Когда погаснут все огни

Вайсбах Анастасия

Озверение. Вот еще то необычное, что поражало в этой войне. Невероятное, невиданное никогда ранее озверение и жестокость, которую проявляли милиньцы. Отправленных в разведку лазутчиков воины Данцзе находили не просто убитыми, а оскверненными и искалеченными так, что даже у бывалых бойцов шел мороз по коже. В бою милиньцы порой вели себя так, словно в них вселялись демоны – даже не выкрикивали воинских кличей, только рычали, подобно диким зверям. Небольшие отряды, попавшие в засаду, вырезались полностью. В деревнях, которые подвергались нападениям бродячих шаек, не оставалось никого живого. Линь Яолян помнил, как поначалу с недоверием выслушал рассказ

дрожащей женщины, боящейся даже всхлипывать в голос. Несчастная осталась единственной выжившей из своего поселения. Несколько дней она пряталась в пересохшем колодце, боясь выдать себя даже шорохом. Тогда генералу казалось, что натерпевшаяся страха крестьянка просто преувеличивает ужасы.

Но постепенно все сомнения развеялись. Его армия и жители приграничных земель столкнулись с чем-то чуждым, темным. Линь Яолян поневоле все чаще вспоминал бессмертного, которому отсек руку во время нападения на усадьбу. На бесчинство бессмертных указывали странно иссохшие тела, которые находили время от времени. Но еще страшнее были тела с явными следами человеческих зубов – словно некто в безумии рвал плоть мертвых… Линь Яолян хотел верить, что несчастные были мертвы в этот миг.

– Над Милинем тьма, благородный господин, - голос гадателя, которого Линь Яолян призвал к себе в поисках если не ответов, то хотя бы неких подсказок, звучал измученно, - несчастный край слишком отравлен темной энергией, и мы можем лишь с сокрушением сердца молить Небеса о милосердии к тем, кто оказался на тех землях.

Линь Яолян потер лоб ладонью.

– Почтенный заклинающий, можно ли провести более точное гадание?

Руки гадателя, тонкие и костистые, одним жестом выразили безнадежность.

– Благородный генерал Линь, с сожалением сообщаю, что такое невозможно. Когда гадающий пытается прозреть далее, нежели допускают его силы, рассудок необратимо повреждается. Двое почтенных братьев уже скончались от этого…

– Прошу передать сердечные соболезнования семьям и ученикам почтенных заклинающих, - Линь Яолян склонил голову, - я позабочусь об оказании помощи их родичам.

– Скромный гадатель приносит благодарность благородному генералу Линю от имени братьев и сестер, - гадатель почтительно и с достоинством поклонился в ответ.

Не стала ли жертвой подобного та гадательница, свидетелем чьей смерти он стал на улице Шэньфэна? Что, если несчастная была не преступницей, а героиней, которая пыталась лучше разглядеть горькое грядущее, но не сумела верно оценить свои силы?

– Дозволено ли будет скромному заклинающему дать совет благородному генералу Линю?

– Я выслушаю ваш совет с благодарностью.

Гадатель помедлил, прикрыв глаза. Словно собирался с мыслями.

– Господину генералу не следует пересекать рубежи Милиня и ступать на оскверненную землю. Во имя сохранения жизней и душ воинов, что следуют за знаменами.

Во имя сохранения жизней воинов. Этот совет звучал бы слишком странно в иное время. Любому известно, что кровь воинов – краска, которой окрашивают победные знамена. Однако сейчас за словами гадающего стоял иной, темный смысл. Гибель воинов Данцзе на землях Милиня могла оказаться слишком страшной – и при этом напрасной.

Гадатель покинул шатер. Линь Яолян, хмурясь, вновь развернул карту и накрыл ею стол, небрежно сдвинув в сторону чашку и тушечницу. Не пересекать рубежи Милиня. Прекрасный совет, бесспорно. Но как, как тогда обезопасить земли Данцзе? Выстроить цепь близко стоящих крепостей, которые прикроют Северный Предел,

а до тех пор метаться с армией по приграничью, вылавливая отряды, возникающие порой словно из ниоткуда? Недурной план. Особенно в части возведения оборонительного рубежа. Если опасность нельзя искоренить – от нее придется отгораживаться. Но удастся ли убедить государя выделить достаточно серебра, чтобы осуществить подобное? Как объяснить, что полководец во главе армии хорош лишь когда ему противостоит другой полководец. Что в той ситуации, в которой они оказались, нет и не будет ни громких сражений тысячных армий, ни сияющих доблестью и славой побед. Что все расползается в мелком грязном болоте беспорядочных кровавых стычек, и самое главное – это успеть вовремя в то место, где более всего требуется перевес в силах. Что единый кулак армии бессилен и слишком неповоротлив против мелких шаек.

Линия укреплений, которая закроет Дандце от Милиня… хвала Небесам, граница не слишком длинна. Куда короче, чем с Цзиньянем. Если такой рубеж возводить, то удобнее всего…

Увлекшись размышлениями, Линь Яолян ногтем очертил по карте место возможного рубежа. И понял, что за один такой план он может проститься с головой. Государь Сянсин, возможно, и готов склониться перед Цзиньянем, могущество которого не оспаривают даже варвары из Западного Юя. Но правитель Данцзе не согласится уступить ни пяди земли небольшому Милиню, а именно это и придется сделать при постройке рубежа.

– Прошу простить, что мешаю размышлениям, - Нин ИНъюй пользовался давним правом входить к своему генералу без доклада.

– Не мешаете, - Линь Яолян сделал приглашающий жест.

– Брата и сестру Дин до сих пор не нашли. Никаких следов, - сдержанно проговорил Нин Инъюй, - вашу усадьбу вновь хотят обыскать. Уже тщательнее.

Линь Яолян стиснул зубы до ломоты в челюстях. Обыскать его усадьбу. Хоть десяток раз. Хоть разобрать по кирпичу. Он был уверен, что ничего крамольного в его доме не обнаружат.

Весть о том, что девица Дин увела брата в храм Чистого Сердца, да так и не вернулась, нагнала Линя Яоляна уже в приграничье. Это известие заставило его ощутить всю боль обманутого доверия. Он искренне проникся сочувствием к попавшим в беду людям, а теперь выходило, что Нин Инъюй был прав в своих опасениях и им расчетливо воспользовались. Но в то же время из письма управлящего следовало, что брат и сестра покинули усадьбу в обычных одеждах, не взяв ни еды, ни денег, ни чего-либо ценного. В разоренном пожаром Шэньфэне было немало доведенных до полного отчаяния людей. Что, если по дороге в храм или по пути обратно беспомощный безумец и одинокая девушка стали добычей грабителей? В смелости и сообразительности девы Дин он имел возможность убедиться, но могла ли даже такая женщина всерьез противостоять нескольким мужчинам?

Мысли об этом были не менее горькими, чем мысли об обмане. Линь Яолян с юности привык к тому, что мужчины часто убивают друг друга – в битвах, в спорах… но мысль об убийстве женщины ему претила. Гибель женщины от клинка или стрелы казалась ему столь же противоестественной, как и гибель ребенка.

Как бы то ни было, его совесть была чиста перед государем. И потому он не станет забрасывать Дворец Лотосов письмами с униженными оправданиями за то, в чем он не чувствует вины.

– Боюсь, вас подозревают в том, что вы тайно сочувствуете учителю Цюэ и его последователям, - осторожно заметил Нин Инъюй, глядя на карту, - и что вы помогли бежать и скрыться Дину Гуанчжи и его сестре.