Доверься неаполитанцу
Шрифт:
– Вы как Рикардо. Он тоже: "Бросай все, поезжай куда хочешь, ни о чем не беспокойся! Представь, что у тебя отпуск..."
– И правильно, представьте.
– Ладно, не командуйте. Я сама знаю, что для меня лучше.
– Винченца стряхнула сигарету мимо пепельницы и продолжила: - "Не беспокойся!" Это же полная ерунда, легкомыслие. А как же быть с гардеробом? Прикажете все время ходить в этом?
– Она раздраженно провела рукой по своей скупой одежонке, пригодной разве что для ночного клуба или для дискотеки.
– И денег на покупки у меня с собой нет.
Этторе
– Вы же слышали, - сказал он.
– Баразотти за все готов платить. Почему бы вам этим не воспользоваться?
– У вас есть его банковская карта?
– Хватит пока и своей. Так что ни о чем не тревожьтесь и наслаждайтесь моментом.
После недолгой паузы она проговорила, словно снисходя:
– Что ж, ладно. По мне здесь даже неплохо. Можно позагорать, спокойно все обдумать на досуге.
– Вот и прекрасно. Мы с вами в Беладжио, на Комо!.. Радуйтесь! Когда у вас еще будет такое?
Вместо ответа Винченца лишь недовольно взмахнула рукой. Поднявшись с дивана, она подошла к камину и стала разглядывать расставленные на нем безделушки, изящный парусник, раковины. Затем остановилась у висящей на стене картины: ярко расписанные рыбацкие лодки на песке, у синей воды. Пейзаж был исполнен неправдоподобной красочности, будто, рисуя его, художник пребывал в состоянии некой эмоциональной эйфории. На следующей картине тоже изображены были лодки, только уже не на берегу, а в море: под туго натянутыми парусами они стремительно неслись вперед, вздымая белоснежные буруны.
Девушка оторвалась от картин, опустилась в кресло и, непринужденно подтянув под себя одну ногу, принялась растирать руками ступню, словно балерина на репетиции. Несколько секунд Этторе, как завороженный, наблюдал за нею.
– Думаю, нам следовало бы связаться с Баразотти, - произнес он наконец, отрываясь от искусительной картины и приходя в себя.
– Сообщить, что Антонелла здесь.
– Да-да, скорей звоните!
– едко подбодрила его Винченца.
– Скажите, что беспокоиться больше не о чем.
– Что значит - не о чем?
– Супруга его нашлась, любовница разоблачена, прятки закончились.
Слегка опешив от этих слов, прозвучавших чуть ли не как окончательный судебный вердикт, Этторе умолк. Затем сказал осторожно:
– Ладно... Пусть приезжает и сам во всем разбирается.
– Да-а, - протянула Винченца с кислой миной, - вот обрадуется, наверно! Как узнает, его кондрашка хватит! Подождите хоть до утра.
Неаполитанец не отвечал, повернувшись к окну и дергая зачем-то за оконные ручки. На какое-то время в комнате повисла ничем не нарушаемая тишина. Сверху, из спален, тоже не доносилось ни звука. Винченца все так же молча массировала уставшую ступню.
Возможно, из-за закрытых ставен атмосфера в помещении царила немного странная: сонно-тягучая и как бы лишенная ощутимых звуковых колебаний - словно они оба, Винченца и Этторе, оказались вдруг, как рыбы, в доверху наполненном водой аквариуме.
– Поспать бы, - сказал неаполитанец.
–
– С чего бы это?
– Уж вы-то, кажется, могли и не спрашивать.
– Ах да, ну конечно...
– А вы что, совсем не устали?
– Есть немного.
Винченца оставила в покое ступню, переместилась к дивану и с наслаждением вытянулась на нем.
– Правильно, можете пока вздремнуть, - сказал Этторе.
– Наверно, где-нибудь здесь найдется одеяло...
– Нет, спасибо. Вряд ли я сейчас усну.
– Попробуйте хотя бы.
– Не знаю. Сегодня столько всего, не успело еще утрястись.
– Не хотите спать, давайте тогда хоть перекусим немного.
Она оживилась:
– О, вот это мысль! Давайте.
– Сию минуту, мадам.
Неаполитанец направился к стойке, отгораживающей кухню от гостиной, и стал выкладывать там продукты из сумки. Винченца наблюдала за ним с дивана.
Когда все было готово, Этторе позвал:
– Ну что же, можно начинать. Двигайте сюда!
Однако никто не откликнулся. Он посмотрел в сторону диванчика: Винченца уже спала.
14
Утро начиналось мирно. Дверь на террасу была открыта - через нее и через приотворенные наружные ставни в гостиную пробивался холодный утренний свет. В одном из кресел, у самого окна, расположилась Винченца. Она курила свою первую за утро сигарету и любовалась пейзажем - насколько его можно было разглядеть сквозь щели жалюзи. В это же время Этторе хозяйничал на кухне, отвлекаясь иногда на глоток пива из бутылки. Все утро он пытался дозвониться до Баразотти, однако без результата - телефон директора почему-то молчал, не было слышно даже гудка. Строить какие-то предположения на сей счет было преждевременно, поэтому неаполитанец первым делом занялся приготовлением завтрака. Что до Антонеллы, то внизу она не показывалась. Похоже, просто не успела еще встать с постели.
После того как они с Винченцой позавтракали, Этторе сделал еще одну попытку дозвониться в Милан. Однако и она осталась безуспешной. Все, что оставалось им при этих условиях - ждать развития событий.
Солнце уже поднялось и окрасило вершины гор в розовые и оранжево-палевые тона. Плавающая внизу белая пелена тумана медленно подымалась и таяла в солнечных лучах, а в воздухе витали запахи альпийской сосны и эвкалипта. Покончив с оставшейся после завтрака грязной посудой, Этторе с Винченцей переместились на террасу, куда Этторе вынес пару стульев и пару ротанговых кресел.
Однако Винченце на месте не сиделось.
– Это что же, - сказала она, - мы так и будем торчать здесь, забившись в клетку, словно пара перепуганных кроликов? И сколько же так - день, два? Неделю?
– Странно вы рассуждаете, - ответил Этторе.
– Разве тут уместно слово "клетка"?
– Он махнул рукой в сторону обрыва, где за деревьями смутно угадывалось укрытое туманом озеро, а над ним - огромный горный массив.
– И потом, я вам не сторож. Если на то пошло, можете шагать на все четыре стороны.