Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
— Принимается! Учту! Освободи мне место, пожалуйста, собственница, — указываю подбородком и становлюсь одним коленом на кровать.
Наташка абсолютно голая под одеялом — вот такой приятный бонус и, что называется, прямо с утра. Грудь выскакивает, подпрыгивает, а Шевцова быстро сводит плечи и искоса поглядывает на меня.
— Прикройся, бесстыдница, — одной рукой приподнимаю поднос, а второй пытаюсь подтянуть к ней край откинутого одеяла. — Не совращай меня собой. Сейчас не надо! Нет желания, ты меня совсем не возбуждаешь, а только до умопомрачения злишь и выводишь из себя. Я не хочу тебя. Все! Точка! Финал! Такая вот трагедия! Фи-фи-фи, некрасивая, просто никакая,
— Спасибо, Гриша. Ты такой галантный и тактичный, а еще очень вежливый и чрезвычайно честный человек. Мне даже страшновато становится от предвкушения следующей реплики от воспитанного и хитрого, изощренного в словесном деле, умеющего вести беседу и навешать лапши на уши адвоката! — Шевцова стягивает свой утренний постельный наряд на груди и пропускает шелестящую ткань под мышки.
— Не беспокойся. Дальше разговаривать не намерен, буду просто силой брать. Поверь, Наталья, ты почувствуешь колоссальную разницу с тем, что было до грядущего момента, когда мне надоест с тобой нянчиться, как с фарфоровой куколкой, и я включу озабоченного самца на полную катушку. Ты ведь ходить не сможешь, Черепаха, разве что только ползать на животе с закатанными глазами и слюнями, тонкой струйкой вытекающими у тебя из приоткрытого рта. Вот так тебя вштырит от того, что я намерен сделать с этим телом. Ты будешь орать, визжать, царапаться, извиваться подо мной и выползать… Так я вижу наше дальнейшее время вместе. Но скорость черепах и предполагает такое себе неспешное передвижение, а их молчаливость и выражение морды в принципе совпадают с грядущим посткоитальным состоянием Шевцовой Наташки. Поэтому, ничего сверхъестественного, все так, как и должно быть. Правда, в твоем случае все-таки добавим почти парализованные нижние конечности и напрочь отсутствующую членораздельную речь, возможно только:
«Боже-Боже, да он… Мой сексуальный Бог!».
Будешь волочить раскрытый таз и жалобно стонать…
— Спасибо. Очень живописно. Главное, чтобы я все-таки не зря своих конечностей лишилась и голос надрывала, Велихов. Хотелось бы в финале ора яйца в песок отложить. А то…
— Не командуй мной, а то… — подаюсь лицом к ее губам. — Что-то мы давно не целовались с тобой, Шевцова.
— У меня неприятный запах изо рта, — быстро отвечает и не отклоняется от моего напора.
— Такие отмазки, Натали, срабатывают всего лишь раз и то, как говорится, они рассчитаны на юного, неопытного в этом деле дурачка. Потом что-то подобное просто подогревает полового партнера на непосредственную проверку, — касаюсь губами ее губ, шепчу и продолжаю. — Скажем «доброе утро», мой кроватный друг?
Наташа все же отстраняется и ерзает на кровати, собирая и натягивая на себя почти все одеяло. Я только то и делаю, что кряхчу и освобождаю сильно натягивающуюся от ее жалких попыток ткань.
— А что это такое? — к своему вопросу подключает так же недоумевающий от представленного взгляд. — Ты умеешь печь, Велихов?
— Вообще-то у меня много талантов, Шевцова. Но печь могу, вернее, не я, а микроволновка, только такие вот кексы-пятиминутки. Я не умею готовить. Зачем мне это? Я же мужчина, у меня будет персональная кухарка, к тому же прачка, уборщица, и шлюха…
— А еще мать и нянька для твоего ребенка, — добавляет шепотом.
Игнорирую ее реплику и дальше продолжаю:
— Просто сладкое люблю, Наташа.
