Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
— Так вчера утром ела…— вместо своего голоса она услышала какое-то жалобное журчание. Гузенко отошёл от неё и сел на своё место, нахмурившись.
— Что, плохо в последнее время кормят? — нахмурился он. — А вроде должно быть нормально. Сам видел, в последние дни ящиками консервы подвозили. Так уж плохо?
— Да я не пробовала ещё.
— Это как?
— Я в поезде последний раз ела.
— Так ты из пополнения будешь? — спросил Гузенко, и Таня кивнула. — Да, ну и задачку тебе в первый день задали. Медсестра?
—
— Снайпер, — хмыкнул Гузенко и пододвинул к ней полную тарелку восхитительно пахнущих щей, от которых у Тани снова начала кружиться голова. — На, поешь-ка немного, снайпер.
Таня ела. Горела буржуйка. Гузенко, словно отец, расспрашивал её об училище, о командирах, о родителях.
Уже позже, лёжа на чьей-то плащ-палатке в хорошем, крепком грузовике и на грани сна слушая истории Гузенко о его родной Смоленщине, Таня всё думала: как это так получается, что люди здесь заботятся друг о друге? Как вот, например, вышло, что её накормили, уложили и укрыли чем-то тёплым? Неужели этому высокому седому дяде не всё равно, что с ней будет? Неужели он всерьёз приглашает её заходить к себе на батарею в гости и называет «дочкой»?
Уже совсем засыпая под грохот пустых гильз и досок, Таня думает: вон оно что. Вот что значит поговорка «армия — большая семья». Шумят листья, трещат доски, раздаётся тихий, бархатный голос Гузенко. Тане почему-то становится очень тепло.
Их приехало восемь девчонок. Восемь! Да только почему-то первую стоять в карауле выбрали именно Машу! А ведь она, между прочим, всегда хочет спать больше всех, и как об этом можно не догадаться? Но эта странная Рут, злющая, как чёрт, не хочет догадываться вообще ни о чём.
Маша стояла у входа в землянку, зевая. Шёл второй час ночи, и до конца её дежурства оставалось ещё целых двадцать минут. Дежурилось ей неспокойно: то стреляли слишком близко, то кричали что-то, а полчаса назад и вовсе подняли переполох. Соловьёва, видите ли, вернулась. И вернулась, оказывается, вся такая усталая и измученная. Девчонки почти все не спали, потому что стреляли уж очень. Высыпали, начали обнимать, расспрашивать, ох, Танечка, ох, бедная. Ланская вон разрыдалась, так за неё переживала.
А о Машке, хотящей спать, даже и думать не думали. Нет, чтобы предложить, дай я, Маша, за тебя постою, ты устала. Ушли спать. Подруги ещё называются.
А ещё Машке хотелось есть. Вечером им раздали какую-то мутную жижицу и сказали, что это суп! Плавало там две травинки, как же, суп! Голодом небось заморить хотят.
Было без десяти два, когда есть стало хотеться совсем уж нестерпимо. Терпеть это безобразие у Маши сил больше не было, и она, разбудив Сомову, которая должна была быть следующей, пошла прочь от этой землянки подальше с твёрдым намерением раздобыть еды.
— Маша, Маша, ты куда? — обеспокоенно окликнула её Надя.
—
Осталось найти столовую. Ну, должна же она здесь быть? Во всех приличных местах есть столовые. А уж там она найдёт, что поесть, или добьётся, чтобы её покормили.
Она быстро встретила каких-то двух солдат и спросила у них, где тут столовая. Несколько секунд они молча переглядывались, а потом странно посмотрели на неё.
— Столовая? — спросили они.
Подумаешь, умные какие.
— Столовая, — подтвердила Машка и странно посмотрела на них в ответ, чтобы не зазнавались.
— Что, так-таки столовая тебе и нужна? — засмеялся один из них, и Маша не на шутку рассердилась.
— Так-таки столовая мне и нужна, скажете вы, где она, или нет? — передразнила она их.
Солдаты переглянулись, зачем-то поморгали друг другу и посерьёзнели. Ну наконец-то.
— Да вон там, — один из них указал рукой на небольшой холмик у дороги. — Прямо туда иди, не ошибёшься.
— Тебя там и накормят, и напоят, — хихикнул второй.
— Спасибо, — буркнула Машка и пошла вперёд. Эти дураки за её спиной почему-то начали хохотать.
Пройдя несколько метров, она снова наткнулась на какого-то солдата с автоматом.
— Стой, кто идёт? — спросил он.
— Маша… То есть Широкова. Я в туалет, мне очень нужно, — Маша состроила жалобное лицо, надеясь пройти мимо этого противного солдата к своей заветной цели.
— Туалет явно не здесь, иди обратно к лесу и не шатайся ночью, — строго сказал он и исчез.
Маша нахмурилась и задумалась. Дело было плохо. Видимо, по дороге в столовую ей предстоит встретить ещё немало таких солдат, и все они будут хотеть ей помешать. Это плохо. Поэтому она решила выбрать обходной путь. Слева чернел лес, и Машка почти ползком направилась именно туда. Пусть так будет и дольше, зато безопасней. В лесу уж наверняка никаких солдат нет.
И чего врут, что в лесу страшно? Ни капельки не страшно, а очень даже светло от луны. Компас Маша не брала, быстро шла наугад и очень скоро вышла, запыхавшаяся, как раз около того самого холмика, на который показали ей солдаты.
И пахло, кажется, вкусно. Значит, она точно по адресу. Как, оказывается, легко найти здесь столовую. Место вокруг неё, дорога и высокая сосна, было как будто немного знакомо ей, но разбираться в темноте было некогда.
Правда, у входа её, тяжело дышащую после быстрого шага, снова остановили. Маша ужасно испугалась, и солдаты, глядя на её лицо, почему-то испугались и сами.
— Вы куда? — нерешительно спросил один из них. — Что… Что-то важное?
— Очень, очень важное, — выпалила Машка, радуясь, что хоть он её понимает.