Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова

Ландау Георгий

Но сейчасъ же мы заметили, что странная компанія ни только не пугала аборигеновъ, но даже не останавливала на себ ничьего мимолетнаго вниманія. Взрослые тирольцы, тирольки и маленькіе тирольчата проходили мимо, не оглядываясь и только нкоторые раскланивались съ предводителемъ труппы.

— Сандерсъ, — сказалъ Крысаковъ, — узнай, что съ ними случилось? Не надо ли имъ чего?

Если судить о нмецкомъ языке по сандерсову разговору — можно вывести заключеніе, что нтъ на свете языка длиннее, сложнее и утомительнее.

Сандерсу нужно было сказать только две фразы: «Кто вы такіе? Почему такъ странно одеты?»

Онъ подошелъ къ предводителю тирольцевъ изъ семейства ленточныхъ, понурился и пробормоталъ что-то.

Онъ

подошелъ къ предводителю тирольцевъ изъ семейства ленточныхъ, понурился и пробормоталъ что-то…

Тиролецъ ему ответилъ. Сандерсъ покачалъ головой съ безнадежнымъ видомъ и сказалъ такую длинную фразу, что два поезда успели уйти и одинъ подкатилъ къ вокзалу. Тиролецъ хлопнулъ себя по бедрамъ, прищелкнулъ пальцами и сталъ что-то объяснять, перепрыгивая съ ноги на ногу. Объясненія тирольца не могли вырвать Сандерса изъ бездны унынія, угнетенности и сомненія. Онъ собрался съ духомъ и размоталъ съ невидимой катушки такую длинную фразу, что тиролецъ началъ линять. Онъ потерялъ два пера съ, — короны и одно — съ плеча, и, не заметивъ убытка, высказалъ Сандерсу такое количество словъ, что въ нихъ должно было заключаться географическое описаніе Тироля, характеристика нравовъ народонаселенія и перечисленіе главнйшихъ видовъ флоры и фауны. Утшило-ли это Сандерса? Разъяснило-ли ему что-нибудь? Нтъ! Онъ потрогалъ зеленую пуговицу на толстомъ живот тирольца и вытянулъ изъ себя длинную, какъ осенняя ночь, фразу.

И только получивъ обоснованный отвтъ на это, отошелъ онъ отъ тирольца, переваливаясь, какъ объвшаяся утка.

— Ну?! — спросилъ нетерпливый Крысаковъ.

— Обыкновенные тирольцы. Ферейнъ. Возвращаются посл воскресной экскурсіи.

— Скрытный народецъ, — подмигнулъ Крысаковъ. — Трудненько было вамъ вытянуть у этого оболтуса столь краткія свднія.

— Нтъ, ничего, — пожалъ плечами Сандерсъ. — Я только спросилъ, кто они такіе, а онъ отвтилъ.

— Тошнитъ меня отъ этихъ тирольцевъ, — признался Крысаковъ. — Чистенькіе, куцые, кругозоръ ограниченъ горами и собственнымъ недомысліемъ, благонравно ухаживаютъ за тирольками и благонравно женятся. Здсь не бываетъ сценъ ревности, убійствъ, измнъ и сильныхъ душевныхъ движеній, какъ въ сторону благородства, такъ и въ сторону подлости. Шесть дней благонравно трудятся, седьмой день благонравно пляшутъ въ какой-нибудь таверн. Кстати, какъ неимоврно сладокъ и противень ихъ Дефрегеръ! Брръ! Самодовольно пляшутъ и самодовольно острятъ. Вы знаете, что такое ихнія остроты? Вообще, нмецкое остроуміе! Въ Берлин одинъ господинъ съ гордостью говорилъ, что нмецкія дти не чета нашимъ. Они смлы, находчивы, сообразительны и въ отвтахъ не смущаются, а отвчаютъ мтко и остроумно. Мы сдлали даже опытъ… Встртили какого-то извстнаго своей находчивостью знакомаго господину школьника и вступили съ нимъ въ бесду. «Что ты любишь больше всего на свт?» — «Свою прекрасную родину». — «Неужели? А я думалъ, что больше всего теб должно нравиться захать въ ухо мальчишк, который обидлъ бы тебя!» — «О, нтъ. Вступать въ драку стыдно. Лучше сообщить о нехорошемъ поступке мальчика его родителямъ, которые скажутъ ему, что онъ ихъ огорчилъ и ему станетъ стыдно.» — «Та-акъ… И, наврное, по воскресеньямъ вы собираетесь въ школ и поете духовные псалмы?» — «О, да. Это лучшій нашъ отдыхъ въ свободное время.» — «Видите, — сказалъ мн господинъ, — когда мы отошли. — Преострый мальчуганъ. За словомъ въ карманъ не лзетъ». — «Можетъ быть, можетъ быть». И тутъ только я замтилъ, что мой господинъ тоже нмецкій дуралей. Кстати, о нмцахъ. Меня томитъ жажда. Не выпить ли намъ пива?

