Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины

Рыбаков Борис Александрович

^{Илл. 24. «Св. Ефрем Сириянин и св. Ефимий». Фрагмент росписи алтарной преграды Успенского собора Московского Кремля (между входом в жертвенник и царскими вратами). Начало 80-х годов XV в.}

На средней части алтарной преграды от входа в Петропавловский придел до входа в Дмитровский придел размещены изображения монахов первых веков христианства (илл. 25), которые активно утверждали нравственные нормы новой религии, ревностно отстаивая основные принципы христианского вероучения. Идеал просвещенного, общественно-активного учительного старца был, видимо, близок предполагаемому заказчику росписи — Вассиану Рыло. Вассиан, имея сан ростовского архиепископа и будучи к тому же великокняжеским духовником, занимал высокое положение в церковной иерархии: он был вторым лицом после митрополита. Однако его личный авторитет и влияние, которое он имел на великого князя, объяснялись не только его социальным положением. Это был, очевидно, разносторонне одаренный человек широкой эрудиции, политик, дипломат и публицист, большой ценитель современных мастеров [820] . Когда он был игуменом Троице-Сергиева монастыря, по его заказу работал известнейший ювелир Амвросий [821] , а в конце своей жизни, будучи ростовским архиепископом и находясь в столице при дворе великого князя, Вассиан пригласил для работы в новом Успенском соборе знаменитого живописца Дионисия.

820

Развернутую характеристику Вассиана

Рыло см.: Кудрявцев И. М. «Послание на Угру» Вассиана Рыло как памятник публицистики XV века. — ТОДРЛ, т. 8, 1951, с. 158–186.

821

Николаева Т. Н. Произведения мелкой пластики XIII–XVII веков в собрании Загорского музея. Каталог. Загорск, 1960, с. 63.

^{Илл. 25. «Св. Иларион и св. Савва». Фрагмент росписи алтарной преграды Успенского собора Московского Кремля (между царскими вратами и входом в дьяконник). Начало 80-х годов XV в.}

В некоторых русских летописях, в частности, тех, которые содержат упоминание о приглашении Вассианом в Успенский собор для работы над иконостасом Дионисия, Тимофея, Ярца и Кони (в Львовской и Софийской II летописях), после знаменитого «Послания владычне на Угру великому князю», принадлежащего перу Вассиана Рыло, идет яркое, взволнованное описание событий начала 1481 г. с выделением в. них роли автора. Рассказ о бегстве Ахмата с Угры завершается описанием торжественного возвращения в Москву русского воинства и патетической концовкой с пламенным призывом: «О храбри мужествении сынове Рустии! Подщистеся охранити своё отечьство, Рускую землю, от поганых, не пощадите своих глав, да не узрят очи ваши распленениа и разграблениа домов ваших и убьеньа чад ваших и поругание над женами и над дщерми вашими, якоже пострадаша и инии велици и славнии земли» [822] . Весь рассказ об «угорщине», и особенно эта концовка, тесно увязан по содержанию с «Посланием» Вассиана. Большое сходство летописного рассказа и «Послания» заставило А. А. Шахматова предположить, что автором летописного рассказа также был ростовский архиепископ Вассиан Рыло [823] . Если это так, то тем более интересно, что упоминание о вкладе Вассиана в украшение нового Успенского собора, а именно создание иконостаса, содержится в двух летописях, которые включают и собственный рассказ Вассиана об «угорщине» [824] . Свидетельство о вкладе — это последняя запись о деятельности Вассиана, деятельности необычайно многоплановой, характеризующей его как одного из ведущих представителей русской культуры второй половины XV в. Он умер в марте 1481 г. и не мог видеть завершения работы по росписи алтарной части Успенского собора. Преемником Вассиана на ростовской кафедре был его единомышленник Иоасаф Оболенский, которого источники характеризуют также как очень образованного человека, покровителя искусств, мудрого книжника. С его приходом на кафедру ростовской епархии в 1481 г. никакого изменения идейной программы при исполнении первых частичных стенописей Успенского собора еще не произошло. Это случилось значительно позже, когда собор был расписан целиком, в 1513–1515 гг. [825]

822

ПСРЛ, т. XX, 1-я пол., ч. 1, с. 347.

