Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова
Шрифт:
Спускался вечеръ, мы пошли осматривать городъ.
Крысаковъ презрительно вздернулъ плечами, чмъ, за одно, поправилъ спадавшую часть костюма, и сказалъ:
— Воображаю, что за старинный городъ… у нмцевъ…
— Налво, господа, — сказалъ Мифасовъ. — Я знаю городъ, какъ свои пять пальцевъ.
Мы инстинктивно свернули направо и тихо ахнули.
— Я вамъ говорилъ? — шепнулъ Мифасовъ. — Старый Нюрнбергъ.
— Старый Нюрнбергъ, — повторили мы.
Передъ нами раскрылась старая книга. Старая-старая съ мягкими, желтыми страницами, въ которыя хочется уткнуть голову, прижаться лицомъ къ крупнымъ стариннымъ буквамъ,
Я не помню, о чемъ мы говорили, странствуя по засыпавшимъ уже улицамъ стараго Нюрнберга.
Иногда мы сбивались въ кучу, на какомъ нибудь мостик или передъ маленькимъ бассейномъ съ темной, наивно-странной фигуркой посредин — добрымъ окаменлымъ призракомъ, лившимъ журчащія струйки черезъ длинныя глотки торчавшихъ у него подъ мышками гусей. То разсыпались въ разныя стороны, какъ дти, нашедшія «ягодное мсто», и кричали другъ другу — сюда, сюда! — Въ темную беззубую пасть узкаго-узкаго переулка, къ бархатному конному призраку, къ бронзовой доброй коров, мудрой веселой хитростью добродушныхъ вковъ… Къ грузнымъ воротамъ того дома, покрытымъ теплой засохшей плеснью столтій; можетъ быть, стукнуть тяжелымъ желзнымъ кольцомъ и подождать спокойныхъ шаговъ большого человка съ бородой, въ одежд изъ лиловаго бархата, въ туфляхъ на крпкихъ старыхъ, ногахъ. На наше счастье, это — мейстерзингеръ, можетъ быть, даже самъ Гансъ Сак съ, который споетъ намъ, скажетъ много-много о Старомъ Нюрнберг, пока мы будемъ тянуть темное, доброе пиво. Онъ тоже выпьетъ и, пожалуй, проститъ намъ пиджаки и брюки, хотя попеняетъ, что мы не догадались переодться.
А то пойдемъ въ Bratwurstglocklein.
Дома ли еще Гансъ Саксъ — неизвстно, а тамъ онъ, наврное, съ другими мейстерзингерами пьетъ пиво и стъ жаренныя сосиски.
— сть хочется, — капризно протянулъ Мифасовъ.
Въ маленькихъ глазкахъ Крысакова затллъ радостный, жадный уголекъ. Но онъ тотчасъ же на него мысленно плюнулъ, погасилъ и, всплеснувъ руками, лицемрно воскликнулъ:
— Боже мой!.. Среди всего этого думать о д!
— Я не про себя сказалъ, — спохватился Мифасовъ. — Я про нихъ — про Южакина и Сандерса.
— А!.. — Крысаковъ многозначительно покачалъ головой, и оба они, взявшись подъ руку, пошли впередъ, жадно скользя глазами по надписямъ на стнахъ домовъ.
— Среди надписей часто попадается много интереснаго, — небрежно объясняли они, — знаете такого, такого…
— Братвурстъ? — простодушно догадался Южакинъ. — Мюнхнербиръ?..
— Скажите ужъ просто, Южакинъ, что вамъ хочется сть, — съ дружескимъ сожалніемъ сказалъ Крысаковъ. — Что вамъ собственно, Нюрнбергъ? Ну, мы съ Мифасовымъ еще художники… А вы? А Сандерсъ?.. Что для васъ Нюрнбергъ и что вы Нюрнбергу?!
Онъ недоумвающе переглянулся съ Мифасовымъ, деликатно подавившимъ улыбку.
— Можетъ быть, еще замокъ посмотримъ? — робко предложилъ я. — Онъ, — вы меня простите, я человкъ простой, въ замочномъ дл профанъ, — онъ, говорятъ, того… интересенъ, говорятъ.
