Без оглядки на богов. Взлет современной Индии

Льюс Эдвард

Некоторые лидеры делового мира полагают, что сохранение экономического разрыва между сельской и городской Индией чревато катастрофой. В 2004 г. Манмохан Сингх пригласил Нандана Нилекани, генерального директора Infosys, одной из самых успешных в стране IT-компаний, войти в специальную комиссию по изучению проблем урбанизации. Манмохан, что необычно для индийских лидеров, считает, что для будущего Индии необходимо ускорить процессы урбанизации и укрепления промышленности. Нилекани, вложивший в проект совершенствования системы городского управления в Бангалоре 1 млн долл. личных средств, без колебаний принял предложение.

«В элите Индии многие до сих пор приписывают огромное значение деревне, хотя никто из них там не живет, – отметил Нилекани, с которым мы пили чай в его офисе. – На мой взгляд, они опасно

заблуждаются. Индии необходима куда более быстрая и качественная урбанизация, чем до сих пор. Именно это сейчас происходит в Китае. Через это прошли все развитые страны нашей планеты. Индия не может избежать этого. Но если бы и могла, почему мы должны хотеть этого? Индийская деревня обременена фундаментальными проблемами. Деревня не может и никогда не сможет дать работу всем, и потому реформа сельского хозяйства означает механизацию и сокращение числа рабочих мест. Деревня – западня для низших каст. Это своего рода тюрьма. Мы не сможем модернизировать индийскую экономику – да и наше общество, – если процессы урбанизации не будут протекать у нас быстрее и лучше, чем до сих пор».

В Индии приезжих поражает чудовищная грязь городских трущоб, которая бьет по их органам чувств, едва они выходят из аэропорта. Им не понять, почему так много индийцев по доброй воле живут в таких условиях, хотя могли бы жить в деревне и доить свою семейную корову. Но большинство трущобных жителей проголосовали ногами за свой выбор (некоторых сорвало с места природное бедствие или строительство плотин). Несмотря на возмутительно низкое качество городского планирования и отсутствие гарантий занятости, бедным и низшим кастам город предлагает экономические и социальные возможности, которых в деревне чаще всего нет. Более 100 млн сельских жителей не имеют земли. Но независимо от того, улучшатся условия в трущобах или нет, число тех, кто в ближайшие годы захочет переселиться в город, неизбежно возрастет.

«Выход не в том, чтобы выслать людей назад в деревню, да это и невозможно в условиях демократии, – говорит Нилекани. – Выход в повышении качества городского управления и в том, чтобы предоставить беднякам настоящие рабочие места. Городские элиты вьют свои гнезда с максимальным комфортом. Но, устроившись на верхушке, они хотят отказать всем остальным в тех же возможностях. Если мы не начнем создавать для масс рабочие места и не повысим темпы экономического роста, в опасности окажутся все. Нужно думать о будущем».

Индийская экономика представляет собой шизофреничнеское сочетание проблесков высоких технологий XXI века на фоне удручающего средневекового прошлого. Но меня сильнее всего озадачивает то, что среди индийских элит – среди тех, кто больше всего выиграл от либерализации экономики после 1991 г., – встречаются упорнейшие защитники старого менталитета, который примерно можно описать как современность для привилегированных и феодализм для крестьянства. По отношению к Аруне и Никхилу из Девдунгри, видящим будущее индийской деревни в развитии низовой «демократии участия», было бы нечестно отнести их к числу защитников феодализма. Они принадлежат к прогрессивному крылу широкого спектра мнений, включающего всевозможных романтиков деревни, от происходящих из высших каст чиновников административного аппарата, блокирующих попытки улучшить городское планирование, до коллег Нилекани из отрасли информационных технологий, которые, по-видимому, верят, что если распространить цифровую революцию на деревню, люди расхотят переезжать оттуда (широко распространенное мнение) [43] . При этом большинство фактов говорит о том, что крестьянство – в том числе в Северной Индии – может и не поддерживать такую точку зрения. Многие бедные крестьяне находят в городах неофициальную работу, дающую им возможность посылать деньги семье. Поскольку эти рабочие места ненадежны, их семьи остаются в деревне. Это одна из причин того, почему ускорение темпов урбанизации не находит отражения в показателях официальной статистики.

43

Учитывая отсутствие воды, электричества и дорог с твердым покрытием во многих, если не в большинстве индийских деревень, до – вольно странной кажется идея, что главной причиной социальных и экономических бед Индии является отсутствие цифровых технологий. Создается впечатление, что некоторые городские лидеры плохо знакомы с экономическими

реалиями индийских деревень.