823

Шахматов А. А. Ермолинская летопись и Ростовский владычный свод. — Изв. ОРЯС, 1904, т. IV, кн. 1, с. 422, прим. 3.

824

Б. М. Клосс и В. Д. Назаров предполагают, что повесть о нашествии Ахмета, равно как и рассказ о строительстве Успенского собора, вошедшие во Львовскую и Софийскую II летописи, принадлежит лицу из круга кремлевского соборного духовенства (Клосс Б. М. и Назаров В. Д. О происхождении оригинальных известий о строительстве Успенского собора в составе свода 1518 г. Доклад, прочитанный в музеях Кремля 29 октября 1980 г.)

825

Подобедова О. И. Изучение русской средневековой монументальной живописи, с. 24.

Таким образом, для ранних фресок Успенского собора, выполненных в начале 80-х годов XV в., характерно прежде всего наличие двух взаимопроникающих тенденций, сосуществовавших во всей русской культуре конца XV в.: бережного сохранения художественных традиций предшествующего периода и развития новых явлений, отразившихся в содержании и стиле росписи, связанных прежде всего с новым историческим этапом создания единого Российского государства и окончательного свержения ордынского ига.

Л. А. Щенникова

К вопросу о происхождении древнего иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля

Иконы деисусного и праздничного ряда иконостаса Благовещенского собора, созванные в эпоху расцвета русской культуры, последовавшую за победой на Куликовом поле, давно признаны центральным памятником московской школы живописи. С момента их раскрытия и публикации в 1922 г. И. Э. Грабарем [826] , отнесшим исполнение иконостаса к 1405 г. (год росписи Благовещенского собора Феофаном Греком, Прохором с Городца и Андреем Рублевым), иконы этого комплекса неизменно служили и служат одним из основных источников для характеристики мировоззрения той эпохи, ее нравственных идеалов, художественной атмосферы, сотрудничества русских и греческих мастеров. Точная дата — 1405 г. — придала иконам значение своего рода краеугольного камня для изучения московской живописи XV в. и творчества Андрея Рублева. Этому способствовало также четкое распределение икон деисусного и праздничного чинов между тремя упоминаемыми в летописи мастерами, предложенное И. Э. Грабарем и принятое с незначительными поправками В. Н. Лазаревым [827] .

826

Грабарь И. Э. Андрей Рублев. — В кн.: Вопросы реставрации, сб. I. M., 1926, с. 7–112. Работа переиздана в книге: Грабарь И. Э. О древнерусском искусстве. М., 1966, с. 112–208.

827

Лазарев В. Н. Андрей Рублев и его школа. — В кн.: История русского искусства. Т. III. M., 1955, с. 102–186; Он же. Андрей Рублев и его школа. М., 1966.

После выхода в свет работ И. Э. Грабаря и В. Н. Лазарева вопрос о происхождении икон, их датировке и мастерах казался окончательно решенным. Однако в 1960-е годы А. Н. Грабар высказал большое сомнение в правильности принятой точки зрения [828] . Несколько позднее В. А. Плугин впервые дал более широкую датировку икон — от времени построения собора до его росписи в 1405 г. — и поставил вопрос о необходимости пересмотра утвердившейся в советской историографии даты создания Благовещенского иконостаса [829] . В то же время исследования архитекторов, археологов и историков, проведенные в последние годы, убедительно показали, что великокняжеская придворная церковь конца XIV — начала XV в. была маленьким бесстолпным храмом [830] . Проанализировав полученные архитекторами данные, Л. В. Бетин пришел к выводу, что древний иконостас современного Благовещенского собора не мог принадлежать одноименной церкви конца XIV в. Он попытался связать его происхождение с Архангельским собором Московского Кремля (там в 1399 г. также работал Феофан Грек с учениками) и выдвинул гипотезу о переносе старых икон Архангельского собора в новый придворный храм Благовещения в 1508 г. [831]

828

Грабар А. Н. Несколько заметок об искусстве Феофана Грека. — ТОДРЛ, т. 22. М.-Л., 1966, с. 86.

