Когда погаснут все огни

Вайсбах Анастасия

И, понимая, что вот-вот проиграет, Хао Сюаньшэн решился. Алая обжигающая волна хлынула внутрь. На миг глаза заволокло багровым. Казалось, даже остановившееся века назад сердце вновь ударило в груди. У Хао Сюаньшэна вырвался крик – древний боевой клич Цзиньяня, которым он созывал воинов в дни своей смертной жизни.

Лицо противника исказилось от неверия и ярости.

– Божок, - словно выплюнул он, - каково такому, как ты, стать проклятым?

Хао Сюаньшэн не ответил. Он не знал, показалось ему, или и правда призрачные воины в цзиньяньских доспехах обернулись на его клич?

Это было не важно. Важно было лишь то, что противник

дрогнул. Отступник не стал слабее, но из его движений ушла прежняя уверенность. Словно где-то в душе он испытал страх и усомнился в победе.

Все решили какие-то мгновения. Мимолетные промедления между ударами.

Меч выпал из разжавшейся руки, сухо скрипнув о разбитые кости. Призрачная битва рассеялась без следа, истаивая клубящимися клочьями блеклого тумана.

Пять ударов, рассекающих еще содрогающееся тело. Только после этого Хао Сюаньшэн вернул Шуанъюнь в ножны и опустился рядом с останками того, кто наконец обрел смерть.

Тело еще горело изнутри от силы, которую он зачерпнул во время боя. Хотелось еще. Испытать вновь биение сердца в груди. Наполнить себя теплом, забыть о изнуряющем холоде, неотступно грызущем нутро. Хао Сюаньшэн с силой ударил кулаками по раскрошенным камням, надеясь, что боль отрезвит его и вернет ясность разуму.

Он торопливо распахивал рассеченную разорванную одежду отступника, выворачивал поясные сумки, ища то, за чем так долго гнался.

Печать выпала на перемешанные с белесой пылью осколки костей, и Хао Сюаньшэн замер, глядя на нее. Совсем небольшая. Длиной чуть больше четырех цуней. Заключенная в плотно свитый жемчужный кокон из энергий, который глушил ее зов.

Тот самый зов, отголосок которого вел его все это время. Теперь сомнений не было. Хао Сюаньшэн устало прикрыл глаза, ощущая себя совершенно опустошенным и разбитым. Поиск и погоня увенчались успехом – но как так вышло, что рядом с печатью не было Сяохуамей? Неужели Меняющую Облик убили? И где, во имя Небес, Бездны и Преисподней, ему теперь искать выход из Земель Духов?

Глава 18

От затканных изысканными цветами рукавов платья Чжучжэн впервые на памяти Шэнли пахло лекарствами. У него сжалось горло. Он никогда не видел свою мать… такой. Не подурневшей, нет. Никакие заботы и тревоги не могли испортить ее невероятную красоту. Но теперь на ее лице лежала печальная тень тревоги и усталости, которую Чжучжэн даже не пыталась скрыть.

– Государь плох, Шэнли. Очень плох.

Шэнли потрясенно покачал головой. Он до сих пор втайне надеялся, что все происходящее – план отца, попытка выиграть время. Против Моу, против Ло, что уже открыто к ним присоединились. Чтобы он, Шэнли, и родня Чжучжэн получили передышку и смогли собрать силы. Но тихие слова матери разбили эту надежду вдребезги.

– Как же так? – неверяще прошептал он, вглядываясь в лицо матери, - государь еще не стар… он не может…

Как бы ни понимал рассудком Шэнли, что его отец смертен подобно всем людям, как бы ни сознавал, что однажды этот день настанет, как бы ни готовился, рассылая тайные письма тем, кто мог его поддержать после того, как дыхание покинет государя Чжэнши, это все равно казалось слишком страшным и невозможным. Сколько он себя помнил, отец неизменно присутствовал в его жизни, и это присутствие было чем-то непоколебимо вечным.

Чжучжэн ласково взяла его лицо в ладони и с печалью вгляделась в глаза.

– Увы,

сын мой. Я не знаю, что это за болезнь. И никто не может понять. Он словно теряет силы…

Шэнли вздрогнул, вспомнив о той темной волне, что заволокла сад и Кленовый павильон. Вспомнил о том, что говорил Чжу Юйсан – скверна скрыта где-то в пределах дворца.

– Дворцовая коллегия. Что они говорят?

– Ты же знаешь, что после того дня, когда гадатели не смогли предсказать затмением, прежние члены дворцовой коллегии были арестованы и разжалованы. А новые… возможно, они менее сильны. Или еще не успели до конца разобраться.

– Что толку и в коллегии, и в братстве, - горько и зло вырвалось у Шэнли, - молодой Чжу, не прошедший обучение, более полезен!

Прохладные пальцы Чжучжэн мягко легли на губы принца, заставляя его замолчать.

– Я рада знать, что этот юноша так верен тебе и смог оказаться полезным, - заметила она, - тебе стоит с большим вниманием относиться к чужим решениям.

Шэнли ощутил неловкость. После возвращения из Цзянли он, верный принятому у водопадов Юйхэ решению, высказал матери свое недовольство тем, что она скрыла от него талант Чжу Юйсана и его назначение, хотя к тому времени тот уже успел доказать и свою преданность, и свою полезность. Тогда матушка выслушала его со снисходительной понимающей улыбкой – как взрослый выслушивает нелепые детские капризы, - и лишь отмахнулась веером, всем своим видом показывая, что не испытывает сомнений в правильности своего решения.

– Прости, матушка. Я должен был ранее поблагодарить за то, что ты его разыскала, - Шэнли помедлил, собираясь с мыслями, прежде чем решиться задать следующий вопрос, - мне будет дозволено увидеть государя отца?

Укрытый парчовым одеялом Чжэнши казался странно иссохшим. Почти бесплотным. Долгая болезнь, от которой не могли найти лекарства, похитила у государя Цзиньяня и силы, и тот ореол величественности, что всегда его окружал. Шэнли с болью и ужасом смотрел на желтоватое восковое лицо, на потемневшие веки, на седоватую щетину на запавших щеках. Веки обожгло неожиданными слезами. Принц опустился на колени, чтобы приветствовать отца поклоном.

– Поднимись, Шэнли, - в голосе Чжэнши тоже не было прежней силы, - подойди ближе.

Шэнли поспешно повиновался. Еще совсем недавно он и не осознавал, насколько любит отца и как привязан к нему.

И как боится его потерять.

Рука с потемневшими, как у мертвеца, ногтями, шевельнулась на покрывале, приглашая Шэнли приблизиться к ложу еще больше.

– Мне не хотелось, чтобы ты видел меня таким. Но я не смог отказать мольбам твоей матери.

Шэнли с трудом проглотил мешающий дышать горячий ком в горле.

– Уезжай в Ююнь. Если Небеса будут милостивы, и я исцелюсь – я призову тебя. Если нет – то ты войдешь вновь в этим стены как император Цзиньяня, - воспаленные глаза Чжэнши смотрели строго и ясно.

– Не говорите так, государь… отец… Небеса смилуются, они снизойдут к молитвам… весь Цзиньянь, все… они молятся о вашем здравии и долголетии, - Шэнли не хватало слов, чтобы высказать все, что он чувствует. Сейчас ему не было дела даже до обещания отца, что он войдет во дворец императором.

– Молятся. Но смерть приходит даже к государям. Мне жаль, что я оставляю тебя так рано. И прошу простить за то, что забираю у тебя мать в такой час. Это ее воля. И… вопреки всему я счастлив, что проведу эти дни, укрытый ее рукавами.