В сопровождении моей тещи Апарны, до выхода на пенсию возглавлявшей факультет истории Делийского университета, я побывал в одной из деревень расположенного в долинах священного Ганга штата Уттар-Прадеш, самого густонаселенного штата Индии, где проживает 170 млн человек. Мысль съездить в эту деревню подал шофер Апарны Вирендер Сингх, который, как многие крестьяне Уттар-Прадеша, содержит семью, работая в Дели на низкостатусном рабочем месте. Вирендер, кстати говоря, уже несколько лет уговаривал меня съездить, чтобы посмотреть на его деревню.

Деревня, расположенная в трех часах езды от Дели, стоит вдоль изрытой ухабами дороги, забитой мотороллерами, велосипедами, ослиными упряжками и пережившими не одну реинкарнацию причудливыми допотопными тракторами, которые в конце цепи перерождений превратились в самые медленные в мире такси. Обычное зрелище – трактор с прицепом, в который набились двадцать-тридцать пассажиров, тарахтит по пыльной дороге со скоростью пятнадцать миль в час. Регион расположен в долине Ганга в Северной Индии и ландшафт представляет собой плоскую монотонную равнину. Селения сливаются, и кажется, что едешь по одной бесконечной деревне, так что невозможно вспомнить ни одного пейзажа, на котором бы не виднелись люди. Каждые несколько миль вырастает отдающий эпохой Диккенса уродливый силуэт завода, перерабатывающего сахарный тростник, который культивируется в западной части Уттар-Прадеша. В период уборки сахарного тростника на дорогах возникают многомильные пробки, в которых крестьяне по два-три дня изнывают на своих тракторах и ослиных упряжках, дожидаясь очереди взвесить и разгрузить свой тростник. Владельцы сахарных заводов не считают нужным увеличить количество весовых пунктов, чтобы ускорить процесс приемки тростника, а крестьяне терпеливо приспособились к этим бесконечным очередям, что красноречиво демонстрирует соотношение сил в штате. В глазах постороннего наблюдателя индийский крестьянин предстает воплощением бесконечного терпения, воспитанного смирением многих поколений. Но в этом тихом омуте есть сильные подводные течения.

Дом семьи Вирендера точно такой же, как у любой другой крестьянской семьи в Уттар-Прадеше. На небольшом семейном подворье, окруженном глинобитным забором и крытом соломой, живут шесть буйволов. Буйволиный навоз используется и как строительный материал, цементирующий стены дома, и как топливо для приготовления еды, и как антисептик, которым обмазывают глиняные полы. Коровий навоз используют даже как антисептик при рождении детей, которые в этих краях до сих пор появляются на свет в домашних условиях. В Уттар-Прадеше, где проживает 8 % беднейших жителей мира [44] , материнская смертность одна из самых высоких в Индии.

44

См.: World Bank's report, Poverty in India. The Challenge of Uttar Pradesh, 2003, p. 2.

Пока Вирендер кипятил буйволиное молоко, чтобы напоить нас, меня и тещу усадили на единственную в семье лежанку чарпой. Стены и потолок небольшой кухни, служащей также спальней для восьми человек, были черны из-за сажи от очага. В деревнях Северной Индии отрывистый туберкулезный кашель обычен также, как рев ослов, мычание буйволов и звон храмового колокола. По словам Вирендера, он единственный из четырех братьев работает в Дели. Его скромное месячное жалованье составляет 90 % дохода семьи. Принадлежащие семье два акра земли, на которых его братья выращивают горох и другие бобовые, обеспечивают семью пропитанием. Примерно также, по его словам, живут и все его соседи. В каждой семье хотя бы один человек работает в городе.

Мы решили заглянуть в самый большой дом, одно из немногих капитальных сооружений, расположенное на другом краю деревни, у главной дороги. Нас, чужаков, впустили в дом безо всяких вопросов, как впускают всех нежданных визитеров. Хозяева были тхакурами деревни, землевладельцами из высшей касты. У них пятнадцать акров земли, часть которой они сдают в аренду. Их громадный дом, расположенный по периметру большого, мощеного мрамором двора, в центре которого сияет и журчит фонтан, построен и содержится не на поземельные доходы. По их словам, у них осталась только треть земли, которой они владели до земельных реформ Неру 1950— 1960-х годов.