Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
Шевцова слушает меня чересчур внимательно, затем прищуривается, демонстрируя лукавую улыбку, откидывается на спинку кожаного кресла. По-детски крутится из стороны в сторону, то и дело задевая своими острыми коленями мои скрещенные ноги, нахально расположившиеся возле нее.
— Не любишь, когда женщина накрашена, Велихов? — не разжимая губ, через скалящиеся зубы произносит. — Макияж совсем не признаешь?
Это еще мягко сказано. Если прямо и откровенно, то чертовски не терплю! Вся эта херня, которую они наносят на свою кожу, все вычурные стрелки, собранные в безобразные складки тени на хлопающих,
— Не люблю, Наташа. Не выношу.
— Почему? — опираясь на подлокотники, подается на меня вперед. — Что здесь такого? Мы ведь хотим вам, мужчинам, нравиться. Сами просите нас увеличить грудь, заполнить губы силиконом, вколоть инъекции молодости в дряблую кожу, избавиться от морщинок, гусиных лапок, лицевых грозных складок, нарисовать новые брови вместо непослушных старых, но выщипанных под тот самый корень, чтобы удобнее было малевать; изобразить хитрый кошачий взгляд, добавить блеска на подвижное веко, сделать эффект влажных и щенячьих глаз…
— Я ведь об этом не прошу, Черепашка, а стало быть, я не все мужчины, которые об этом умоляют своих дам. Ты что-то путаешь, — ухмыляюсь и очень властным жестом укладываю ладонь ей на колено, сильно упирающееся в меня. — Стоять! Назад, — сжимаю крошечную чашечку и подтягиваю Наташку к себе между своих теперь расставленных на ширину плеч ног. — Откуда столько злобы и презрения, Шевцова? Желчь выпускаешь, пытаешься ненависть исторгнуть, ищешь, как ударить побольнее? Или это твой легкий флирт? Ты со мной, Черепашонок, так флиртуешь? Играешь? Пытаешься неумело соблазнить? — пробираюсь своей рукой дальше по ее ноге.
Холодное бедро, край плотной офисной юбки, отсутствующие чулки — то, что доктор прописал! Сильно сжатые ножки и вцепившиеся ручонки до сильно выступающих костяшек пальцев — есть, определенно есть, где моей фантазии погулять.
— Боишься, боишься, боишься. Меня? Ну не стоит, Ната, не надо, не пори чушь. Я тебя разве пугаю? Никак, бедняжка, не привыкнешь к моим рукам? Приручу, приручу непокорную Черепашку, — двигаюсь вверх, задеваю тоненькие трусики и укладываю свою бесцеремонную ладонь на зажатый ножками женский треугольник. — Отпусти, отпусти, открой для «Гриши» свой пряничный домик, — шепчу ей в ухо и туда же внутрь запускаю свой язык. — М-м-м-м! — хозяйничаю в мелкой раковине и не прекращаю наглых игр между женских ног. — Дрожишь, Наташка, а киска сильно подтекает — ты течешь и жаждешь продолжения. Здесь? Хочешь прямо здесь? На столе?
— Добрый день, Наташа…
И тебе, Смирняга, чтоб тебе ни дна ни покрышки, долбаный привет! Какого хрена, Леша? Чего тебя нелегкая принесла в наш с Натали кульминационный момент?
— Гриша! — Смирнов рявкает, я неспешно убираю руку из трусов его стеснительной секретарши и выпрямляю спину.
Какой пурпурный цвет у Черепахи на лице! Чуть маленькая девочка не плачет! Ох-ох-ох, строит хитрую стесняшку! Да будет ночь, Шевцова Натали! Будет
— Я жду тебя сорок пять минут, Леша. Это, — хмыкаю, — откровенное неуважение к своему деловому партнеру, — смотрю куда угодно — в окно, на подоконник, на женскую макушку, но к другу не поворачиваюсь лицом.
— Я ведь уже на месте, вот он я! Приехал, Велихов, и готов тебя принять. Ты привез свои доверительные грамоты?
Естественно! Наши уставные документы, наш договор, наши молочные клятвы о том, что ресторанный бизнес останется навсегда в «семье». Отрываю зад от стола, поправляю свой пиджак, забираю папку и прохожу в любезно открытый кабинет насупленного и очень злого «биг-металл-босса».
— Ты, блядь, охренел? — шипит мне в спину Леша, быстро закрывая дверь. — Гриш, ты что? Какого черта, в самом деле?
— Вот документы, Смирнов, — резко разворачиваюсь и сую пластиковую папку в сильно раздувающийся от негодования Лешкин нос. — На этом все! Я выхожу из состава учредителей, владельцев, руководителей. Дармовой жратве конец! Пора поститься, а то я разжирел.
— Однозначно! Все из-за нее? — кивает головой, указывая на дверное полотно, так элегантно отрезавшее нас с ним от смущенной, покрасневшей, секретарши.
— Леш, — корчу недовольную, уставшую от всех нравоучений, мину и зашвыриваю через свое плечо папку на письменный стол, — об этом разговаривать вообще не будем, и тем более с тобой. Я ведь не пацан, которому ты, по-видимому, намерен всыпать порцию моральных истин. Обойдусь! К тому же меня тебе не переделать… И именно тебе, у которого баб было больше, чем у Наташи мелочи по номиналу в ее дамском кошельке. Кстати, твоя Оля в курсе, как ты вояжировал, когда жил один?
— Не касайся моей семьи! Не смей! Решил на понт взять, от себя внимание отвести? — Смирнов сжимает руки в кулаки и становится в угрожающую стойку. — Еще раз тронешь липкими словами мою Олю…
— Разговор окончен, Леш? По бумагам пройдемся или сам с этим разберешься? — рукой указываю на темный прямоугольник, криво лежащий на его столе.
— Она ведь его сестра, Велихов! Сестра! Сестра! Сестра!
— Хоть десять раз повтори, все равно от этого ничего не изменится. Наверное, хочешь, чтобы и я это вслух сказал? — ухмыляюсь и мягким тоном говорю. — Наташа Шевцова — младшая сестра Максима Морозова. Доволен? Ну? Что дальше?
— За что? — Смирнов прищуривается, и разглядывая меня, медленно обходит. — М? Это что, какая-то месть или тебе вдруг стало скучно? Никого похуже не нашел?
— Скорее второй вариант, Леш. По качеству, по антропометрическим характеристикам, по практическим умениям и мозговой активности я женщин не фильтрую. Да, я заскучал, и мне захотелось разнообразить свой профессиональный сплин, поэтому решил найти подругу из ближайшего окружения…
— Зверь в курсе? — шипит в ответ.
— В какой связи я должен посвящать Макса в личную жизнь, свою и его сестры?
— Все, блядь! Гриш…
— Мы, по-видимому, закончили, Смирнов? — застегиваю пиджак и отряхиваю невидимую пыль со своих плеч. — Там все верно — контракт проверен, нареканий к содержанию нет, ну а с суммой я тебя, естественно, не тороплю. Мне наш расчет не к спеху.