Крысаковъ неистово фыркнулъ. Мифасовъ вздохнулъ и разсянно уронилъ:
— Братвурст… — но во время спохватился и прибавилъ — глоклейнъ. Братвурстглоклейнъ — жаренно-колбасный звоночекъ.
— Что это такое? — испугался Южакинъ.
— Жаренно-колбасный колокольчикъ,
— Жаренно-колбасный колокольчикъ, — изумленно повертлъ Южакинъ. — Это вы наврное знаете, Мифасовъ?
— Да… Гм… Если наоборотъ — колокольно-колбасное жаркое… Жаренная колокольчатая колбаска… жаренный звонокъ, бубенчатая колбаска…
Онъ еще долто вертлъ въ рукахъ, стараясь склеить въ одно мало-мальски стройное цлое эти разнохарактерные предметы, — жаркое, колокольчикъ и колбасу, изъ которыхъ только дв были съдобныя, — наконецъ устало махнулъ рукой и спросилъ:
— А они открыты?
— Закрыты сейчасъ, — сказалъ я.
Никогда еще мн не случалось видть двухъ людей, столь разстроенныхъ невозможностью немедленно полюбоваться красивымъ осколкомъ старины.
Мифасовъ прошепталъ, что едва ли онъ перенесетъ еще одно подобное потрясеніе; Крысаковъ сразу опустился, главнымъ образомъ, въ нижней своей части.
Бережно поддерживая, мы поставили ихъ на порогъ ресторана Герцога, — какъ гласила полустертая привтливая надпись.
Ресторанъ стараго Герцога состоялъ изъ одной маленькой комнаты, кухни, — рядомъ и самого Герцога — небольшого, толстенькаго старичка въ передник и черной шапочк. Заведеніе было почти полно — мы заняли единственный свободный столъ — одинъ изъ четырехъ добрыхъ деревянныхъ стариковъ.
Появленіе четырехъ иностранцевъ не осталось незамченнымъ.
Одинокій молодой человкъ въ углу отставилъ большую кружку и, скользнувъ на насъ прилично любопытнымъ взоромъ, запутался имъ въ деталяхъ крысаковскаго убранства. Пріятная компанія за двумя сдвинутыми столами сочувственно зашепталась, но сейчасъ-же, не желая насъ слушать, возобновила разговоръ съ удвоенной любовью и силой.
— Почтовые чиновники, — осторожно предупредилъ насъ Герцогъ. Онъ старался показать, что нашъ приходъ не вывелъ его изъ состоянія солиднаго равновсія, хотя наши восторженный похвалы его сосискамъ и заставили вспыхнуть его старыя, но тугія, настояния нюрнбергскія щеки.
Это былъ великолпный старикъ — самый лучшій, какой только могъ водиться подъ заботливыми крышами пожелтвшихъ дряхлыхъ домовъ. Изъ тхъ, которые не сморгнувъ глазомъ и не выпуская изъ рукъ сковороды, позволили бы перекинуть себя назадъ за пару-другую вковъ. Разв тогда не умли пить пива или не ли бы его сосисокъ? Стали бы пить, не безпокойтесь! Теперь ему тоже не плохо, старому Герцогу, хозяину добраго ресторана — прочнаго дла съ постоянной изысканной публикой. О-о! Онъ зорко слдитъ за окружающимъ, прислушивается къ духу времени.
Старикъ Герцогъ…
Видите вы тамъ одного изъ его лакеевъ? Одного и единственнаго? Малый всего четырнадцати лтъ, гниловатый на видъ, но полный достоинства, до краевъ. Было бы странно, если бы онъ вшалъ носъ на квинту, разъ на немъ воротничекъ и настоящая манишка — прошу обратить вниманіе на большой вырзъ жилета. Онъ сейчасъ долженъ повернуться къ намъ лицомъ. Вотъ.
— Однако, — пробормотали мы. — Такого молодца не встртишь въ каждомъ ресторан… Ччортъ…