Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
Мне кажется, я должен чем-то ей помочь. Наташка растерялась от содержания положительного известия? Смешно и неуклюже пританцовывает рядом, опускаясь-поднимаясь с носков на пятки.
— Я… Я… Это ведь не передать словами. Спасибо тебе, спасибо.
— Ты беременна? — выдавливаю из себя глупейший в данном случае вопрос. Все же очевидно. У Наташки по искрящимся от радости и даже слез глазам вся информация проходит. Она ведь счастлива! Очень искренне, без долбаной наигранности и наглой лжи. Она не мучает себя, а просто наслаждается известием, которое сейчас в кабинете ей новый доктор преподнес.
— Да, да, да. Гриша…
Хочу обнять
— Не надо. Прошу…
То есть?
— Я хотел бы, — делаю еще один шаг к ней. Словно преследую беглянку, которая со мной в кошки-мышки в больничном коридоре очень неуверенно играет. — Наташа?
— Нет-нет, все нормально, — все-таки останавливает свое жалкое отступление и теперь ждет, когда я обниму. — Я просто… Господи! — она всплескивает руками и ладонями закрывает себе лицо. — Поверить не могу! Я стану мамой! У меня будет ребенок!
Мы станем родителями, Черепашка! Я буду крохе достойным отцом, а ты…
— Не сердишься из-за клиники? — опуская руки, тихо спрашивает.
— Нет, не сержусь, — рассматриваю ее лицо, считываю каждую ужимку, морщинку, выступившую линию. — Тебе здесь нравится?
— Угу.
У нее идеальное лицо! Расслабленное и одухотворенное. Шевцова за месяцы наших встреч немного, если можно так сказать и это будет уместно, тактично и ко времени, откормилась, наелась и приобрела человеческий, вернее, женский вид. Нет, худоба, конечно, никуда не делась, но все же не смертельная, кости больше не торчат, натягивая ей кожу, которая тоже приобрела телесный оттенок живого человека, а не какого-то андрогинного существа с эпителиальным, но пластмассовым, покрытием. Шевцова светится изнутри и источает благость, любовь и нежность всему миру. Самое время сказать себе: «Аминь!».
— Наташ…
— Тебе уже пора? — вскидывает руку и рассматривает свои часы.
— Да. Но я хотел бы побыть с тобой, — смотрю в ее глаза, а руками неуверенно по женской талии перебираю. Перевожу ладони Черепашке на живот и, видимо, слишком высоко пытаюсь отыскать ребенка, потому как она их опускает значительно ниже, практически на свой лобок. Я тут же удивленно изгибаю бровь. — Ты… Он там? Вернее, это здесь? Низко очень. А я перестарался?
— Немного. Нет, даже очень. Ты пытался пощупать мне диафрагму и даже к груди лез, Велихов. Дети квартируют в матке, а это — здесь.
Вот это я неопрометчиво влетел!
— А как же твоя работа? Тебе разве не надо по делам?
— Мы вечером увидимся, Шевцова? — не слушая ее, настаиваю на своем.
Похоже, я закидываю удочку на полноценное… Свидание? И опять… Зачем? Какая цель у этого всего?
— Но…
— Пожалуйста. Нам ведь есть, что обсудить с тобой, Наташа! Тем более ты поменяла клинику. Я хотел бы оговорить такие моменты на будущее. Сообщай мне перед тем, как…
— Я не только поменяла клинику, но уже поставила себя здесь на учет, — с гордым видом добавляет. — Если проблема только в этом, то мне очень жаль, что так вышло. Жаль, жаль, жаль, Гриша. Но свое решение я больше не изменю.
А что по поводу «советоваться» прежде, чем принимать решения? Видимо, тишина, а значит — ничего в ответ.
Шевцова — неуправляема! Это несколько раз проверенный факт. Чему я, собственно говоря, удивляюсь? И вряд ли впоследствии я смогу полноценно контролировать ее. Здесь нужно придумать нечто иное. Это «нечто», что я пока
— Давай я заеду за тобой в районе половины пятого вечера, и мы посидим в каком-нибудь уютном месте, которое, уже по сложившейся традиции, ты выберешь сама.
— Гриша…
Беру ее за руку и направляю нас на выход из больницы. Сейчас она зарядит, что больше нет причин для того, чтобы нам с ней проводить время вместе, что благая цель с Божьей помощью уже достигнута, что теперь только спокойный беременный срок, плюс плановые посещения гинеколога, дополнительные и календарные обследования, какие-нибудь анализы, а на финал — родильный дом!
— Давай остынем и просто привыкнем к мысли, что в скором времени у нас появится ребенок. Кстати, а когда это время свершится? — останавливаю нас, заглядывая ей в глаза, с улыбкой интересуюсь. — Какой у тебя срок?
— Девятая неделя. Это приблизительно два месяца… При грубом подсчете, это конец апреля, начало марта. Но об этом еще рано говорить.
Жизнь учит, что время очень скоротечно. Не успеешь глазом моргнуть, как сын или дочь огласит пронзительным писком свое уверенное появление на свет.
Наши игры на поляне, видимо, впустую не прошли. Самодовольно хмыкаю — горжусь, затем надменно задираю подбородок и пошловато искривляю губы, а Наташка, по-моему, с небольшим, но все же стеснением прячет под ресницами глаза. Жаркий страстный июль, летняя гроза, жуткий с неба водопад, раскидистая крона векового дерева и голая, стонущая от нахлынувшей нирваны Черепаха в моих жадных, немного подрагивающих от обладания этой женщиной руках. Правда, у Шевцовой после тех шаловливых приключений еще несколько дней жутко саднила спина и основательно болела шкурка на заднице, которой я в порыве страсти плотно прикладывал ее к грубой дубовой коре. Она жалобно квохтала, стонала и периодически хваталась за поясницу, а я регулярно, на протяжении двух-трех недель втирал в расцарапанную кожу целебную мазь и дул на «производственные шрамы», сочно отпечатавшиеся на всех интимных местах. С той поры, кстати, Наташа жестко регламентировала наши игры — исключительно постель, иногда, правда, с небольшой опаской и оглядкой на мокрый скользкий кафель подключая душ…
Рабочий день сегодня очень сильно не задался! Я не выполнял свои обязанности в должной мере, зато усердно штудировал интернет на предмет будущего отцовства и наличия маленького ребенка в доме. Насупив брови, подперев рукой щеку, то и дело почесывая свой слегка небритый подбородок, с интеллектуальной жадностью просматривал информацию про сроки, про недели, какие-то триместры, пытаясь вникнуть в дородовой и перинатальный периоды, практически интимно знакомясь с понятием жизнеспособности малыша в тот или иной временной промежуток, а на фотографиях с запечатленной неправильной родовой деятельностью, громко хлопнув крышкой ультрабука, я выскочил из-за стола, чтобы освежить свои легкие парой-тройкой сигарет, не делая между каждой кислородный перерыв.