Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)
Шрифт:
Эти слова от Яртыбая услыхав, очень расстроился Байсары — и такое слово сказал:
— В жалком бренном теле как душа скорбит! На чужбине я изведал гнет и стыд. Дочери моей забуду ль скорбный вид? Э, плохой совет мне, Яртыбай, даешь! Дочь моя — тебе ль не младшая сестра? Кости ты мои швырнул в огонь костра, Злей, чем калмык и, ты в душу мне плюешь… Я в Конграте был первейший меж старшин, — Небосвод моих не пощадил седин — На позор обрек он дочь мою, Барчин. Сердце вниз упало на сорок аршин! Слишком беспощаден ты, коварный рок! Лучше в дни такие умереть не в срок!.. Так бы им сказать, но я не равен здесь, Так бы поступить, но я бесправен здесь. Помощи не вижу от своей родни. Лучше бы не в срок я умер в эти дни! Утром за ответом явятся они, — Выбраться мне как из этой западни? Дочь отдать нельзя, и отказать нельзя… НеЖелая узнать, какой совет дадут родичи ее отцу, Барчин подошла послушать. Услыхав, что Яртыбай сказал, видя, что и другие все, на сходе сидящие, согласны с ним, Ай-Барчин, отца своего пожалев, сказала такое слово:
— Голову терять не надо, бай-отец! Ведь за всех ответил Яртыбай-мудрец! Родичей своих узнал ты, наконец! Ты их слов не слушай, даром слез не лей, Ты себя, мой бедный дервиш, пожалей. Сами пусть берут в зятья богатырей, Собственных своих отдав им дочерей! Горько так не плачь, отец любимый мой; Знай, что я одна всех родичей храбрей! Ты себе ступай, мой бай-отец, домой, — Калмык ам ответить мне позволь самой, За меня не бойся — я их не страшусь, Слабой перед ними я не окажусь. Праздничный наряд надену, причешусь… Я поговорить с батырами гожусь! Будет мой ответ на их слова толков. Робким зайцем я не буду меж волков, — Проучу, как надо, дерзких калмык ов! Ты не огорчайся, бай-отец, будь тверд,— Мной останешься доволен ты и горд… От кого совета, бай-отец, ты ждешь? Их ответ сердечный разве не хорош! У таких вазиров, что ты почерпнешь? Э, не плачь, отец, как бедный д ервиш, ты, — Знаю — за меня страданья терпишь ты! Не горюй — ступай, мой бай-отец, домой, Дома ты лицо свое от слез умой. Дело разрешить мне предоставь самой! Разве я отца родного не люблю? Старости твоей, поверь, не оскорблю,— Как мне жить прикажешь — так и поступлю Хватит у меня и силы и ума, Чтоб ответ батырам я дала сама!..Услыхав эти слова от Барчин, десятитысячеюртный народ конгратский отстранился от нее: «Э, она, оказывается, тоже своевольна, чтоб ей молодой умереть! Слабый с сильным не связывается! Наговорит она батырам вздора всякого, из-за ее злосчастного нрава будет нам всем беда великая, — растопчут они нас! Если сама хочет им ответ давать, не боясь их гнева, пусть отъедет от нас, пусть говорит с ними в безлюдном месте!» — Так сказали конгратцы.
Сняв юрту Барчин со становища десятитысячеюртного народа конгратского, люди ее отнесли — и поставили на вершине уединенного холма.
На этом холме со своими девушками стала жить Барчин, в стороне от всего племени…
С восходом солнца поднялись девяносто батыров калмыцких, вышли из девяноста пещер Хагатанских гор — сели на коней и к полднику прибыли к юрте Байсары.
— Ну-ка, приезжий бай, как ты там решаешь? Одному из нас отдаешь дочь или всем сообща? Если одному отдать решил, то — кому?
Байсары говорит:
— Посовещались мы, подумали — года пересчитали. Вышел год нашей дочери годом мыши. [13] Ей четырнадцать лет. По нашему узбекскому закону так ведется: если достигла девушка четырнадцати лет, — зрелости своей рубежа, — сама она себе госпожой становится. Ее воля — в ее руке. Нашего совета не уважив, отделилась от нас наша дочь, юрту свою поставила на вершине того холма. Поезжайте к ней, пускай сама вам отвечает. Сама вам скажет — нам руки развяжет.
13
Год мыши. — У восточных народов существует счет лет по циклам. Каждый цикл состоит из двенадцати лет, причем каждый год обозначается именем какого-нибудь животного.
Во весь опор поскакали калмыки к тому холму.
На дыбы взвивая коней, В путь они пускаются к ней. Каждый мнит, что всех он сильней, Всех красивее, всех стройней. Каждого из прочих умней, Что его, мол, дело — верней! Пляшут кони, крупом вертя. Скачут женихи-калмык и, Скачут они, шутки шутя, Ус калмыцкий лихо крутя. «Спесь мы ей собьем!» — говоря,— «Мы ее возьмем!» — говоря, Сто без десяти калмык ов Едут, об одном говоря: «Раз она согласье дает, Пусть уже сама изберет, Кто из нас в мужья подойдет. Если же не сможет решить,— Будем сообща с нею жить!..» Всем им дорога Ай-Барчин: Зубы — жемчуга у Барчин, Юная сайга Ай-Барчин, Полумесяц — серьга у Барчин,— Ликом полнолунья нежней, Станом — кипариса стройней, А глаза — газельи у ней!.. На холме веселье у ней: С нею для забав и услуг Сорок неразлучных подруг — Дружен их девический круг, Сладок их привольный досуг. Розами цветут на холме, Соловьями поют на холме При своей Барчин-госпоже. Рядом с Ай-Барчин Ай-Суксур… Так они сидят-говорят,— На дорогу падает взгляд,— По дороге кони пылят. Калмык ик нам едут, ой-бой! Девушки растеряны все, Ай-Барчин — нема и слепа. Подъезжает батыров толпа,— В девушке уверены все, Свататься намерены все. «Вот как смущена!» — говорят,— «Значит, рада она!» — говорят,— «ВыборДо полудня горделиво в седлах покачиваясь, проезжали перед Барчин калмыцкие батыры — красовались перед нею, думая: «От нее самой слово изойдет».
