Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова
Шрифт:
— Вносятъ безпорядокъ! Какъ не вноситъ?! Идетъ этихъ идіотовъ видимо, невидимо… Азъ, — два! азъ, — два! лвой-правой! лвой-правой!.. Зонты черезъ плечо — съ дозволенія начальства. Цвты, ленточки, впереди — пиво… Азъ-два!.. А тутъ эти, прости Господи — отречемся отъ стараго міра. Поютъ скверно, идутъ въ разбродъ, кучка маленькая… Никому не нужны… По грязи топчутся… Эхъ!..
Кажется онъ естественно умолкъ. Подошли къ станціи.
— Вы въ Цюрихъ? — спросилъ юноша.
— Въ Цюрихъ.
— А потомъ въ Россію?
— А разв вамъ это здсь хочется? — спросилъ я.
Отравленный юноша не отвтилъ.
Когда я садился въ вагонъ, онъ скороговоркой проговорилъ:
— На Рейнскій водопадъ совтую хать безъ провизіи — тамъ недорого. Меня тамъ въ прошломъ году чуть живымъ не зали, особенно старуха. Закуску, дескать, изъ чужого кантона привезъ — нашему раззореніе. Нищіе — русскіе! Издваются…
Поздъ тронулся.
— Прощайте, — поклонился я.
— Прямо бсились отъ жадности, — крикнулъ въ отвтъ юноша.
— Прощайте!
Онъ поставилъ рупоръ:
— Жадные, говорю, окаянные… Деньги, деньги…
Больше я его не слышалъ.
Поздъ шелъ медленно, останавливаясь на каждой станціи, чтобы принять нсколько пьяныхъ швейцарцевъ.
Они фальшиво пли, кричали, обнимали послушныхъ женщинъ, отъ души веселились. Нескладные, темные, забытые и идіоты — равноправные любимые дти труда, денегъ и алкоголя.
Я послушался отравленнаго блобрысаго юноши и пошелъ на Рейнскій водопадъ безъ закуски. Все было чисто, дешево и удобно. Вечеромъ его освещали цвтными огнями.
Я смотрлъ на водопадъ, на эту панику брызгъ и пны, слушалъ грохотъ и ревъ обезумвшей, свергающейся въ пропасть воды… Водопадъ…
Мн стало жаль его. Несчастнаго, все еще могуче-прекраснаго, юродиваго старика.
Онъ по прежнему думалъ, что наводитъ священный ужасъ, метался, трясъ бородой, не замчая, что его давно показываютъ за франкъ съ персоны, играютъ зайчиками на его носу, вплетаютъ ленточки въ старые сумасшедшіе волосы и ткутъ изъ нихъ кухонныя полотенца.
За это ему обезпечена квартира и столъ. Честный старикъ и хорошій работникъ.
ВЪ РЕСТОРАНЪ
Онъ вошелъ съ ней подъ руку — довольная супружеская чета.
Снялъ шляпу и передалъ ей. Снялъ пальто и передалъ также ей. И палку. Все передалъ ей, врной подруг жизни.
Слъ и спросилъ пива, предоставивъ ей полную свободу.
Онъ ей вритъ.
Швейцарская идиллія.
Онъ пришелъ одинъ. Похлопалъ кельнершу и спросилъ пива. Похлопалъ еще разъ кельнершу и еще разъ спросилъ пива.
Свободная, какъ втеръ, кельнерша! Одна для всхъ. Терпливо ждетъ кельнершу женихъ Фридрихъ.
На другой день я получилъ странную телеграмму:
Sdiomvineziakris acowmifasowiiiga kin.
Въ первый моментъ я заподозрилъ убійство, — затмъ ловкую симуляцію. Но когда пришелъ въ себя, довольно свободно расшифровалъ:
— Ждемъ Венеція Крысаковъ, Мифасовъ, Южакинъ.
Повидимому, компанія сильно потратилась и экономила на телеграммахъ, пользуясь правомъ писать до пятнадцати буквъ въ слов.
Я выхалъ.
Промелькнула сказочная умирающая Венеція… Черные лебеди прошлаго — гондолы.
Дворецъ дожей — прихотливый сладкій и лживый, какъ кусокъ сухого, отравленнаго торта.
Римъ, съ пеньками капитолійскихъ колоннъ. Бани Каракаллы, Колизей — осыпающіеся, ограбленные, обгрызанные, какъ куски кукурузы, жадными мстительными зубами папъ.
И Неаполь — лживый, порочный и нищій, въ одномъ переулк котораго больше грязи и — красоты, чмъ во всей Швейцаріи.
Что было бы съ тобой, маленькая свободная страна, если бы ты была еще дорогая и грязная?
Я не усплъ еще отвтить себ на этотъ вопросъ, какъ очутился въ мягкихъ объятіяхъ Южакина. А когда опомнился — перо было въ его рукахъ.
ЗАКЛЮЧЕНІЕ
Теперь мы опять дома, — Крысаковъ, Южакинъ Мифасовъ и я — Сандерсъ.
Мы многому научились заграницей, кое-что вывезли оттуда и кое-что оставили.
Больше другихъ вывезъ Южакинъ — хорошій чемоданъ изъ нмецкой крокодиловой кожи, панаму, и кое-какую мелочь.
Я и Мифасовъ вывезли по панам и кое-какую мелочь.
Крысаковъ оставилъ свой чемоданъ.
Все, что наложило на насъ нкоторый отпечатокъ, извстный лоскъ, выдляющій насъ среди остальной публики.
Но Мити нтъ между нами.
Слуги Мити! Слуги…
Какъ смшно звучитъ это слово въ примненіи къ человку, которому было достаточно одного, двухъ штриховъ, чтобы стать европейцемъ въ лучшемъ смысл этого слова.
Вотъ два отрывка изъ его писемъ, — читатель увидитъ, какими гигантскими прыжками подвигалось развитіе человка, которому суждено не сегодня-завтра стать во глав громаднаго торговаго предпріятія.
— «Многоуважаемый господинъ Сандерсъ! Правда ли, что — kaufen — покупать, a ferkaufen — продавать? Постоянная неувренность не даетъ мн возможность расширить дла и стсняетъ меня въ обществ»…
— «Другъ Сандерсъ… Моя единственная мечта постить Гейдельбергъ или другую родину нашего любимаго Шиллера Виландовича Гете… Хочу расширить дло».