Дневник. Том 1.

де Гонкур Эдмон

народный характер. Генрих IV — это король, милостью «бога

простых людей» из песни Беранже, и волокита. Франциск I —

король, перекочевавший со страниц Рабле на страницы новелл

341

королевы Наваррской: это — король-распутник. Людовик XV —

капризник, свинья и враль. Наполеон — это наша любовница,

это Слава. Людовик XVIII — вольтерианец, цитирующий Го

рация *. Луи-Филипп — вооруженный зонтиком Робер Макэр.

Людовик XIV — героический

Прюдом королевской власти.

Все типы, все разновидности, все признаки французской

расы представлены на этих медалях: на них чекан националь

ного характера.

Что за удивительные люди, они тянутся к уродливому, не

полноценному, безобразному, незадачливому! Они любят безоб

разное, нелепое, вырождающееся, они ищут чудовищное в глу

пом, убогое в изысканном. Отсюда успех Бодлера, этого святого

Венсена де Поля, собирающего огрызки, этой навозной мухи в

искусстве. < . . . >

Воскресенье, 4 мая.

Эти воскресенья, которые мы проводим у Флобера * на буль

варе Тампль, — единственное наше спасение от воскресной

скуки. Разговор перескакивает с одного на другое; мы восхо

дим к истокам язычества, к происхождению богов, копаемся в

истории религий; от идей переходим к человечеству, от восточ

ных легенд к лиризму Гюго, от Будды к Гете. Страницу за

страницей вспоминаем великие шедевры; уносимся в далекое

прошлое; делимся своими мыслями или просто думаем вслух;

вызываем тени минувшего, роемся в своей памяти и откапы

ваем в ней, словно мраморные останки богов, полузабытые ци

таты, отрывки, фрагменты из разных поэтов!

Потом мы погружаемся в тайны чувственного, в неизведан

ное, в бездну противоестественных вкусов и чудовищных тем

пераментов. Извращения, прихоти, безумства плотской любви —

все это подробно обсуждается, анализируется, исследуется,

классифицируется. Мы философствуем по поводу маркиза

де Сада, теоретизируем по поводу Тардье. Мы срываем с любви

все покровы, поворачиваем ее во все стороны, мы словно раз

глядываем ее с помощью хирургического зеркала. Словом,

в эти беседы — настоящие исследования о любви XIX ве

ка — мы выкладываем материал для целой книги, которая ни

когда не будет написана, хотя это была бы превосходная книга:

«Естественная история любви». < . . . >

342

4 мая.

Один современный папаша, выговаривая сыну за его леность

и нежелание чем-либо заняться, обмолвился великолепной фра

зой:

«Я-то, сударь, по крайней мере выполнил свой долг перед

родиной — я нажил состояние!»

Я могу назвать только двух-трех писателей, в чьей шкуре

охотно очутился бы. Я хотел бы, например, быть Генрихом

Гейне. Или же Бальзаком; впрочем, окажись я в шкуре баль

заковской славы, я чувствовал бы себя в ней так, словно на мне

толстая, неуклюжая одежда, а па ногах — башмаки Дю

пена *. < . . . >

Вторник, 6 мая.

После обеда, за кофе, Мария рассказывала о своей жизни, —

единственное, что может представлять интерес в разговорах та

кой любовницы, как она, да и вообще любой женщины.

Свою жизнь в Париже она начала продавщицей в лавке

колбасника Bep о– Дод а, — тот сказал как-то ее отцу: «У вас пре-

миленькая барышня и, видать, неглупая. Куда же вы собирае

тесь ее определить? В горничные? Отдайте-ка ее лучше в тор

говлю». Хозяевам колбасной она сразу пришлась по вкусу. Им

нравилось, что она «так деликатно режет». Ни крошечки, бы

вало, ни кусочка не пропадет, такая уж она способная, такая

старательная! Вставала в четыре часа утра, прибирала все полки

не хуже хозяев. Веро как-то похвалил ее своему собрату по ре

меслу, некоему Неве, с улицы Бобур, и тот решил ее перема

нить. Девчонка получала четыреста франков в месяц, да и те

выплачивались ее отцу, а он уж сам выдавал ей на наряды, —

правда, одевалась она всегда премило и носила наколки с рю

шем — они как раз вошли тогда в моду. Неве предлагает на сто

франков больше; она переходит к нему.

В этой лавке на улице Бобур — знакомство с молодым чело

веком. Ей было тогда тринадцать лет, она была очаровательна —

белокурая, крепенькая. Как-то, получая у нее сдачу, он пожал

ей руку. И вот заходит уже каждый день, втирается в дом к хо

зяевам. Приходит с двумя собаками, — наверно, им он скармли

вал колбасу, которую покупал в лавке. Сдружился с хозяевами,

отрекомендовавшись архитектором, живущим по соседству. Он

и вправду снял квартирку в доме напротив, и консьержка того

343

дома, которой он хорошо платил, нахвалиться им не могла. Ча

стенько обедал у Неве.

Так продолжается с год. И вот однажды он приглашает хо

зяйку в театр, а билеты взяты на четверг — день, когда та за