Атаман Устя
Шрифт:
Только одинъ рукавъ Волги, саженъ въ сорокъ, могъ пропустить большое судно, а въ остальныхъ руслахъ бляна непремнно сядетъ на мель. Разумется, купецъ безъ толковаго и знающаго лоцмана не подетъ, стало быть расчитывать на то, что бляна сама застрянетъ, было трудно.
Лодки отряда Усти разсыпались и укрылись въ камышахъ большого острова. Орликъ же со своими сталъ на чистомъ мст рки, но за мысомъ островка, который укрывалъ его отъ идущей бляны.
Народъ на блян, поровнявшись съ Устинымъ Яромъ, поглядывалъ и косился зорко на поселокъ, но тишина и безлюдье въ притон кого обрадовали,
— Ну, теперь, ребята, держите ушки на макушк!.. Вотъ въ этомъ самомъ плес, что видать середь камышей, ахнутъ на насъ устинцы!
Дйствительно, мертвая тишина была въ Устиномъ Яр; одни ребятишки прыгали, да бабы старыя на берегу полоскали холстъ.
Для бывалаго человка все служило доказательствомъ, что разбойники въ поход… А гд? Либо, на счастье купца, убрались дале на большую столбовую дорогу, либо, на его горе, — пронюхали про бляну и вс въ сбор на рк, около островковъ.
— Авось, подумалъ купецъ, наше многолюдство да ружья, да пушка на нихъ робу нагонятъ, такъ что и не тронутся.
Многіе, однако, на блян крестились и тихо охали, поглядывая на камыши.
Вошла бляна въ плесъ, выбравъ самый широкій рукавъ, и миновала уже камыши, гд попрятались, пригибаясь въ лодкахъ, молодцы Устинова отряда. Нкоторые изъ нихъ, завидя на блян сквозь чащу народъ, ружья и пушку — обомлли, ошалли отъ неожиданности.
— Ахти! подумалъ и сибирный Малина. Вотъ притча!
Многое онъ видалъ на своемъ вку, много видлъ и всякихъ блянъ, и расшивъ на Волг, а такого «сборища оруженнаго» никогда не видалъ. Но не струсилъ, а только пуще остервенился каторжникъ; будто обидно ему стало, что выискался эдакій выжига-купецъ, который чуть не съ командой царской по Волг поплылъ.
Устя тоже видлъ сквозь камышъ бляну и тоже подивился ея грозному виду. Атаманъ ухмыльнулся странно, не то злобно, не то грустно; чудной, но красивый ротъ его такъ и застылъ будто въ улыбк этой; грудь поднялась раза два высоко, будто глубоко вздохнулъ атаманъ, жаля о чемъ-то. О себ, что ли? Глаза его отуманились, а не блеснули удалью. Умирать, что ли, быть убитому — собрался Устя?
Никто изъ молодцевъ не замтилъ, однако, его печали и смуты на душ. Кто съ любопытствомъ косился сквозь чащу камышей на мимоидущую бляну, а кто просто притаился и уткнулся, да ждалъ команды, глядя себ подъ носъ, а кто уныло раздумывалъ о томъ, сноситъ ли сейчасъ свою удалую башку, или покончитъ озорно свою вольную, но горемычную жизнь, нарвавшись на топоръ или пулю.
Тишина была мертвая. Но, вдругъ, раздался и пронесся надъ сонной ркой изъ края въ край, какъ будто хлестнулъ по вод громкій удалый крикъ.
— Вали, ребята! На сломъ!
Это былъ голосъ молодца Орлика. Услыхать эту лихую команду — подумаешь, у эсаула цлое войско казацкое состоитъ подъ начальствомъ.
У многихъ, небось, на блян отъ одного этого зычнаго возгласа душа въ пятки ушла… У многихъ же устинцевъ отъ крика ихъ храбраго
И загудли сразу десятки голосовъ, раздалось сразу нсколько выстрловъ… и съ бляны и съ лодокъ…
— На весла! скомандовалъ тихо Устя своимъ.
Малина вылетлъ первый изъ камышей, за нимъ остальные…
И отрядъ Усти молчаливо и тихо понесся въ догонку, чтобы ударить съ тыла!
XVIII
Передъ самой бляной вдругъ сразу появилось нсколько лодокъ и впереди всхъ эсаулова. Ахнули многіе изъ его ребятъ, увидя кучку народа на мосту бляны, да еще жерло огромной пушки, направленной прямо на нихъ.
— Охъ, Господи!.. раздались тамъ и сямъ вздохи… И тотчасъ же одинъ оробвшій калмыкъ выпрыгнулъ изъ задней лодки и, шлепнувшись въ воду, поплылъ, спасаясь отъ битвы, на островокъ.
Орликъ мгновенно и мтко выпалилъ по немъ… Калмыкъ не пикнулъ и съ окровавленной головой забулдыхался и исчезъ въ волнахъ…
— Видли! крикнулъ эсаулъ ребятамъ… Вали на сломъ! а за бгунами я глядть учну…
На блян народъ, дико взвизгивая, съ гиками и ревомъ столпился къ носу… Раздалось еще нсколько выстрловъ, но вс мимо…
— Валяй изъ пушки! Изъ пушки хлестни! оралъ на судн одинъ голосъ, но не молоцовато, а будто съ перепугу… Это былъ самъ купецъ.
Около пушки появился солдатъ.
Четверо молодцовъ Орлика выпалили по народу, и на мосту раздался крикъ и вой… Чуденъ показался молодцамъ этотъ вой. — Ни дать, ни взять бабы заголосили.
— Ну-т-ка еще! командовалъ Орликъ уже въ саженяхъ четырехъ отъ наплывшей на нихъ бляны, нутка, по моему…
Орликъ выпалилъ по солдату, который хлопоталъ около пушки.
Солдатъ схватился за грудь и прислъ…
— Зацпило пушкаря! крикнулъ Орликъ весело.
Опять нсколько выстрловъ прогремло съ бляны и съ лодокъ.
Ванька Лысый вскрикнулъ и, какъ шалый, шарахнувшись въ лодк, опрокинулъ ее… Тотчасъ же три человка бултыхнулись въ воду и цплялись за другіе лодки.
Лысый, очевидно раненый, взмолился о помощи, барахтался, захлебываясь, но кой-какъ уплывалъ однако отъ бляны.
Молодцы-разбойники оробли, тотчасъ сказалось смятеніе. Орликъ не замтилъ опрокинувшихся и общаго перепуга. Въ это мгновенье онъ зорко и удивленно глядлъ на большую пушку, такъ какъ, посл залпа изъ ружей, у ней отхватило кусокъ жерла, и онъ, упавъ въ рку, плавалъ на зод…
— Ребята! Пушка деревянная! крикнулъ вн себя Орликъ. — Вали! Небось! Скоморохи! На сломъ! На сломъ!
Лодки Орлика были уже близко къ самой блян и приходилось сейчасъ цпляться за судно и лзть на мостъ; но весь народъ навалилъ на передокъ судна, а его было вдвое боле, чмъ у Орлика.
Въ это же мгновеніе залпъ изъ ружей раздался сзади за бляной. Крики ужаса и перепуга отчаянно огласили бляну. Оборонявшіеся, очевидно отъ страха, вс глаза просмотрли на однихъ ребятъ Орлика; никто не слыхалъ и не замтилъ какъ сзади нагналъ бляну другой отрядъ лодокъ, гд были самые лихіе молодцы и хорошіе стрлки… Народъ заметался на блян, будто не зная, что оборонять: корму или носъ съ расщепленной пушкой.