829

Плугин В. А. Мировоззрение Андрея Рублева. М., 1974, с. 153, примеч. 1.

830

Воронин Н. Н. Зодчество северо-восточной Руси. Т. П. М., 1962, с. 251–252; Федоров В. И., Шеляпина Н. С. Древняя история

Благовещенского собора Московского Кремля. — Советская археология, 1972, № 4, с. 223–235; Алешковский М. X., Альтшуллер Б. Л. Благовещенский собор, а не придел Василия Кессарийского. — Советская археология, 1973, № 2, с. 88–99; Кучкин В. А. К истории каменного строительства в Московском Кремле. — В кн.: Средневековая Русь. М., 1976, с. 293–297; Альтшуллер Б. Л. Памятники зодчества Московской Руси второй половины XIV-начала XV века. Канд. дис. М., 1978, с. 70–82.

831

Бетин Л. В. О происхождении иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля. — В кн.: Реставрация и исследование памятников культуры, вып. I. M., 1975, с. 37–44.

Исследователи, которым довелось внимательно осмотреть вынутые из иконостаса иконы, обратили внимание на отсутствие следов пожара на досках и живописи [832] . Однако эти данные не были достаточно полно сопоставлены с сообщениями письменных источников XVI в. о пожаре, в котором, согласно летописи, «погорел» деисус Андрея Рублева.

В 1980 г. во время ремонтно-реставрационных работ в соборе иконостас был демонтирован, и появилась возможность продолжить его изучение. Необходимо было рассмотреть события середины XVI в., освещающие судьбу старых икон Благовещенского собора и их отношение к дошедшему до нас иконостасу. Поэтому прежде всего было тщательно изучено состояние сохранности икон, сделана попытка установить причины основных утрат красочного слоя; наши наблюдения были сопоставлены с описаниями икон у И. Э. Грабаря и сведениями реставрационных дневников 1918–1919 гг. [833] , а затем рассмотрены данные письменных источников XVI в. об июньском пожаре 1547 г.

832

Маясова Н. А. К истории иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля. — В кн.: Культура Древней Руси. М., 1966; с. 152–157.

833

Архив ГТГ, ф. 67, д. 17–40.

Проведенный нами осмотр икон показал, что никаких, даже самых незначительных следов соприкосновения с огнем, свидетельствующих о пожаре в храме, на живописи и досках нет. Напротив, они поражают идеальной сохранностью. Невольно напрашивается вопрос: каким же образом могла сгореть или хотя бы обгореть одна из икон праздничного ряда (например, «Преполовение», замененное новой иконой после пожара, по мнению И. Э. Грабаря), если стоящие справа и слева от нее иконы остались абсолютно невредимы? Не удалось обнаружить каких-либо характерных для пожара утрат красочного слоя и левкаса и на лицевых сторонах икон. Сохранность икон у южной и северной стен одинакова, следов пожара на них нет. В реставрационных дневниках 1918–1919 г. о следах пожара на досках или на красочном слое также ничего не сказано, хотя дается довольно подробное описание сохранности раскрываемых участков [834] . Все это позволяет сделать вполне определенное заключение: иконы праздничного ряда ныне существующего иконостаса Благовещенского собора никогда не горели.

