Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)

Автор неизвестен

Подходят в это время сорок девушек Ай-Тавки, тоже разохотились, продать им чангавузы просят:

— Э, — говорит им Кайкубат, — кто опоздал, тот счастья не застал, — ни одного нет больше. Еще приготовлю — на этом же месте открою торговлю, — и вам, если нравится, достанется тоже, только брать, красавицы, стану теперь дороже.

— Принеси, принеси, уста-ака! — зашумели девушки Тавки-аим, — возьми с нас задаток пока. — А сами тоже дали ему по две лепешки.

— Хоп! — сказал Кайкубат, — обязательно принесу! — А сам радуется, думает: «Хорошо моя торговля пошла, — чангавузами торгуя, остаток калыма хлебом внесу».

Вернулся он к зиндану — сбросил весь хлеб Алпамышу:

— Смотри, сколько наторговал!

Алпамыш

между тем выбрасывает ему еще один чангавуз — и так говорит:

— С этим чангавузом на Янги-базар не ходи, а отправляйся в сад, где прогуливается Тавка, и начни играть. Только смотри — девушкам не показывайся, а увидят они тебя, — в руки им не давайся. Спрашивать станут, — молчи, ничего не говори обо мне скажи — сам сделал. Проговоришься — все дело свое испортишь. А если девушки гнаться за тобой станут, сумеешь ли убежать от них?

Отвечает Кайкубат:

— Толстушки мягки, как подушки, величавы, как павы; худышки — как мышки вертлявы, ногами дрыгают, как козочки прыгают, а за мной не угонятся, — быть того не может, чтобы я не убежал от них… — Сказал так Кайкубат — и давай прыгать туда-сюда через зиндан.

— Ай, ты, плешь, смотри — в зиндан свалишься, — мне и без тебя тесно тут!

Испугался Кайкубат, взял чангавуз, отправился, — пришел к саду шахской дочери, — перелез в незаметном месте через дувал, спрятался под лопухом — и стал на чангавузе наигрывать. Услыхала Ай-Тавка — вышла с сорока девушками своими в сад, стали искать, кто играет, подошли к лопуху тому, а Кайкубат как выскочит из-под него — и давай бежать. Тавка-аим вместе с сорока девушками за беглецом бросилась — и такие слова говорит:

— Э, хитер-хитер Кайкубат! Нас поверг в позор Кайкубат, — Не дал чангавуз нам отнять. Нам ли беглеца не догнать! — Кинулись в погоню за ним, Сорок и одна за одним, — В руки не дается он им. Горе им с плешивцем таким! Был почти в руках — а ушел, Девушки: «Ах, ах!» — а ушел. Прыгает, как горный козел. Столько он красавиц провел! Справа обойдут — ускользнет, Слева — он и тут ускользнет, Эту — головою боднет, Эту — на бегу ущипнет. Та ему навстречу спешит, Вытянула руки: «Стой! Стой!» — А поймает воздух пустой, — Со стыдом на землю летит. Кайкубат, плешивый хитрец, Ржет, как молодой жеребец. Сколько он красавиц провел, — Силы их лишил, наконец! Но неутомимо ловка, Гонится за ним Ай-Тавка. Чуть уж не настигла — ага! Снова увернулся чабан. Тут и промахнулся чабан: В скользкое попала нога — Сразу растянулся чабан. Так и был он схвачен Тавкой, Кайкубат злосчастный такой!.. Сорок сверстниц Ай-Тавки того и ждут: Все пришли в себя — на помощь к ней бегут, Палками нещадно Кайкубата бьют. — Чангавуз

кто сделал, признавайся нам! — Кайкубат упрямо отвечает: — Сам! — Эх, ты невезучий! — говорят они. — Признавайся лучше! — говорят они. — Кем ты лгать научен? — говорят они. — Грех ведь перед небом! — говорят они. Битым, видно, не был! — говорят они. — Отвечай скорей, кто сделал чангавуз, Иль живым от нас не уберешься, трус!..

Тут Кайкубат, к девушкам обращаясь, возопил так:

— Если я вам лгу, пусть кровью обольюсь! Каждый ваш удар, — скажу — не ошибусь, — Точно скорпиона иль змеи укус Только палочка Тавки-аим, клянусь, Кажется приятней масла мне на вкус. Знай, что я в тебя влюблен, Тавка-аим! Я ведь за тебя вношу большой калым! Если суждено мне мужем быть твоим, Палкой, Ай-Тавка, не мучила б меня, А поцеловала б лучше ты меня!..

Рассердились девушки еще больше, снова стали поколачивать Кайкубата палками, но Ай-Тавка остановила их:

— Хватит с него пока! Привяжите его к этому дереву, — потом подумаем, что делать с ним.

Привязали девушки Кайкубата к дереву, а сами вместе с Тавкой прилегли в саду отдохнуть. Очень утомились они, бегая на солнце за Кайку-батом, — как только прилегли, так и уснули. А Тавка-аим не спала. Встала — направилась к своему пленнику. Девушки все-таки не на шутку Кайкубата избили, — все тело его ныло теперь. Увидал он, что шахская дочь опять к нему направляется, — испугался, подумал:

«Ну, если она снова колотить меня станет, — непременно убьет. Уж лучше скажу ей всю правду, — что будет, то будет!»

Подошла к нему шахская дочь — спрашивает:

— Ну, кто чангавуз сделал? Скажешь, нет ли?

— Скажу, скажу, — отвечает Кайкубат, — сделал его Алпамыш, узбекский пленник, сидящий в зиндане.

— Чем столько палок отведать, не лучше ли тебе было сразу признаться? — сказала Ай-Тавка.

Отвечает ей Кайкубат:

— Ус покручу — ты не понимаешь, бровью поведу, глазом подмигну, — мол, в укромном местечке надо мне поговорить с тобой наедине, — ты тоже не понимаешь. Что ты за девушка, Ай-Тавка, если не знаешь такого языка?

Рассмеялась Ай-Тавка и говорит:

— Слыхала я, что у отца моего, шаха, есть какой-то узник по имени Алпамыш. Только спрашивать о нем отец мой строго запрещает, имени его даже не позволяет произносить. Правда ли, что Алпамыш этот и на людей не похож, а какое-то чудовище с виду, вроде беркута? Другие, впрочем, говорят, что красавец он необыкновенный, батыр прославленный.

— Что правда, то правда, — отвечает Кайкубат. — Если бы ты увидала его, сразу бы он тебе понравился.

Говорит Кайкубату Ай-Тавка:

— Если не хочешь сам в зиндане очутиться, то веди меня сейчас же к этому Алпамышу: давно уже мечтаю повидать его, какой он есть, этот витязь узбекский.

— Хоп! — отвечает Кайкубат. — Однако так ты меня с девушками своими избила, что пешком не дойду я, — путь туда далекий. Если дашь коня оседланного, поеду, — не дашь, с места не встану.

Загорелось Тавке с Алпамышем повидаться. Пошла она на конюшню отцовскую, дала конюху золотую монету, оседлал он ей двух коней хороших. Привела она коней к тому дереву, к которому Кайкубат привязан был, освободила его и говорит: