Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
Это наш последний шанс?
— А что потом? — спокойно спрашиваю. — Сейчас мы вместе, а потом… Например, через два коротких дня ты быстренько к себе уедешь и забудешь о том, что здесь произошло? Сможешь так, Шевцова?
— А ты? — на высказанное ни хрена не отвечает, зато встречно задает аналогичный вопрос.
Вот же изворотливая стерва! Укладываю свои ладони поверх ее и останавливаю рукоблудие Наташки по моему лицу.
— Я задал вопрос, был первым в этом деле. Сейчас прошу тебя ответить…
— А ты? А ты? А ты? — вертится, стуча босыми ступнями по полу, как маленький ребенок тихонечко мычит. — Ты
Нет! Не смогу забыть, Наташа! Издержки моей «очень чуткой» по отношению к человечеству профессии. Определенная тяга к мелочам, дотошная въедливость, жестокая настойчивость… Точно так же в обычных отношениях и сексе! У меня на это все когда-то было установлено планирования «тавро». Месяц — вуаля, новая тридцатидневная девица! Полгода — нате-выкусите, — новый жизни срок! Календарный год, сказочные двенадцать месяцев — естественно и предсказуемо, — новые часы, полный пересмотр гардероба и чистый лист немного ветреных событий! А сейчас я, например, ни хрена не знаю, как у нас с ней завтра жизнь пойдет!
— Не смогу, Черепашка. Поэтому и спрашиваю. Тяжело каждый раз оставаться на пять дней без вас. Без тебя, Наташа, и без Петра. Я так больше не могу, Шевцова.
— Тогда потребуй у меня свое, Велихов.
— Что? — прищуриваюсь. — Что ты сказала?
— Возьми свое. У нас же есть подписанный контракт.
Там нет ни слова про дальнейшие отношения. Там только о Петре и о суровом наказании на случай плотского неповиновения Натальи. Но чтобы подчинить ее по какому-то иному контракту, для начала, наверное, стоит выдумать его.
— Возьми меня, люби или трахай, бери, как хочешь, давай спать вместе. А? Давай просто будем здесь и сейчас в одной постели, а потом, — всхлипывает, — накажи. Вспомни тот отвратный пункт. Неважно с кем! Представь, что ты другой мужчина, который уложил меня, я слабая, влюбленная в тебя, поддалась, потому что сама этого хотела… Ну, придумай же что-нибудь!
— Что ты мелешь, Ната?
— Господи! — забрасывает за спину руки, расстегивает свой бюстгальтер и остается в полуголом виде передо мной, в одних таких же кружевных трусах. — Мне хочется этого… Понимаешь? Велихов, что ты смотришь? Голую никогда не видел? Гриша! — запускает кисти в свои волосы, поднимает локоны, смешно растягивая и без этого истерикой обезображенное лицо. — Хочу быть с тобой сейчас! Дурак какой-то, в самом деле! Что тут непонятного? Что ты смотришь на меня? Не нравлюсь? Да, я слегка поправилась! Я ведь сына родила! Нашего сынишку! Петю! Ты же так хотел назвать ребенка, если будет мальчик! Я приняла тебя и твое желание! М-м-м! Да что же это? Займись со мной любовью… Так до тебя доходит лучше? А? Чертов извращенец! Чурбан! Сволочь! Стоеросовый какой-то! Козел! Господи, что это со мной? Прости, прости, прости, пожалуйста… Забудь, забудь… Это, видимо, гормоны… Ну, помоги же! Олухом не стой!
Мы не занимались этим после того, как подтвердилось ее беременное состояние. Сколько уже с того волнительного для нас обоих момента прошло? Я ведь как-то не задумывался об этом, не вспоминал, сука, да я ни капли не страдал без секса. Пытался, правда! Безусловно, естественно, все по-животному предсказуемо, но только без нее мой член грустил
— Я хочу тебя, Шевцова. Слышишь?
— Так возьми! — Наташа утыкается лицом мне в грудь, губами прикасается к каждому соску, планомерно подбираясь к шее. — Возьми меня, возьми…
Я ведь ее возьму! Она мне выписала свое любезное разрешение? Даже предложила план, как после наказать ее за выдуманное нарушение давно не существующего договора? Я заберу свое! Намерен сделать это сегодня, здесь, в своей кровати, невзирая ни на что!
Пусть… Пусть завтра я об этом пожалею и получу ушат неудовольствия, в придачу ледяной душ из бабского наигранного безразличия и постбеременных обид. Это будет только завтра! А сегодня я получу свое сполна! В конце концов, она сама ко мне пришла…
— Гриша, — Наташа, задыхаясь, шепчет, пока я пробую на свой клыкастый зуб раскатанный сынком сосок, — Гриша, Гриша, м-м-м… Остановись, пожалуйста, — запустив пальцы мне в шевелюру, пытается оттянуть голодного от только что любезно предоставленного сладкого стола. — У тебя ведь есть… Ты понимаешь? — отрицательно мотаю головой. — Я кормлю ребенка, но это не стопроцентная гарантия от беременности, а цикл еще не устоялся, — смущаясь, улыбается, — мой врач посоветовал пока использовать презерватив. Гриша…
— Да, — приподнимаюсь на предплечьях, стараюсь сохранять баланс, на грани невесомости, в которой через несколько минут мы оба пропадем. — Есть… Есть… Наташка, Господи… — улыбаюсь, скаля зубы. — Ты такая красивая…
Есть, конечно! Я ей не соврал! Нет проблем! С решением врача целиком и полностью согласен, сделаю, как скажет, как пожелает, лишь бы ей сегодня было хорошо.
— Спасибо, — краснеет и смущается, лежа подо мной. — Мне все разрешили, Велихов, все-все, только без фанатизма, — водит пальцем по моей груди, накручивая на фалангу редкий волос, — но я все-таки немножечко волнуюсь. Понимаешь?
Твою мать! Угу! Да я и так все понимаю! Ей не стоит об этом вспоминать, пунцоветь, дергаться и уж тем более переживать о том, что я по-скотски грубым образом возьму ее. Не уверен, правда, что сегодня долго продержусь, но у нас в запасе есть… Две жарких ночи, включая эту, два ярких летних утра, и полноценный абсолютно свободный от рабочей херни воскресный день. А потом… Вся жизнь! Вся жизнь, Черепашонок! Я просто никуда не отпущу ее! После всего, что между нами тут сейчас случится, Наташа стопроцентно не сможет от меня к своим родителям уйти.
Шевцова ерзает и странно помогает. По крайней мере, так я ощущаю все ее несмелые движения, которыми она подлащивается ко мне. Ногтями прорисовывает мой бицепс, затем мягко неуверенно сжимает шею и тянется к моим губам с горячим страстным поцелуем, флиртует языком — высовывает стерва специально, дразнится и внутрь завлекает — Наташа ведет в сегодняшней прелюдии, но на основном событии — хрен ей, не позволю, там я единоличный безусловный дирижер!
— Господи! — зажмурившись, с широко разведенными ногами выгибается мне навстречу и позволяет полностью в нее войти.