Диверсия без динамита
Шрифт:
веснушчатым лицом и аккуратными рыжими усами. Пить он не пил, табаку не курил и, хотя с виду казался
смирным, характер имел твердый, дело знал и все твердил о каких-то перспективах. Василия Семеновича от
таких разговоров мутило, но виду он не показывал — Бельчука поддерживал их директор — сам
орденоносный Фалалеев. Остаток ночи Сысоев промаялся с открытыми глазами, и неспокойные мысли
одолевали его ум.
Утром, невыспавшийся, с желтым, как прогорклое сало, лицом,
подходил к управлению, когда услышал за спиной чьи-то нагоняющие шаги. Василий Семенович обернулся,
и его бросило в жар. То был Бельчук, на губах которого играла та же заботливая улыбка, а веснушек,
несмотря на осень, будто прибавилось.
— Здравствуйте, Василий Семенович! Погодка-то, а? Не на шутку разыгралась.
— Да, знаете, циклон, — напряженно кивнул Сысоев.
Вошли в лифт. Василий Семенович, боясь встретиться с Бельчуковским взглядом, пытливо изучал
заляпанные грязью носки своих ботинок. Безмолвствовал и Бельчук. Наконец, пауза стала для Сысоева
совсем невыносимой, и он сипло спросил:
— А это что у вас? — и кивнул на газетный сверток в неприятно знакомых руках Бельчука.
Бельчук, будто ждал этого вопроса, и с готовностью зашуршал газетой:
— Да вот бритву хочу в ремонт снести. Что-то с ней вчера случилось.
У Сысоева онемели лопатки. То была электробритва «Харьков-3».
— А вы что, Василий Семенович, бледный такой? Плохо спали? — акцентируя ехидство в глазах, явно
неспроста поинтересовался Бельчук.
«Он все знает», — затрепетал Сысоев, но, собрав остаток воли, ответил спокойно, без срыва:
— Да вот что-то нездоровится. Погода, наверное, влияет.
Дверцы лифта, наконец, разъехались, и Сысоев облегченно расправил плечи. Бельчук же тонко усмехнулся
и, со значением сказав:
— Ну, ладно, до скорой встречи, — вышел.
Сысоев поглядел на уверенную, обтянутую замшей спину бойко цокавшего подковками по коридору
Бельчука, на его крапчатые от веснушек оттопыренные уши и снова почувствовал, как в животе зашевелился
липкий комок страха. «Сегодня ночью опять придет», — перевел бельчуковское «до скорой встречи»
Василий Семенович и зажмурил глаза.
Он не ошибся. На этот раз Бельчук явился к нему в форме белого офицера, на коне, при шашке и почему-то
с автоматом Калашникова, из которого он и выце ливал Сысоева. Василий Семенович в буденовке и без
ремня, петляя, как дорога в горах, бежал по чистому полю, а пули ложились все ближе. Отчаявшись, Сысоев
упал на пыльную, всю в коровьих лепешках, землю и, как насекомое, притворился мертвым. Бельчук
спешился, носком наваксенного сапога повернул лицо сразу переставшего
непоправимое:
— А комиссарик-то никак живой...
Василий Семенович осторожно сделал в глазах щелку и увидел, как бережливый Бельчук, отложив
автомат, возится с шашкой.
— За что убиваешь? — заплакал Сысоев.
— Так, говоршь, усы мои тебе не нравятся, — поглаживая усы, ласково улыбнулся Бельчук и свистнул
клинком...
И снова Сысоев проснулся от собственного крика и долго не мог унять заходившееся сердце. «Да что же
это такое? — тер лысину испуганный Василий Семенович, стоя у форточки и всасываясь в сигарету. — На
больничный, что ли, уйти. Или поговорить с этим Бельчуком. Да что сказать-то? Кто в эту чушь поверит?
На следующий день, в пятницу, провожали на пенсию Мефодьева из отдела снабжения. Мефодьев
оказался молодцом и пригласил после работы сослуживцев домой. Сысоев пошел тоже, поскольку сдавал
деньги на подарок. И, кого он не ожидал встретить у Мефодьева, был трезвенник Бельчук. Еще в прихожей,
нанизывая на вешалку плащ, Василий Семенович уловил среди общего гомона его уверенный смех, а потом
увидел за фигурами гостей педантично причесанную и поптичьи вертлявую голову Бельчука с
пламенеющими усами. Сысоев в беспомощном отчаяньи забился в самый труднодоступный угол и весь
вечер вздрагивающий и мрачный нервно пил водку и даже не вылезал покурить. А Бельчук был в ударе. Он
со знанием дела рассказывал о журнальных новинках, исполнил под гитару что-то из Розенбаума, спорил с
самим Фалалеевым о проекте и веселил женщин приличными анекдотами. Несколько раз Василий
Семенович встречался глазами с Бельчуком и, презирая себя, жалко и соглашательски улыбался. Взгляд
Бельчука казался ему снисходительным и чуточку брезгливым, как у естествоиспытателя, наблюдающего за
какой-нибудь там амебой.
Адриатическими голосами запел магнитофон. Начались танцы. «Нет, нужно сваливать», — решил
захмелевший Сысоев, видя, что Бельчук ангажировал на медленный секретаршу директора. Он отыскал в
прихожей свои ботинки «Цебо», оделся и, не попрощавшись, спустился во двор под гаденько моросящий
дождь. На улице Василий Семенович с облегчением пыхнул сигаретой и направился в сторону дома. Но не
прошел он и квартала, как услышал, что кто-то, бойко цокая подковками, нагоняет его. У Василия
Семеновича внутри все потухло — бежать мешал тяжеленный дипломат и, главное, не было сил. Все же
Сысоев наддал, но, завернув за темный угол, остановился. Ну нет, он Бельчуку не подопытный кролик, не