всех подозревать.
— Во-во! —; Сашка все еще мрачно хихикал. — Целая группа туристов-сексотов! И все друг за другом с удовольствием секут!
— Ну, хватит! — Николай встал и полез к себе на вторую полку. —
— Верно, —поддержал Сашка. — Он сказал, мы услышали. Все честно.
Признание Дмитрия, как ни странно, сплотило группу. Притом его самого никто не стал сторониться. Он приблизился к нашей купейной кампании, Наташа называла его то „товарищем майором", то „личностью в штатском"? Он серьезно ее подправлял: „Зови просто — пан младший подпрапорщик". К концу поездки стало походить на то, что у них наметилось сближение.
Однако его просьбу „не звонить" мы выполняли. И насчет „делишек" — тоже. Впрочем народ в группе подобрался приличный — передовики производства и, понятно бессеребренники. Были, правда, мелочи. Николай Катыльгин „потерял" свой фотоаппарат — ради недоступных в Союзе авторов — Булгакова, Набокова, Пригожина и Солженицына. Александр Баландин провез в радиоприемнике два червонца сверх обменного фонда и купил запрещенный к ввозу в Союз нож-выкидник... Но все это делалось не при „младшем прапорщике" —по уговору. Правда, на обратном пути, при выборочном досмотре ножа у Сашки не нашли. Вероятно, перед границей испугался и выбросил.
Но и после возвращения отношения с Митей Бедовым ни у кого не ухудшились, а в Москве, расставаясь, каждый пожал ему руку.
Мою ладонь Митя задержал.
— Не стоило беспокоить таможню... — глаза его холодно улыбались. — Сашкин ножик был у меня...
— Ты о чем? — пожал я плечами.
— Да так... — он похлопал меня по плечу. — Для информации...
И отошел к Наталье Диковой. Сближение у них точно произошло. Но, полагаю, уже на нашей территории. Последней ночью. Обратно они ехали в одном купе, а Катыльгин с Баландиным часто и подолгу курили в тамбуре.
Больше об этом самозванце мне сообщить нечего.
Правда, видел на днях, как он и Наталья Дикова выходили вместе из проходной нашего завода. Но в контакт с ними не вступал.
Честь имею.
Дата. Подпись.
Алексей Декельбаум
УВЕРТЮРА К ДВУМ МИНУТАМ ТИШИНЫ
Сатирические рассказы
— Девушка, покажите, пожалуйста, во-он ту маску!
— Девушка, а „Вдохновение" у вас почем?
— А „Задумчивость с долей грусти" можно отбивать?
— Девушка, мне шесть „Одухотворенностей"!
— Эй, красавица!..
—; Ой, нога, нога!!!
Лезли через головы, сопели, потели, тянулись с чеками. Над прилавком маняще переливалось: „Секция № 1. Маски".
Рефлекс сработал
— Девушка, мне, пожалуйста, две „Целеустремленности"!
— Девушка, а „Полное разочарование" сколько стоит?
— Три пятьдесят!
— Дайте пять!
— „Полное разочарование" — только по два в одни руки!
— Привет, — подмигнул Калистратов. Рефлекс продолжал действовать.
— Я от Палсаныча...
— Какого Палсаныча?
— Ай-яй-яй, замотались и забыли, — обиделся Калистратов. — А ведь договаривались!
Продавщица задержала на Калистратове затравленный взгляд и с ровной приветливой улыбкой на лице простонала:
— Да пропади оно все пропадом вместе с этой работой! Так и тронуться недолго... Катя! „Мужество" не отбивай! Чем интересуетесь?
— Да я, собственно, впервые... Может, сами порекомендуете что-нибудь?
— Девушка, дайте маску „Трогательная забота"!
„Сказала бы я тебе, милый, чего твоя морда просит..." — прочел Калистратов в тоскливом взгляде.
— Вот, пожалуйста, для первого раза могу посоветовать маску „Крайняя занятость" — вещь незаменимая на работе. И еще вам, пожалуй, нужно приобрести „Интеллигентность" — за два пятнадцать. Маска модная, надежная, не то что, простите, эта самоделка у вас на лице...
— Девушка, ну сколько можно ждать?!..
— Значит, „Трогательная забота" и „Интеллигентность" в широкой продаже... — бормотал Калистратов, выбираясь из общего смертоубийства. — А у нас, стало быть, самоделка-с! Интересно девки пляшут...
Напротив народ ломился к прилавку „Секция № 2. Вывески и ярлыки". За прилавком металось юное создание и кричало с ровной приветливой улыбкой на лице:
— Ну куда прете! Русским языком вам говорят: из вывесок остались только „Счастливая семья" и „Полное единодушие", из ярлыков — только „Экстремист" и „Бессребренник" в комплекте с „Дураком"!
— А „Жертва застоя"?! — взвыли в толпе. — А „Свой в доску"?!
— Позвольте, у меня заявка от литобъединения: тридцать семь ярлыков „Гений" и три ярлыка „Графоман"!..
Впрочем, этого Калистратов уже не слышал.
Только выбрался из толпы, как придвинулась к глазам чья-то новенькая „Одухотворенность" и, дыхнув перегаром, просипела:
— Слушай, братан, как эта штука называется, которая у тебя на фейсе надета? Во вещь! Я такую давно ищу, чтоб моя гидра, как увидела — так сразу и завяла!..
Добрался до дома где-то к полуночи.
— Нагулялся? — задумчиво и с долей грусти спросила жена. И тут же сменила „Задумчивость" на „Трогательную заботу": — Ой, да на тебе лица нет!
Холодея, Калистратов медленно подошел к зеркалу...
— Так и есть — сперли! В магазине сперли!
Крик его метнулся по прихожей и увяз в шкафу с зимней одеждой.
— Ты что, набрался?! Боже, интеллигентный человек!
— За два пятнадцать! — зловеще рассмеялся Калистратов и побрел в спальню.