Когда погаснут все огни
Шрифт:
Шэнли злился на Ло Сунлиня. Презирал за предательство. И ненавидел за попытку покушения. Шэнли желал, чтобы Ло Сунлиня наказали – однако лишь после того, как тот назовет истинных организаторов, которые должны составить ему компанию на палаческом помосте, где их рассекут тринадцатью ударами. Пусть Ло Сунлинь в руках дознавателей и не отрицал своей вины, но в то же время он не назвал ни одного имени. Даже сущеглупому дураку было ясно, что молодой Ло лишь шашка в чьей-то игре… но он отпирался.
И в то же время Шэнли ощущал что-то вроде сожаления. Ло Сунлинь был рядом с ним три года. Смеялся тем же шуткам. Разделял вино. Упражнялся
Шэнли сжал губы. Как бы то ни было, Ло Сунлинь встал на сторону его врагов. И не стоит давать себе размякнуть, вспоминая его стихи. Куда важнее думать, чем он может ответить Моу. И как при случае уберечь от лап дознавателей Чжу Юйсана, в котором преданности и чести оказалось больше, чем у всего семейства Ло.
– Боюсь, я в ближайшее время стану посещать вас все реже, - в голосе Со Ливея слышалось нескрываемое сожаление.
– Следят? – Хао Вэньянь уже почти привычно нахмурился.
– Следят за всеми, - Со Ливей покачал головой, - нет. Меня все больше и больше нагружают по службе и все чаще придираются, даже если все хорошо. Будто пытаются выставить дело так, что я не справляюсь с обязанностями. А с недавних пор еще и набиваются в приятели, пытаясь вывести на разговор по душам.
Последнее не было большой новостью. Сторонники Моу кружили рядом с людьми из свиты Шэнли подобно почуявшим поживу стервятникам. От Чжу Юйсана принц знал, что с ним пытались заводить разговоры о том, что юноше из Цзянли, не имеющему знатных родичей и покровителей в столице, может прийтись непросто и, быть может, многое в придворной жизни для него обременительно или непонятно. Даже наставнику Ли выражали восхищение написанными некогда трактатами и уверяли, что столь ученый муж не должен растрачивать себя на столь суетные придворные заботы. А сколько членов свиты не были с ним откровенны и прислушались к сладким речам?
– Вас пытались подкупить? – Хао Вэньянь смотрел пристально и строго.
– Нет. Пока нет, - Со Ливей все-таки не успел поймать табличку, и она со стуком упала на пол, вынудив наставника Ли недовольно поморщиться, - у них не так много того, что они могли бы предложить.
Эти слова не были красивой рисовкой. Со Ливей был богат, в свои молодые годы возглавлял род Со и никогда не встречал отказа у красавиц.
– А если вам предложат вашу жизнь? – негромко, без тени вызова спросил Чжу Юйсан.
Со Ливей ответил не сразу. Подняв табличку, он долго смотрел в лицо Чжу Юйсана. Потом перевел взгляд на принца.
– Не знаю. И не хотел бы узнать, каким был бы ответ.
Шэнли невесело усмехнулся. Что же, по крайней мере, Со Ливей ответил честно.
– Будем надеяться, что никому из нас не прилется такое узнавать, - голос Хао Вэньяня звучал преувеличенно бодро.
Шэнли подавил улыбку. Его молочный брат явно пытался как-то разбавить гнетущую тишину, что воцарилась после вопроса Чжу Юйсана и ответа Со Ливея.
– Раз уж нам посчастливилось собраться, вы, как сопровождавшие меня на помолвке и те, кто будет сопровождать на свадьбе, помогите советом. Мне опять нужно писать нареченной Юн Лифэн…
Принц сполна оценил отважный поступок Хао Вэньяня. Молочный брат был не в восторге от свадьбы, которую ему устроила матушка, и добровольно лишний раз о невесте и подготовке
– А Письмовником вы воспользоваться не хотите, - в тон Хао Вэньяню подхватил Чжу Юйсан, глаза которого оставались тревожно серьезными, - быть может, тогда какие-либо приличествующие стихи?
***
С кузеном, молодым наследником вана Лицзе Янем Жунсинем, Шэнли никогда не был особенно близок. Двоюродный брат был на десять лет старше и всегда держался с крайней церемонностью. Даже за чашкой чая и чаркой вина он не забывал подчеркивать положение собеседника. Шэнли не раз говорил, что, вероятно, даже к лежащему в колыбели младенцу Янь Жунсин будет обращаться со всеми титулами и поклонами. Даже государь Чжэнши считал такую церемонность за пределами парадных покоев обременительной. Но наследник Лицзе иначе, кажется, попросту не мог.
Впрочем, сейчас было не до симпатий и антипатий, вызванных несходством их нрава. В них текла кровь рода Янь, и потому они были союзниками.
От одежд Яня Жунсиня шел ощутимый горьковатый запах дыма – при выходе из покоев больного государя Чжэнши посетителей окуривали священными травами, отгоняющими болезнь. Шэнли почувствовал, как сердце кольнула обида. Его так ни разу и не допустили к отцу… и к матери тоже.
– Сиятельная госпожа мать Вашего высочества выражала глубокое сердечное сожаление из-за того, что много дней не имела счастья видеть Ваше Высочество, - лицо Яня Жунсиня выглядело спокойным. Только у глаз что-то будто сжималось, - и потому поручила скромному родичу передать письмо Вашему высочеству.
От парчового футляра пахло тем же дымом священных трав, что и от одежд Яня Жунсиня. Шэнли с волнением открыл его.
От бумаг пахло не дымом, а материнскими духами. И немного – лекарственными снадобьями.
Вопреки словам Яня Жунсиня, писем было два. Почерк того, что выпало первым, Шэнли узнал сразу. Изящные четкие немного размашистые знаки вышли из-под кисти лично императора Чжэнши.
В своем послании отец был краток. Он сожалел о некстати сразившем его недуге и и о том, что не может лично увидеться с Шэнли. Заверял, что остался тверд в своих намерениях и потому в завещании будет начертано имя любимого и достойного сына. Извещал о том, что в скором времени в Кленовый Павильон придет приказ, согласно которому Шэнли будет отправлен в загородный дворец в Ююне, и просил запастись терпением и мудростью. Что этот приказ он отдает в надежде убрать своего возлюбленного сына подальше от дворца Гуанлина, что Моу легко могут превратить в ловушку.
Послание от матери было еще более кратким, но куда более теплым. Чжучжэн тревожилась за сына. Просила быть осторожным. Предупреждала, что здоровье государя куда хуже, чем об этом сообщают. И что она останется с ним до самого конца болезни – не важно, будет ли это выздоровление или же горький исход.
Шэнли ощутил странный холодок. Порой он тяготился опекой матери и ее амбициями. Но сейчас многое представало перед ним совершенно иначе. Шэнли не рвался к трону – однако сейчас это становилось вопросом жизни и смерти. Не удавшееся лишь благодаря искусству Чжу Юйсана покушение безжалостно обнажило тот факт, что Моу не оставят его в живых. Даже когда у Шэньгуна появится наследник. Даже если у Шэньгуна будет десяток детей, а сам Шэнли поклянется в храме предков, что не станет претендовать на Яшмовый Трон. Моу просто не желают рисковать. Им нужен лишь наследник от их крови.