Въ этихъ случаяхъ иниціатива всегда принадлежала Крысакову. И удивительно, что мы — поднимавшіе безконечные споры по поводу выбора номера въ гостинниц или мста въ вагон — въ этомъ случай никогда не

возражали и не спорили.

— Вы хотите выпить? Пойдемъ.

— А вы разв не хотите?

Вс мы сразу длались чрезвычайно предупредительны къ Крысакову, оставляя въ забвеніи собственныя желаніе и настроеніе.

— Причемъ тутъ мы? Разъ вы хотите — пойдемъ.

— Да мн неудобно, что вы изъ-за меня идете.

— Ну, вотъ глупости. Отчего вамъ и не доставить удовольствія.

Иногда отъ меня исходило предложеніе «кой-чего перекусить». И въ этомъ случа — наша дружба разыгрывалась въ полномъ блеск.

— Отчего же вы не обдали вмст съ нами?

— Я тогда не хотлъ, а теперь хочу.

— Эхъ, ну что съ вами длать. Придется пойти съ вами.

— Вы можете посидть. Я скоро закушу.

— Да чего тамъ… Вы не спшите. Я тоже чего-нибудь глотну. Покорные желанію Крысакова, мы услись, и намъ подали четыре кружки прекраснаго пнистаго пива. Крысаковъ отхлебнулъ и благодушно сказалъ:

— Не люблю я, чивой-то, Тироля. Отчего у нихъ, братцы, колни голыя? Что это за обычай?

Посл недолгаго раздумья, я нершительно сказалъ:

— Я думаю — это въ цляхъ сохраненія тирольской нравственности…

— Причемъ тутъ нравственность?

— А какже! Мстность у нихъ гористая, мужчины же при объясненіи двицамъ въ любви обязательно становятся на колни.

— Ну?!

— Ну, а въ гористой мстности на голыя колни не очень-то встанешь.

— Это вздоръ! Нтъ ничего нелпе вашихъ теорій.

— Ну, а въ гористой мстности на голыя колни не очень-то встанешь.

— А у васъ никакихъ теорій, и вообще-то, нтъ.

— Вы думаете? А моя теорія причины приливовъ и отливовъ? Это не мысль, а молнія!

— Воображаю!

— Вы знаете, господа? По моему — на земномъ шар не хватаетъ воды. Все дло въ томъ, что два противоположныхъ берега океана можно сравнить съ головой и ногами спящаго человка, прикрытаго короткимъ одяломъ — океаномъ. Теперь: если натянуть короткое одяло на голову, обнажаются ноги, натянуть на ноги — обнажается голова. Такъ и океанъ — если тутъ приливъ, тамъ долженъ быть отливъ, Понятно?

— Садитесь! Два!

— Не два, а четыре.

— Идея. Кельнеръ! Еще четыре кружки.

— Я не хочу пива, — неожиданно сказалъ Сандерсъ, глядя на насъ помутнвшими глазами. — Мн нездоровится.

Мы засуетились, а больше всхъ Крысаковъ.

— Ну, вотъ! Говорилъ я, что вамъ не нужно было сть яицъ утромъ.

— Да причемъ тутъ яйца? Крысаковъ не медикъ, но у него своя стройная система распознанія болзней, и леченія ихъ; кром того, у него собственное ни у кого не заимствованное представленіе о человческомъ организм.

— Какъ, причемъ яйца? У васъ еще вчера была немного повышена температура. Крутыя яйца при повышеніи температуры являются бродильнымъ ферментомъ и, давя на печень, производятъ отливъ крови отъ сердца.

— Вотъ-то чепуха.

Крысаковъ разсвирплъ.

— «Чепуха»? Сначала не слушаете меня, а потомъ чепуха. Говорилъ я вчера, чтобы вы взяли холодную ванну? Говорилъ?

— Говорили.

— Ну, вотъ. А вы не взяли. У меня, батенька, отецъ докторъ.

— Наврное, прекрасный докторъ, — вжливо поддержалъ я. — Я думаю, тысячи его бывшихъ больныхъ возносятъ на томъ свт за него молитвы.

— Сандерсъ! Сейчасъ же въ постель! Мы поднимемся на финикюлер на гору, посидимъ съ полчасика и потомъ займемся вами.

Опечаленные, поднимались мы по головоломной дорог въ хрупкомъ вагончик на вершину горы.

Крысаковъ разсянно смотрлъ на зеленющій скатъ, сбгавшій къ серебряной рк и нсколько разъ бормоталъ про себя:

— Да, несомннно… Типичный брюшной тифъ. Безъ вспрыскиванія кокаиномъ не обойтись. Гм… Ножныя ванны.

Его красивое лицо съ орлинымъ носомъ было сумрачно.