Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова

Ландау Георгий

За многочисленными столами сидли мужчины, женщины и дти.

— Хорошо играютъ, — сказалъ я сосду.

Онъ съ достоинствомъ кивнулъ головой.

— О! Превосходно! Въ тактъ!!

И съ гордостью указалъ на бшено, но точно отбивавшую тактъ скрипку.

— Это самый честный музыкантъ, — пояснилъ онъ. —

Пива!

Я посмотрлъ вдоль скамеекъ на десятки перекошенныхъ костистыхъ плечъ, на уродливыя оттянутыя трудомъ руки, на тусклые глаза, опущенные въ кружки съ пивомъ.

Гармонія труда и пива, благодарность за то и другое.

Они имли все.

— Поли? — раздался у меня за спиной тонкій непріятнаго тембра голосъ. — Налюбовались картиной?

Я обернулся на длиннаго блобрысаго юношу, довольно плохо одтаго, съ мшкомъ за плечами; длинные сухіе волосы доходили до плечъ, а на желтомъ лиц змилась язвительная улыбка.

— Полъ, — сказалъ я.

— Въ Валленштадтъ?

— Въ Валленштадтъ.

— Пойдемъ вмст, — ршилъ онъ.

— Здшній — студентъ, — издваясь надъ самимъ собой, представился блобрысый юноша. — Два года уже здсь, чортъ бы ихъ взялъ! А вы?

— Я такъ, проздомъ.

— Нравы изучаете?.. Изучайте, изучайте… Дло немудреное. Здсь — что профессоръ, что мясникъ — одно добро. Одно…

— Это только доказываетъ уровень развитія мясниковъ, — возразилъ я, не желая поддерживать его сквернаго язвительнаго настроенія.

— Не знаю, право, что это доказываетъ, — холодно сказалъ юноша. — То ли, что мясники поднялись, то-ли — профессора спустились. Надо полагать сошлись они посредин лстницы, когда одинъ спускался, другой поднимался, да такъ и сли. Одинъ внизу передникъ оставилъ, въ мясной лавк, другой наверху въ лабораторіи, а безъ передниковъ ихъ самъ чертъ не отличитъ. Очки здсь, очки тамъ. Воротничекъ здсь, воротничекъ тамъ.

— Есть нчто поважне того и другого, — наставительно сказалъ я.

Онъ передернулъ мшокъ на спин и отмахнулся.

— Подите вы!.. Вотъ вамъ случай съ профессоромъ А. — Знаменитость, богъ, по его лекціямъ въ Россіи учатся… Дословно какъ было дло.

Демонстрируетъ въ клиникахъ двухъ голыхъ паціентокъ… Кельнерши или въ этомъ род… Неприличная болзнь, знаки на тл… Стыдно, — лица, какъ водится, закрыты салфетками… Юноша разсказывалъ, повидимому, въ сотый разъ, не волновался и говорилъ отрывисто.

— Съ салфетками все таки легче… Студенты, помощники… А. въ дурномъ настроеніи, хочется на чемъ нибудь сорвать злость. Сдергиваетъ салфетку съ одной, бросаетъ. Та только охнула — летитъ вся красная, глаза закрыла… Схватываетъ другую салфетку — не тутъ то было. Двица ухватилась и руками, и зубами — ни за что. А. — въ бшенств, салфетку рветъ — прямо драка… Старикашка здоровый… Кричитъ: — Нечего, голубушка стыдиться — опоздала. Раньше бы надо было. Вырвалъ салфетку. Двица руками закрылась — руки отдирать сталъ. Да какъ?! По всей койк катаетъ… Крикъ, истерика, двицъ съ койками — вонъ…

— А студенты?

— Студенты? Представьте, что не только студенты, даже профессорскіе помощники возмутились — ужъ

на что рабы. Ногами зашаркали — это такъ принято. А. посмотрлъ, погрозилъ закрыть клинику и ушелъ — разгнвался.

— Тмъ и кончилось?

Юноша мефистофельски оскалилъ длинные желтые зубы.

— Не совсмъ. Студенты ршили устроить А. кошачій концертъ, подъ окнами, но — не состоялся. Совтъ постановилъ, закрыть, коли что, университетъ, а всхъ русскихъ выгнать. Это здсь — врод первой помощи… Такъ… Студенты собрали сходку и заявили, что они вовсе не въ претензіи на А. и — не просить же, на самомъ дл профессору прошения у какихъ то кельнершъ. Что же касается шарканія ногами, то виноваты въ этомъ вчно и всмъ недовольные хайбе-руссенъ, скоты — русскіе.

Я посмотрлъ на блобрысаго представителя этой породы, несомннно недовольнаго своей участью и спросилъ:

— А какъ къ вамъ относятся профессора.

— Средне, — отвтилъ онъ саркастически. — Общее мнніе довольно удачно формулировано однимъ изъ профессоровъ такъ: «Нашихъ студентовъ слдуетъ во что бы то ни стало оберегать отъ вліянія этого, во многихъ отношеніяхъ, интереснаго, но слишкомъ… экзотическаго элемента». Это — вообще. А въ частности, профессоръ Р. не такъ давно поколотилъ и выбросилъ изъ аудиторіи одного экзотическаго юношу за то, что тотъ собирался его послушать, не внеся платы за лекцію… Профессоръ Ф. подивился терпнію Р., вс сообща объявили Ф. благодарность за энергичныя дйствія, а экзотическаго юношу вышибли изъ университета… А вотъ еще…

— Нтъ ужъ довольно, — попросилъ я. — Поговоримъ о другомъ, повеселе.

— Повеселе? — задумчиво переспросилъ онъ. — Разсказать, разв, какъ здсь, на лекціяхъ студенты забавляются?.. Воробья недавно у химика выпустили… Кошку…

— Еще веселе, — жалобно сказалъ я, испуганный мрачнымъ, насмшливымъ выраженіемъ его глазъ.

Повидимому, юноша былъ отравленъ до самой сердцевины, какъ стебель какого нибудь ядовитаго растенія. Его волосы стали похожими на забытую въ химическомъ шкапчик паклю, на кончик носа выступила ядовитая капля.

— Прекрасно, — согласился онъ. — Вы… не соціалъ-демократъ? Нтъ? Ну, все равно. Я, было, вамъ про первое мая разсказать хотлъ… Пролетарии всхъ странъ соединяйтесь!..

— Первое мая?! — вскричалъ я. — Великолпно! Что можетъ быть прекрасне и радостне этого праздника труда?! Когда люди разныхъ профессій, возрастовъ и сословій идутъ нога въ ногу, обнявшись, какъ братья, воины единой могучей рати…

— Словомъ пролетаріи всхъ странъ соединяйтесь!.. — съ глубокой и грустной ироніей, подсказалъ отравленный юноша.

Мое сердце начало щемить.

— Кажется скоро уже — станція? — робко спросилъ я.

— Скоро… Стало быть — пролетаріи всхъ странъ соединяйтесь? Такъ, что ли?.. Хорошо… За два дня до прекраснаго праздника труда въ читальн вывсили объявленіе. Просимъ — де, господъ русскихъ участія въ шествіи не принимать, потому что ходятъ они не въ ногу, поютъ плохо и вообще… элементъ безпокойный…

Мн стало казаться, что воздухъ наполняется ядовитыми испареньями. Я вспомнилъ стихотвореніе «Анчаръ».