Много раз так проехавшись мимо нее, словно на смотру перед скачками, самый сильный из девяноста батыров — Кокальдаш-батыр сказал ей:
— Уж не думаешь ли ты в дураках нас оставить? Или так и будем тут разъезжать до вечерней зари? Отвечай: за одного из нас выйдешь или за всех?
Эти слова услыхав, сказала Барчин такое слово:
— Вот, что вам сказать хотят мои уста: Силой взять меня — напрасная мечта. Поскорей в свои вернулись бы места. Силой взять меня осмельтесь, калмык и! Ехали б своей дорогой, дураки! Силой захотели взять Барчин-аим? Мой совет — езжайте вы путем своим! Не для вас расцвел такой, как я, тюльпан! Я обручена — и мне другой желан: Милый мой в стране Байсун-Конграт — султан, Имя — Хакимбек, — он тоже пахлаван! Силой взять меня, — э, руки коротки! Ехали б своей дорогой, калмык и! Вертитесь напрасно предо мною здесь. Разве к Алпамышу не домчится весть? Разве на коня он побоится сесть? Хуже киямата будет его месть,— Никому из вас голов тогда не снесть! Незачем ко мне с бахвальством дерзким лезть! Ехали б назад, покуда кони есть! Коль хотите знать — я в силе вам равна. Только никому из вас я не жена! Кружитесь вы тут, как вороны, глупцы,— Прочь на все четыре стороны, глупцы!..Тогда Кокальдаш-батыр сказал: — Узбекская девушка очень горда! Э, Кокаман, сойди-ка со своего коня, притащи узбечку сюда! — Кокаман с коня слез, привязал его к бельдову юрты, вошел в нее вслед за Барчин. Девушки ее — служанки, перепуганные, сбились все в переднем углу. Смущенная Барчин, тревогу скрывая, смотрела в сторону. Кокаман-батыр схватил ее за косы — и к порогу потащил. Барчин неожиданно повернулась лицом к насильнику — и вытянула обе руки: одной рукой за ворот схватила она Кокамана, другой — за кушак его уцепилась, — и во мгновение — огромного батыра на воздух подняла и навзничь на землю бросила, левым коленом своим сразу на грудь ему став. Лежит Кокаман, девичьим каленом к земле придавленный, а изо рта и из носа у него — прыск-прыск — кровь так и течет! А Кокальдаш тем временем к остальным батырам обращается:
— Что там с Кокаманом, посмотрите! Давно бы ему выйти пера!
Подъехал один из батыров, — с коня не слезая, в юрту заглянул, увидел, в каком положении Кокаман.
— Узбечка задавила Кокамана! — крикнул он в ужасе. Восемьдесят девять батыров сразу с коней пососкакивали. Барчин увидала, что они, рассвирепев, все к юрте бросились. Узнала она самого сильного из них — Кокальдаша: был под ним буланый иноходец, а на голове носил он золотую джигу — знак своего старшинства батырского.
Золотую джигу на нем увидав, узнав, что он самый могучий батыр калмыцкий, такое слово всем батырам сказала Барчин:
— Ярко-бирюзовый мой халат на мне! Можно ль не болеть душой в чужой стране? На коне буланом, с золотой джигой, Скачет мой желанный, бек мой дорогой. Месяцев на шесть прошу отсрочку дать! Растерялась я, сгорая от стыда. Привела меня к вам, калмык ам, беда! Я здесь — чужестранка, вы здесь — господа, — Месяцев на шесть прошу отсрочку дать: Стану я с народом дело обсуждать, На дорогу глядя, суженого ждать, — Может быть, приедет милый Алпамыш. Неприезд его смогу судьбой считать, — Одному из вас женой смогу я стать. Месяцев на шесть прошу отсрочку дать: Яблочком сушеным стала с виду я, — Слово говорю вам не в обиду я: Сколько вас, батыров? Сто без десяти! Я — в неволе здесь, вы у себя — в чести, — В этом положеньи как себя вести? Кто могуч, тот может слабого спасти. Ведь не год прошу, а месяцев шести! Каждому из вас я говорю: «Прости!»… Думают батыры: «Хороши слова!» Камень отвалили с их души слова. Так их завлекла узбечка в свой силок — Туго затянула хитрый узелок. Говорят батыры: — Срок не так далек!.. Кто таким глазам противиться бы мог?!Кокальдаш-батыр подумал:
«Из всех нас она, кажется, одного меня полюбила. Должно быть, сразу угадала мощь мою!»
— Даем шесть месяцев срока! — сказал он.
Не смея возражать, и остальные батыры тоже сказали:
— Шесть месяцев срока даем!
Только теперь Барчин отпустила Кокамана. Он тоже, с земли поднявшись, сказал: — Шесть месяцев срока! — сел на коня и со всеми батырами уехал…
На шесть месяцев пришлось батырам назад повернуть. Едут они — весело дорогой разговор ведут. Некоторые над Кокаманом подшучивают: