Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
— Ты что? — отойдя от шока шипит, вытаращившись, рассматривает только мою шею. — Мне больно! Ты вообще не контролируешь себя? Как же ты в своей профессии выживаешь, когда с собой явно не в ладах?
— Объяснись, будь добра, — напрягаюсь сам и стараюсь тонизировать ее. — Что это еще за ложь и правда? И кто кому врет? Какого черта, Наташка?
— Ты адвокат, Велихов! — выкрикивает с экспрессией и тут же страстью угасает. — Юрист, законник…
Видимо, тупой. Вообще не вижу связи!
— И что?
— Тебе врать и изворачиваться положено профессией! — отведя взгляд в сторону, спокойно произносит. — Это твой сдобный хлеб. Тебе за это
— Что-о-о-о? — злобно ухмыляюсь и демонстрирую ей все зубы. — По-твоему, моя работа состоит в том, чтобы обманывать и что? Обелять виноватых, отмазывать их от правосудия, помогать матерым преступникам избежать наказания? Отмыть насильников и надеть венец мучеников на всех уголовников? А как же твой брат, Шевцова? Как твой любимый старший брат, Максим?
— Он был ни в чем не виноват, — пытается выкрутиться из моих рук и тянется подбородком к моему лицу. — Его подставили, подставили, выставили крайним! Сволочи! Та баба сама влезла к нему в постель и… Господи! Все же очевидно! Макс не виноват! Он не поджигатель, не преступник. Ты же знаешь! Не впутывай его, козел! Какой же ты… КОЗЕЛ!
На оскорбления не реагирую — это, видимо, тоже издержки моей неблаговидной, с ее точки зрения, профессии.
— Суд с тобой тогда был очень несогласен. Улики, свидетельства, потерпевшие, да и сам Морозов, который дважды обманул страну. Первый раз, когда фиктивно женился на очень красивой, кстати, женщине из Ближнего Востока, а второй раз — когда консумировал свой брак, слегка, правда, с опозданием. Вот именно тогда он и перешел дорогу страшным и влиятельным людям, Ната, которые просто наказали его. Слава Богу, что не по «отягчающей статье». И я…
— Ты просто деньги брал, вытягивал последнее у моего отца и матери, а сам ни хрена не делал. Не делал! Потому что, если бы ты был заинтересован в его свободе, то…
— Значит, я плохой обманщик, Натали, — улыбаюсь и немного ослабляю свой захват. — А ты сама себе противоречишь? Что с тобой? Приближаются критические дни? Поросята в яичниках повизгивают.
— Что? — с презрением смотрит на меня. — Ты… Контролируй свою речь и словооборот, когда разговариваешь со мной. Отпусти! — совершает слабенький рывок. — Пусти, пусти…
Закрываю поцелуем рот! Это ей для начала, а потом посмотрим, как пойдет. Шевцова вертится, зажимает рот, стонет и еще сильнее стискивает зубами. Вот так я добиваюсь своего! Мучаю Шевцову поцелуями. Это вроде бы второй. Первый был довольно-таки горячим. Если честно, я полночи крутился в кровати, вспоминая, как щекотал ее полость в служебной машине на заднем сидении.
— М-м-м!
Сейчас-сейчас. Перехватываю удобнее и раздвигаю ей ноги — такой себе БДСМ-крест. Только без рук! Своими пальцами она цепляется мне за плечи и отсутствующими ногтями пытается впиться в мышечную мякоть. Удачи, Натали! Действую с напором, плюю на ее выкрутасы и нытье, сильно кусаю женские губы и под жалобное выскуливание обиды наконец-то пробираюсь в рот. А вот тут-то начинается самое интересное! Наташка помогает, вернее, она сама меня ведет. Спрашивается, на хрена такие сложности, словно бег на километр с охренительными препятствиями, если финалим так, как я хотел еще в самом начале непростого приключения.
