Меч и его Эсквайр
Шрифт:
– Мор, зачем ты привез мне это из замка Ас-Сагр? Наши ассизцы и так это всё знают. И отчасти именно от этого человека.
– Написано красиво. И сами факты, и пророчество. Это не его рука, однако список древний и пророчество дословное.
– Оно не про тебя, надеюсь?
– Мне говорили, что работа велась еще с нашей Тетушкой Заботой. А что до предвидения и надежды – это обычно для человека.
– Ты не ответил.
– Как я могу знать?
Моргэйн, мальчик… нет, юноша с морским именем, рожденный морской царевной, насупился и наполовину вытянул из ножен свой кинжал: тусклая черная сталь, рукоять из акульей кожи, в перекрестье – смеющаяся женская головка
Нет, он не был по-настоящему похож ни на Хельмута, ни на свою мать. Сам по себе: смесь диковинных кровей. В нем ждали своего часа многие из тех, кто был нарочито разведен в стороны. Ждали, чтобы слить свою кровь воедино для…
Для чего, спросил я свой внутренний голос. И он замолк на полуслове…
Моргэйн провел пальцем по лезвию, по-детски сунул его в рот. Вбросил кинжал в обтянутые бархатом ножны.
– Острое. Ты знаешь, для чего меня готовят. Надеюсь, через несколько лет я стану хорошим водителем плотов. Настоящим всадником ба-фархов – только уж очень трудно надевать упряжь на такую силищу, а верхом безо всего у меня, боюсь, не получится. И настоящим вождем Сынов Моря тоже сделаюсь. Тогда я успею сделать то, что надо.
– Как князь?
– Или как барашек. Ягненок. Агнец, – он ухмыльнулся, растягивая последнее слово, будто…
Будто мужчина, которому надо лишь пройти последнюю шлифовку. Он шутит, он нисколько не подозревает сути дела, полагая, что вот теперь ему предстоит самое сложное. Но уже преодолены пороги, обогнуты тихие омуты, пройдены главные испытания. Самое неподъемное и впрямь ждет – но лишь в конце.
Я боюсь. Что я сотворил – скажет ли, объяснит ли мне хоть кто-нибудь?
Через сутки мой внук уехал из Скондии – как оказалось, навсегда. И теперь кляну себя: даже собственноручный мой список с монашьей рукописи я не попросил – а он не взял на память.
Знак XII. Филипп Родаков. Рутения
– Вот теперь я точно понимаю про петлю, – сказал я, рассматривая зыбкий абрис. – Что я не соврал в своем предвидении. Свить петлю – значит этакий спиральный узел поверх неправильного овала закрутить на западный манер. В точности как на этой, блин, странице.
– Не бери в голову, старичина, – Торригаль ободряюще хлопнул меня по тощему плечу.
– Напомнил, кстати. Я еще только в глазах приятелей старик, а нашему Арману… погоди… да лет семьдесят без малого? Ах, даже семьдесят один. На неприятные мысли наводит. Сколько у вас в Верте годиков прошло, а?
– Сколько надо. Еще нам всем, однако, не конец. Там самое зубодробительное теперь начнется.
– Ну конечно. Ты ведь выполнил задумку – родил живой клиночек всем на погибель. Тот, что у Мора на поясе или чуток пониже.
– Ах, это? Нет, нимало. Просто небольшой сувенир от моей Стеллы на прощанье. Кто платочки дарит, кто цветочки, а она – железяку. Вот разве что, как говорит, к телу своему выкованный кинжал приложила, как одну икону к другой и малый пхурбу ко всеобщему эталону ростом в тибетского монаха.
Арман Шпинель де Лорм ал-Фрайби. Скондия
Знаешь, просто идет война.
Просто где-то там кто-то умер.
Знаешь, может быть, это наша вина,
Но ты об этом лучше не думай.
Знаешь, а кровь стекает с плахи,
Как по приговору текли чернила.
Ты в них запачкал рукав рубахи…
В смерти других я себя винила.
Знаешь, сейчас ты смотришь
Знаешь, а стал ты очень жесток.
Знаешь, а я всё никак не пойму —
Ты стать другим не захотел иль не смог?
Что я могу поделать со своей проклятой жизнью?
Король не разъезжает по гостям, когда зовут в другие страны, он почетный пленник своей земли. Только я не король. Я просто самый главный амир, то есть наиболее высокопоставленный чиновник в Скондии. Разумеется, нам нет нужды далеко путешествовать, нас оберегают совсем как любимую женщину и даже рекомендуют временами накидывать головное покрывало или плащ с куколем. Но это почти ничего не значит.
И когда король Ортос всемилостивейше пожелал, чтобы я прибыл, наконец, в его стольный город Вробург с ответным визитом, я не мог, по совести, ничего возразить. Королева вскоре после того, как я забрал их наследного принца, родила хилую девочку и более не зачинала. Моего внука до сих пор тщились воспринять как того, кто принесет отцу в дар Скондию и остров святого Колумбана, но Скондия никогда не была его достоянием иначе, кроме как для чести, а на острове его личными стараниями вызревало нечто прямо противоположное отцовой затяжной войне, хотя отнюдь не мирное. Ну и, разумеется, сам Ортос ведь уже пятнадцать лет как побывал в Скондии вместе со своей короной и мантией и имел полное право на ответный визит тамошней верховной власти.
А что я, непосредственный виновник главных королевских затруднений, – всего-навсего пятая спица в колеснице, главная дырка в колесном ободе и что одним мною у Скандии не будет ни конно, ни людно, ни оружно (цитата из одной рутенской пьесы о тиране) – это Ортоса не волновало ничуть.
Итак, вначале я от души переговорил с Турайей. С нею у нас постепенно сложились такие отношения, что впору было б и развестись – так мало она меня видела. Махр я выделил бы любой, какой она захотела, – он по-прежнему вращался в том общем хозяйстве, которым от моего имени единолично заправляла она. Турайа, тем не менее, как противилась всегда, так и теперь сказала четкое «нет». Путь будет тень мужа – но моя, Арманова, тень.
Потом я вызвал к себе моих конфидентов и порученцев и выбрал самого из них толкового, чтобы свалить на него управление скондийскими делами. А под конец…
И под самый конец, когда уже, как у нас говорят, увязывали узлы и вьючили их на верблюдов, то есть, в данном случае, на лошадей, я отправился с визитом к сестре.
В часовне святой Юханны хозяйничали новые братья – ветвь ассизцев, грегорианцы. Верховный епископ Вертдома утвердил их лет десять назад и придал им особенный статус – как братьям, которые специализируются на врачевании недугов, передающихся по наследству. Юханна была их личной патронессой или патроном: ибо как она, так и почти все грегорианцы были пришлецами из иных земель. Скондийцы чтили другого покровителя: нашего дорогого Туфейлиуса, о котором никто почти не знал, жив он или уже помер. Ведали только, что он в Аламуте.
Вопреки скондийским обычаям, часовня украсилась статуей Юханны – рыцарские доспехи вышиной в локоть, с закрытым забралом и саблей на боку. Забрало и кривой скимитар вместо прямой шпаги были уступкой хозяевам, которые считали изображение человека ложью и клеветой на него, но что еще хуже – кощунственной узурпацией прав Всевышнего. Так что я преклонил колено перед серебряным паладином и затем обратился к настоятелю этого малого храма с просьбой – на краткое мгновение дать мне сердце моей кровной и молочной сестры прямо в руки. Он понял зачем – и не воспротивился.