834

Иконы праздничного и деисусного чинов иконостаса Благовещенского собора были раскрыты в 1918–1919 гг. в Комиссии по сохранению и раскрытию памятников живописи в России. Раскрытие каждой иконы производилось коллективно, большой группой реставраторов. Над иконостасом работали Г. О. Чириков, Е. И. и Н. И. Брягины, В. О. Кириков, И. А. Баранов, А. П. Михайлов, П. И. Цепков, П. И. Юкин, В. А. Тюлин, И. И. Суслов, В. Е. Изразцов, Ф. А. Модоров, М. И. Тюлин, Н. П. в И. Н. Клыковы. Каждый реставратор ежедневно заполнял специальный бюллетень, в котором отмечались выполненная за день работа, состояние сохранности раскрываемых участков, удаленные записи и их характеристика. Среди архивных материалов ГТГ имеются дела по всем иконам праздников (ф. 67, д. 17–33) и отдельным иконам из деисусного чина (ф. 67, д. 34–40). К сожалению, не все дела сохранились в полном составе, но имеющийся материал все же дает возможность проследить весь ход раскрытия икон праздничного ряда.

Но как же соотносится этот вывод с летописным сообщением о пожаре 1547 г.? Обратимся сначала к рассуждениям И. Э. Грабаря: «Из контекста подробнейшего описания пожара можно заключить, что этот «деисус» — как назывался в XVII в. иконостас — не сгорел, а только загорелся. Либо пожар был вовремя ликвидирован и огнем опалило только часть икон, на которых до сих пор видны следы его, либо их удалось вынести, пока огонь, перекинувшийся на Кремль с Воздвиженки, приближался к Благовещенскому собору» [835] (здесь и далее курсив наш. — Л. Щ.).

835

Грабарь И. Э. О древнерусском искусстве, с. 178. Противоречие рассуждений заключено уже в самой фразе о двух возможных путях спасения икон и появившихся на них следах пожара.

К мысли о том, что иконостас только «загорелся», а не «погорел», ученый пришел, анализируя описание пожара по Царственной книге. При этом он, видимо, учитывал поставленные издателем рукописи знаки препинания, а также считал, что слова — «загореся», «погоре», «вся погоре», «выгоре вся» — «означают несколько степеней опустошения, произведенного пожаром» [836] . Поэтому в изданном тексте Царственной книги И. Э. Грабарь видел «прямое доказательство того, что иконостас Благовещенского собора не погиб, ибо это», — по мнению ученого, — «было бы отмечено особливо» [837] . Этот вывод повлек за собой вполне естественное заключение: «в нынешнем Благовещенском соборе сохранился иконостас старого храма феофановского времени» [838] .

836

Там же, с. 89. О знаках препинания в Царственной книге см. прим. 22.

837

Там же, с. 89.

838

Там же, с. 92.

За последние десятилетия советскими историками проведена большая работа, позволяющая сделать источниковедческий анализ различных редакций известной И. Э. Грабарю повести о пожаре 1547 г., а также рассмотреть другие сказания и летописные описания «великого пожара» [839] . Содержащаяся в Царственной книге повесть о пожаре 1547 г., видимо, была составлена для «Летописца начала царства великого князя Ивана Васильевича всея Руси» — официальной летописи, созданной в государевой казне руководителем правительства молодого царя Алексеем Адашевым [840] . Незначительные отличия в изданных текстах летописной повести (Летописец начала царства [841] , Никоновская летопись [842] , Царственная книга [843] , Львовская летопись [844] , Александро-Невская летопись [845] , Пискаревский летописец [846] ) касаются в основном орфографии, но в пунктуации наблюдается чрезвычайное разнообразие знаков препинания, доставленных после одного и того же предложения.

839

События середины XVI в. и письменные источники того времени хорошо изучены. См., например: Зимин А. А. Иван Пересветов и его современники. М., 1958; Он же. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964; Шмидт С. О. Становление Российского самодержавства. М., 1973; Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков. М., 1980.

840

3имин А. А. Иван Пересветов и его современники, с. 29–41; Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков, с. 195.

841

ПСРЛ, т. XXIX, с. 51–54.

842

ПСРЛ, т. XIII, с. 152–154.

843

Там же, с. 454–455.

844

ПСРЛ, т. XX, 2-я пол., с. 470–472.

845

ПСРЛ, т. XXIX, с. 151–152.

846

ПСРЛ, т. XXXIV, с. 182–183.