— Зачем сопротивляешься? Зачем недотрогу изображаешь, м? — перемещаю губы ей на щеку, всасываю кожу, прогоняю через зубы и со сладким чмоком опускаюсь ниже, пробираюсь на скуловую линию и без остановок направляюсь вниз по шее, к сильно выступающей ключице. — Шевцова?
— Не останавливайся, пожалуйста. Еще, еще, еще…
Что? Все же отрываюсь от Наташки и обращаюсь к ней лицом.
— Наташ…
— Прости, пожалуйста, если обидела.
— Нет. Не обидела. Просто…
— Почему ты выбрал эту профессию, Гриша? Почему юриспруденция, это жуткое уголовное право, преступники, противоречивые дела, ведь это…
Из-за сестры! Из-за Вероники, Черепашка! Я хотел добиться пересмотра ее дела, раз отцу было все равно! А может он просто разочаровался в системе? На скамье подсудимых тогда после, на мой взгляд, не слишком тщательного расследования оказались всего лишь трое гадов, хотя их было… Четверо! Насильников было точно четверо! Те трое об этом в очень громкий голос заявляли. Они издевались над больной девочкой вчетвером. А я, будучи еще мальчишкой, спал и видел, как отомщу последней твари за свою убитую старшую сестру.
— Наташа, не хочу об этом говорить, — целомудренно целую ей кончик носа.
Мы резко, абсолютно не сговариваясь, задираем головы наверх и ловим первые раскаты летнего грома, шум и отблески начинающейся грозы, и крупные капли шумного, возвещающего по листьям о своем присутствии, дождя.
— Господи! — Наташка поджимает плечики к ушам и жмурится, словно маленький ребенок. — Господи! Ай-ай-ай! Гриша, Гриша, да что это такое?
— Боишься? — закрываю своим телом и еще сильнее вжимаю Черепашонка панцирем в кору. — Гроза тебя пугает? Страшишься Божьей кары? Громовержец уже идет за тобой! Ату, Шевцова, ату!
— Нет-нет, наоборот. Я дождь люблю, просто обожаю. Ты что? Это же великолепно! Однако, именно в такие влажные моменты мне все-таки импонирует находиться дома под пледиком или одеялком, с интересной книгой, скажем, например, со Стивенсоном. Читать про Остров сокровищ и представлять, как Билли Бонс или Слепой Пью…
— Наташа-Наташа, это же книга для среднего школьного возраста. Очнись, остановись, осмотрись по сторонам, просто опомнись! Тебе почитать бы что-нибудь про воспитание малолетнего ребенка или про половое воздержание, про особенности содержания в моменты кормления и восстановления после родов. А впрочем, какой тебе ребенок, если ты все еще в мечтах драпаешь от одноногого Сильвера и кормишь Бена Гана сыром! Грезишь капитаном Смолеттом, Черепашонок? Или доктор Ливси тебя заводит? Вот это откровение, Наташка! Охренеть! А Братья Гримм тебя не интересуют?
Она выкручивает одну руку, вернее, я ей это позволяю, и несильно заряжает сжатым кулачком в мое плечо.
— А Клуб самоубийц? А Владетель Баллантрэ? — не сдается Черепашка.
— А Доктор Джекил и мистер Хайд? — отвечаю. — Кто ты в особо злачные моменты? М? А ну-ка быстро отвечай!
Хохочем, глядя друг другу в глаза, поджимаем плечи от очень быстро и непрерывно укладывающихся на нас дождевых капель. Вздрагиваем, съеживаемся и еще теснее прижимаемся друг к другу.
— Гриш, ты не ответил на мой вопрос. Он не тактичен, я трогаю живую кровоточащую рану? Тогда останови меня! Просто скажи: «Стоп, Наташка. Табу, табу!» или «Не буду отвечать»; но не виляй, пожалуйста. Мне ведь интересно, — шепчет и поднимается на носочки. Прикладывается горячими губами к моей шее, прикусывая выступившее от поворота в сторону головы гибкое сухожилие.