Ган Исландец
Шрифт:
— О, сударыня, простите меня! До сихъ поръ мы не встрчали ни одного живого существа, которое бы не относилось къ намь враждебно. Простите меня, если я недовряла вамъ.
Незнакомка улыбнулась.
— Какъ, дитя мое! До сихъ поръ вы не встрчали еще ни одного дружескаго существа?..
Щеки Этели вспыхнули румянцемъ. Одну минуту она колебалась въ нершимости.
— Да… Богу извстно, что мы нашли только одного друга…
— Одного? — поспшно спросила незнакомка. — Прошу васъ назовите мн его; вы не знаете какъ это важно… для спасенія вашего батюшки… Кто этотъ другъ?
— Не
Незнакомка поблднла.
— Вы насмхаетесь надо мной, между тмъ какъ я хочу вамъ помочь. Подумайте, дло идетъ о жизни вашего отца. Кто онъ? Скажите мн, кто этотъ другъ, о которомъ вы мн говорили?
— Богъ мн свидтель, сударыня, что я знаю только его имя: Орденеръ.
Этель произнесла эти слова съ такимъ затрудненіемъ, которое испытываемъ мы, открывая постороннему человку священное имя, пробуждающее въ насъ самыя отрадныя воспоминания.
— Орденеръ! Орденеръ! — съ страннымъ волненіемъ повторила незнакомка, конвульсивно теребя блыя кружева своего покрывала. — А какъ зовутъ его отца? — спросила она, запинаясь.
— Не знаю, — отвтила молодая двушка. — Что мн за дло до его семьи и отца. Орденеръ, сударыня, самый благородный человкъ въ мір!
Увы! Тонъ этихъ словъ открылъ сердечную тайну Этели.
Незнакомка приняла спокойную важную осанку и спросила, устремивъ на молодую двушку пристальный взглядъ.
— Слышали вы о скорой свадьб сына вице-короля съ дочерью ныншняго великаго канцлера, графа Алефельда?
Она принуждена была повторить свой вопросъ, чтобы привлечь на него вниманіе Этели, мысли которой блуждали вдали.
— Кажется слышала.
Ея спокойствіе и равнодушіе повидимому до нельзя поразили незнакомку.
— Ну, что же вы думаете объ этомъ союз?
Невозможно было примтить хотя бы малйшую перемну во взорахъ Этели, когда она отвтила.
— По правд сказать, ничего. Дай Богъ, чтобы союзъ ихъ оказался счастливымъ.
— Но вдь графъ Гульденлью и графъ Алефельдъ, родители помолвленныхъ, заклятые враги вашего отца.
— Все же я желаю счастія ихъ дтямъ, — тихо повторила Этель.
— Мн пришло въ голову, — продолжала коварная незнакомка, — такъ какъ жизнь вашего отца находится въ опасности, вы могли бы, по случаю предстоящаго брака, просить помилованія у сына вице-короля.
— Богъ наградитъ васъ за вашу добрую заботливость, сударыня. Но разв просьба моя дойдетъ до сына вице-короля?
Искреннее простодушіе этихъ словъ до такой степени поразило незнакомку, что та вскрикнула съ изумленіемъ.
— Какъ! Разв вы его не знаете?
— Этого вельможу! — удивилась Этель: — Вы забываете, что до сихъ поръ я не длала шагу изъ этой крпости.
— Это правда, — пробормотала сквозь зубы незнакомка. — Что же лгалъ мн этотъ выжившій изъ ума Левинъ? Очевидно, она не знаетъ его… — Однако, это немыслимая вещь! — продолжала она громкимъ голосомъ, — Вы должны были видть сына вице-короля, онъ былъ здсь.
— Можетъ быть, сударыня. Но изъ всхъ, приходившихъ сюда я не знаю никого, кром моего Орденера…
— Вашего Орденера!.. — перебила незнакомка и продолжала, какъ бы не примчая смущенія Этели. — Знаете вы молодого человка съ благородной
— Ахъ! — вскричала несчастная Этель. — Это онъ! Это женихъ мой! Мой обожаемый Орденеръ! Не слыхали ли вы о немъ чего?.. Гд вы встртились съ нимъ?.. Неправда ли, онъ сказалъ вамъ, что удостоилъ меня своей любовью? Говорилъ вамъ, какъ горячо я люблю его? Увы! У несчастной узницы нтъ другого утшенія въ этомъ мір!.. Великодушный другъ! Нтъ еще недли, какъ стоялъ онъ на этомъ самомъ мст въ зеленомъ плащ, подъ которымъ билось его благородное сердце, съ чернымъ перомъ, такъ красиво разввавшемся надъ его прекраснымъ челомъ!..
Этель вдругъ замолчала. Она примтила, что незнакомка дрожитъ, блднетъ и краснетъ; и наконецъ услышала эти безжалостныя слова.
— Несчастная! Ты любишь Орденера Гульденлью, жениха Ульрики Алефельдъ, сына смертельнаго врага твоего отца, вице-короля Норвегіи.
Этель упала безъ чувствъ.
XXXVII
— А что, старый товарищъ Гульдонъ Стайнеръ, вечерній-то втерокъ не на шутку хлещетъ по моему лицу волосьями моей шапки?
Съ этими словами Кенниболъ, отведя на минуту взоръ свой отъ великана, шествовавшаго во глав мятежниковъ, обратился къ одному изъ случившихся возл него горцевъ.
Стайнеръ покачалъ головой, и тяжело вдохнувъ отъ усталости, переложилъ знамя съ одного плеча на другое.
— Гм!.. Я полагаю, начальникъ, что въ этихъ проклятыхъ ущельяхъ Чернаго Столба, гд втеръ бушуетъ какъ потокъ, намъ не согрться и на раскаленныхъ угольяхъ.
— Надо будетъ развести такой костеръ, чтобы всполошились вс старыя совы на вершинахъ скалъ и въ развалинахъ. Терпть не могу я этихъ совъ; въ ужасную ночь, когда привидлась мн фея Убфемъ, она явилась передо мною въ вид совы.
— Клянусь святымъ Сильвестромъ! — пробормоталъ Гульдонъ Стайнеръ, отворачивая голову: — Ангелъ втра безжалостно бьетъ насъ своими крыльями! По моему, Кенниболъ, слдовало бы поджечь вс горные ели. Прекрасное бы вышло зрлище: войско грется цлымъ лсомъ!
— Избави Боже, пріятель Гульдонъ! А дикія козы!.. Кречеты, фазаны! Жарить дичину разчудесное дло; но зачмъ же жечь ее!
Старый Гульдонъ засмялся.
— Начальникъ! Ты все тотъ же чортъ Кенниболъ, волкъ для дикихъ козъ, медвдь для волковъ и буйволъ для медвдей!
— А далеко ли до Чернаго Столба? — спросилъ кто-то изъ охотниковъ.
— Къ ночи, товарищъ, мы достигнемъ ущелій, — отвтилъ Кенниболъ: — теперь же приближаемся къ Четыремъ Крестамъ.
На минуту водворилось молчаніе; только слышенъ былъ шумъ многочисленныхъ шаговъ, завыванія втра и отдаленное пніе сміазенскихъ кузнецовъ.
— Дружище Гульдонъ Стайнеръ, — спросилъ Кенниболъ, переставъ насвистывать охотничью псню Роллона: — говорятъ, ты недавно вернулся изъ Дронтгейма?
— Да, начальникъ. Мой братъ, рыбакъ Георгъ Стайнеръ, захворалъ и я работалъ за него въ лодк, чтобы его несчастная семья не умерла съ голоду, пока онъ умиралъ отъ болзни.