Должница
Шрифт:
И вот уже рука Германа не держит мои волосы. Я чувствую стену дома и прислоняюсь к ней, медленно оседая на землю. Не понимаю, что происходит, но пытаюсь успокоиться.
Руднев говорил, что надо успокоиться. Надо заткнуться и не плакать. Такова цена быть рядом с ним. И я пытаюсь переключиться: что там сказала Вероника? Она беременна?
Серия выстрелов завершается также резко, как началась. И тогда меня оглушает тишина.
В ушах стоит лишь звон и мое тяжелое дыхание.
И лишь спустя время
Следом я слышу мужской голос. Тот самый, пробирающий до дрожи и мозга костей. Голос, от которого волосы встают дыбом. И сердце замедляет ритм в ожидании приговора. Приговора не мне.
– Мой брат щедр, и напоследок он передал тебе большой привет, Вика. Лови его подарок.
И раздается заключительный выстрел. А затем истошный женский крик. Снова не мой.
Прошла секунда, минута или час. Я не знаю. Но кто-то подошел ко мне и коснулся моего живота.
Меня начинает трясти. Эти руки еще никогда не трогали меня.
Они поднимают меня и уносят оттуда, где я до сих пор слышу непрекращающиеся рыдания Вики вперемешку с истошными криками. Он не убил ее, он не убил ее… Он оставил ее умирать.
Где-то совсем рядом слышится звук заведенной машины. Сильные руки больше не прижимают к себе мое тело, и я тут же вновь оседаю на землю. Ноги не держат совсем. И тогда с меня стягивают мешок, взъерошивая волосы и ослепляя солнечным светом.
Глаза в глаза. Ни миллиметра в сторону. Они у него янтарные, но совсем чужие. Незнакомые. Но такие же опасные.
– Так вот ты какая, Аля…
Лицо Руднева Давида медленно приближается. В его руках я улавливаю металлический блеск ножа. Я дергаюсь, но тут же морщусь от боли. Он тянется к моим рукам и резко отрезает впившуюся в кожу веревку.
Также медленно он отстраняется, не сводя с меня изучающего взгляда.
Он сидит передо мной на корточках. Такой высокий и большой. Опаляет меня своим дыханием. Разглядывает словно диковинку, попавшую ему в руки.
А затем припечатывает:
– Артема убили. Я его брат, а ты, кажется, носишь его ребенка?
Этот мужчина с глазами Руднева улыбается мне, но я ему не доверяю. Как говорил Артем, доверие – это слишком дорогой ресурс в наше время.
Я вцепилась в него настороженным взглядом. И все не могла прийти в себя. В голове до сих пор звучит череда выстрелов.
Этот человек убил всех в этом доме, кроме… Вики. Я осторожно скольжу взглядом выше, за спиной - его люди. И много черных больших автомобилей, брошенных кое-как и явно в спешке.
Это брат Руднева, которому нужен мой ребенок. Он явно не простой человек, и он точно не позволит мне сбежать.
– Ну и сестрица у тебя, - он пытается выцепить мой взгляд.
Но я смотрю мимо него и до сих пор
Ты точно глупая, Аля, ведь она собиралась тебя убить, а теперь ты ее жалеешь?
– Ну и брат… у вас, - хрипло в ответ.
Он смеется. Тихо. Хрипло. Но глаза его остаются серьезными и хладнокровными. В них нет огня, который моментально вспыхивал в глазах Артема.
Ловлю себя на мысли, что сравниваю их не в первый раз. И зажмуриваюсь.
Брат Артема поднимается в полный рост, заслоняя собой солнце. И смотрит на меня сверху вниз в ожидании.
Я не понимаю, что он от меня хочет. На секунду кажется, что я даже не помню, кто он. Я только вижу его рубашку, залитую кровью - прямо как у Руднева, когда он убил Кирилла.
Они ничем не отличаются. Давид также жесток, а я все также схожу с ума. Это мой личный фильм ужасов, и я в нем – главная героиня.
– Чего сидим, Аля? Поднимайся и садись в машину. Тебе нужно в больницу, да и мне… не помешало бы.
Я вскидываю взгляд и почти задыхаюсь, когда замечаю рану на его плече. Именно оттуда струилась кровь, застывая вместе с кровью тех, кто похитил меня.
Не дожидаясь, пока я приду в себя, его руки ловко поднимают меня на ноги.
– Стоять можешь?
Заторможенно киваю, смахивая слезы. Его человек молча распахивает передо мной дверь другого автомобиля. Там внутри – темнота и неизвестность.
Я оборачиваюсь, привлекая взгляд янтарных глаз. Давид вопросительно приподнимает бровь, стягивая с себя рубашку прямо здесь – на октябрьском холоде.
– Постойте. Мы можем ей помочь?
– Помочь?
Смех Руднева начинает гулять по округе. Сначала тихо, затем все громче и громче. Словно я сказала что-то смешное. Глупое. Абсурдное. Только человек без сердца может смеяться столь откровенно с пулей в плече.
На лицах его охраны появляется усмешка, и поначалу они умело ее маскируют, а затем с разрешения босса начинают смеяться в голос. Очень громко.
Еще никогда я не чувствовала себя столь унизительно.
Кусаю губы, прикрывая живот в защитном жесте. Мне не нравится его брат. Совсем не нравится. С ним страшно.
– Довольно, - приказывает Давид, взмахом руки заглушая общий смех, - в машину, Аля. И без глупостей.
Этой фразой он кого-то мне напомнил. Так любил говорить Руднев. Руднев, которого уже нет в живых.
– Помочь ты должна только своему ребенку. Забирайся в салон.
Глава 23.
Давид садится рядом со мной. Далеко и в то же время очень близко. Его тело обнажено, а рубашка в крови лежит на коврике в ногах.