Чёрный лёд, белые лилии

Моисеева Ольга Романовна

Вера разочарованно выдохнула, и Таня быстро продолжила:

– Нет-нет, ты права, я знаю, но всё это звучало, будто… не знаю, какая-то последняя напутственная речь.

– Когда я умру, не говори обо мне Саше, - вдруг мотнула головой она.

– Почему?
– Таня внимательно посмотрела на Веру.

– Не хочу. Не надо, нет, нет. Я не хочу, чтобы она знала такой свою мать. Не говори вообще. Ты обещаешь мне? Пообещай мне, Таня, - загорячилась она, чувствуя, что начинает задыхаться.

– Обещаю, только

успокойся, - испуганно воскликнула Таня.

– Помнишь, ты говорила мне, что когда-то давно хотела стать писателем?
– спросила Вера, и Таня кивнула.
– Скажи мне, что ты не забросишь это. Иногда я чувствую, что умру уже совсем скоро.

– Вера...

– Нет, дослушай!
– упрямо сказала она.
– Я умру сегодня или через год, но не ты, - Вера взяла Танину ладонь в свою.
– Просто сделай свою жизнь историей, которую стоит рассказать.

– Это, кажется, из какого-то фильма, - подняла Таня брови.

– Я знаю, - ответила Вера и засмеялась.

В польском посольстве было тесно: в выходной день, видимо, все поляки дружно решили оформить свои документы.

– Боже мой, сколько народу, откуда столько людей?..
– ворчала Вера, занимая очередь в кабинет первичного приёма.
– Так мы ничего не дождёмся. Поднимемся на четвёртый, там, кажется, тоже можно.

– Как скажешь, - согласилась Таня и направилась к лестнице. Вера замерла на пороге, чувствуя, что осилить два пролёта сегодня не сможет.

– А вообще, знаешь, давай на лифте. Я что-то устала, - вдруг улыбнулась Таня.

Милая, добрая, нежная девочка Таня. Такая юная, но не по годам понимающая. Они зашли в лифт, Вера нажала нужную кнопку, двери закрылись, и лифт тронулся. Где-то на третьем этаже свет вдруг моргнул пару раз, и лифт встал.

– Чудесно, - засмеялась Таня, садясь прямо на пол кабины.
– Сегодня определённо наш день. Сколько времени? Боюсь опоздать: Калужный прибьёт. Так и сказал: «Попробуй мне опоздать».

– Половина восьмого. Тебе когда нужно вернуться?

– До девяти. Надеюсь, починить успеют.

Вера нажала кнопку вызова диспетчера и высказала ему всё, что думает об этом ужасном посольстве, где можно простоять в очередях полжизни, а также о качествах лифта. Испуганная женщина на том конце провода обещала быстро всё починить.

Таня смеялась, закрыв лицо ладонями.

Вера прислушалась: снаружи раздался какой-то протяжный, режущий по ушам, крайне неприятный звук. Она не сразу поняла. Испугалась только, когда увидела Танино бледное, как мел, лицо и испуганные огромные глаза.

– Это оно?
– тихо спросила она, и Таня только бессильно кивнула.
– Так вот как звучат сирены…

Стараясь не вслушиваться в крики там, за дверьми лифта, Вера подошла к панели с кнопками и неторопливо, спокойно нажала кнопку вызова диспетчера. На том конце молчали. Она нажала ещё раз, ещё и ещё,

но диспетчер упорно не желал отвечать. Тогда Вера нажала на первый этаж, на второй, третий, пятый, потом на все вместе; наконец, она ударила кулачком по панели.

– Прости меня, - тихо сказала она Тане, опускаясь на пол рядом. Та сидела, смотря в пол, и чертила что-то пальцем на подоле шинели.

– За что?
– пожала плечами.

– Я потащила тебя в этот чёртов лифт. Жалко, да?
– Вера подняла голову, пытаясь справиться с дыханием.

– Ужасно, - ответила Таня, скривив губы, чтобы не плакать; потом встала и подошла к панели, принявшись беспорядочно нажимать кнопки.

Сирены кричали. Кричал голос диктора. Таня пела что-то тихонько, Вера разобрала только слово “радуга” - и всё же плакала, нажимая пальчиком кнопки.

Вера не умела плакать.

– У тебя красивое родимое пятно, - вдруг сказала она, впервые заметив над Таниной бровью беленькое пятнышко в форме цветка.
– Как думаешь, что оно значит?

– Это лилия, - ответила Таня дрожащим голосом, улыбнувшись.
– Символ этих уродов. Смешно, да? Мне всегда хотелось верить, что это… что-то особенное. Вроде особенной метки. Как будто она значит, что я не такая, как другие. Избранная и всё такое, - усмехнулась она.

– Так и есть.

Они помолчали ещё. Криков уже не было слышно. Стало пусто, тихо и…

– Так страшно…

– Ну уж нет, мы слишком молоды, чтобы умирать. Сашуля, Якуб, Мариинский театр, все надежды, - Вера вскочила, снова принявшись нажимать кнопки одну за другой и стучать кулаками в двери. Не помогало.
– Чёрт бы тебя подрал, - воскликнула она, ударив по панели ещё раз.

Лифт дёрнулся и, содрогаясь, поехал наверх.

– О Господи, - Таня вскочила на ноги.

Двери открылись, и они выбежали на абсолютно пустой этаж. Таня быстро взглянула на настенные часы, побледнела. Они показывали без пятнадцати восемь. Уши закладывало от нарастающего гула.

– Выход там, быстрее, надо спуститься!
– крикнула Вера, почти бегом направляясь в сторону лестницы.
– Таня, ну где ты?!

Она обернулась: Таня стояла в другом конце коридора, бледная и напуганная.

– Метро уже закрыли.

– Нет, идём, идём быстрей…

Шум стал нестерпимым, и она не могла перекричать этот страшный рёв самолётов.

Таня вдруг услышала свист, тихий и шипящий, будто что-то прорезает воздух. А потом всё вокруг обратилось в треск, огонь и скрежет.

– Вера, Вера!
– закричала она, не слыша своего голоса, только чувствуя вибрацию пола. Падая на него и закрывая голову руками, Таня всё-таки успела взглянуть вперёд: там, где был лифт, лестница и Вера Верженска, здание просто заканчивалось. Всё горело. Сквозь огромный провал вдалеке она видела верхние этажи своего общежития.