— Сладкое? — изумленно ставит глазки. — Конфеты, например?
— Нет. Только выпечку. Сдобные булочки, круассаны, бисквиты там всякие. А что не так? — устанавливаю поднос между
— Сладкое и мужчины. Или сладкое и ты, — поднимает и со всех сторон рассматривает горячую вкусняшку, заглядывает даже под низ, а затем подносит к носу. — Там есть шоколад? Вот эти штучки, это ведь крошки? — пальцем указывает в зерна, не расплавившиеся в тесте.
— Да, шоколадные кусочки и обыкновенное какао в массу.
— Обалдеть! — Шевцова откусывает, облизывая губы и придерживая выпадающие изо рта крошки. — М-м-м, это превосходно. Очень вкусно, Велихов. Спасибо, Гриша, — тянется ко моей щеке и целомудренно касается своими губами моей щетинистой кожи.
— Не за что, — замедленно ей отвечаю, ощущая, как горит то место, к которому Наташка приложила внезапную нежность. Немного отойдя от шока, я тоже приступаю к очень легкому завтраку.
Наташка с аппетитом ест. Она права! С питанием у Шевцовой нет проблем. Видимо, то лживое лечение не только не шло ей на пользу, но еще и подрывало здоровье всех систем ее и без того не сильно мощного организма.
— Чем сегодня займемся? — Наталья, закладывая в рот последний кусок выпечки, неторопливо, по чуть-чуть, отпивает свой кофе.
— Там прекрасная погода. Можем погулять. Просто побродить в лесу.
— Тут совсем нет развлечений, — говорит как будто с долей сожаления.
— Тебе нужны аттракционы? — отряхиваю крошки с рук. — Секса-квеста не хватает?
— Наоборот. Мне нравится это место, Велихов. Здесь можно быть самим собой и не играть роли, выдуманные для тебя надменным, но все же глупым, обществом.
— А ты частенько играешь роль? — подмигиваю, и повернувшись на бок, подкладываюсь к ней еще немного ближе. — Обманываешь? Хочешь казаться лучше или хуже, м?
— Я не знаю, — Наташа вопросительно пожимает плечами и внимательно рассматривает меня, словно с высоты своего странно увеличившегося роста. — Не знаю, не знаю… Какая я? Что обо мне думают люди? Какие чувства я у них вызываю? Возможно, я недостаточно с ними откровенна, или наоборот, чересчур открыта и это, если честно, жутко напрягает…
Застываю взглядом и рассматриваю что-то тихо и непрерывно бубнящую Черепашку. А действительно, какая она? Хоть мы и знакомы почти с самого детства, но я ведь, в сущности, ничего толкового о Наташке и не знаю. Только единичные эпизоды из наших совместных гулек и пространные, но слишком скупые, абсолютно не характеризующие ее, фразы:
«Вот это мои родители, моя драгоценная семья, два брата и я. Вот так я родилась, потом, по-моему, крестилась, ходила в детский садик, очень хорошо училась в школе, освоила любимую профессию, вышла замуж, думала, что удачно, но за достопочтенным мужем я чуть не умерла, затем развелась и узнала жуткую тайну о состоянии своего здоровья, а теперь вот ищу безотказного долдона для наших регулярных случек с одной-единственной целью оплодотворения спящей яйцеклетки и рождения здорового ребенка себе любимой для пользы дела, на старости лет и для такого себе развлечения. Это все Я!».
— Идем гулять, Черепашонок? — останавливаю ее речь и свой выходящий из-под управления мыслительный поток.
— Гулять? — оттолкнувшись от изголовья, садится в кровати, оголяя спину и тощий зад. — Гриш…
Почти не притрагиваясь, очень невесомо, нежно, мягко, провожу несколько раз пальцами по позвоночному столбу. Касаюсь копчика, немного ниже опускаю руку, Наташа вздрагивает и сокращает мышечный ягодичный ряд. Поджимает попу и своей рукой пытается сбить мою изрядно обнаглевшую конечность.