На осколках разбитых надежд

Струк Марина

Это определенно был Рихард. Она узнала его сразу же. Он стоял полубоком к фотографу в ряду офицеров, которых Гитлер приветствовал пожатием руки. Их редактор, господин Рихтер, сильно рисковал, публикуя именно этот снимок. Фюрер был на фото заметно ниже Рихарда, стоящего перед ним вскинув высоко и гордо голову, отчего создавалось ощущение, что летчик величественнее нацистского вождя. А еще фотограф поймал момент, когда Гитлер уже протянул руку для пожатия, а вот летчик все еще стоял без движения, опустив руки вдоль тела. Словно не желал подавать руки приветствовавшему его фюреру.

Это был определенно Рихард. Сердце Лены словно ожило после долгой спячки и стало таким огромным, наполнившись в секунду переполнившими его чувствами,

что казалось, ему мало места в груди. Она жадно вглядывалась в фотографию, с трудом борясь с желанием вырвать ее из газеты да так, чтобы Рихард был один на обрывке, без этого нацистского чудовища, развязавшего эту кровопролитную войну и давшего полную свободу своим эсэсовским и вермахтовским псам-убийцам.

«Прием в отеле «Адлон» по случаю Дня Памяти Героев [153] . 12 марта 1944 года».

153

Национальный праздник Германии. Нацисты отмечали его как День памяти героев (нем. Heldengedenktag). Эти торжества были постоянно закреплены за 16 марта, вместо обычного пятого воскресенья перед Пасхой. В этот день также отмечалось введение всеобщей воинской повинности в 1935 г. и ремилитаризация Рейнланда в 1936 г.

Подпись под фото не оставляла никаких сомнений. Рихард не умер в июне 1943 года, когда его самолет сбили над Средиземным морем. Все ошибочно сочли, что он погиб. Все, даже она, Лена, похоронили его под толщей морских вод. Все, кроме баронессы, которая улыбалась уголками губ на одной из фотографий с этого же приема, где она была запечатлена с бокалом в руке среди многочисленной нацистской элиты в зале.

Рассказала ли баронесса сыну о том, что случилось прошлым летом после того, как его объявили погибшим? О том, что обрекла ее на аборт, позволив эсэсовцам забрать ее из Розенбурга и убив тем самым ребенка Рихарда. Или умолчала об этом и рассказала только, что Лену забрали в гестапо как шпионку британцев?

Что он почувствовал, когда узнал о случившемся? Сожалел ли о том, что когда-то был с ней так близок? Вспоминал ли о ней до сих пор хотя бы изредка? Или он был только рад, что гестапо так и не докопалось до того, что у него была преступная связь с русской? Просто перешагнул прошлое, чтобы продолжить воевать во славу своего рейха и своего кровожадного вождя.

Вопросы, которые все крутились и крутились в голове Лены на протяжении остатка рабочего дня. Она совершенно механически набивала текст, расшифровывая порой с трудом записи на листках бумаги, и не могла не думать о Рихарде.

Я — гауптман люфтваффе. Я служу великой Германии, маленькая русская, если ты вдруг забыла. И я надеюсь, что ты достаточно умна, чтобы исчезнуть из Розенбурга до моего очередного отпуска…

В тот день Рихард снова попался на глаза Лене. Позднее, уже ночью, лежа в постели рядом с тихо сопящей Лоттой, Лена решила, что это определенно очередная подсказка судьбы о том, что все ее поиски не напрасны, что Рихард до сих пор жив. Потому что ничем другим нельзя назвать то, что после рабочего дня по дороге во Фрайталь она вдруг заметила крупный портрет Рихарда на обложке одного из октябрьских журналов в ларьке печати, когда проезжала мимо. Сначала Лена решила, что ей показалось, что это совсем другой летчик-блондин, как ошибалась не раз ранее, принимая незнакомых ей немцев за Рихарда, но все же развернула велосипед и вернулась к киоску.

Ошибки не было никакой. Рихард! Его лицо, его голубые глаза, подкрашенные для усиления цветового эффекта рукой ретушера перед печатью, как и форма, и полосы банта, на котором на шее Рихарда висел крест с ненавистной свастикой,

и петлички на вороте мундира. Даже до боли знакомые шрамы от ожогов, полученных в боях над Атлантикой, были видны у виска. Но взгляд был другой, какой-то чужой взгляд, который прежде Лена не замечала никогда у Рихарда. Похожий чем-то на тот самый, что появлялся во время их памятного визита в Орт-ауф-Заале и который так пугал ее своей странной отрешенностью и пустотой. Сейчас Рихард уже не улыбался обаятельно широкой белозубой улыбкой, как когда-то на подобных публикациях в печати. Было видно, что он напряжен, как и на том фото в газете на приеме в Адлоне. Настолько, что казалось, она видела желваки на его скулах, и стала более заметка ямочка на подбородке.

«Германия прежде всего!» — девиз Сокола Гитлера и героя нации майора фон Ренбек», — крупными буквами кричала обложка журнала. «Как истинный ариец я не боюсь ничего и никого, кроме Бога», — гласила очередная цитата, но уже шрифтом поменьше. «Я буду сражаться без малейшего страха за свою родину и лучше умру, но никогда не брошу на произвол судьбы свой народ!»

Глава 50

Лена все-таки купила этот журнал, отсчитав с легким замиранием сердца такое количество марок за тот, которое сейчас считалось для нее настоящим расточительством. Но не сделать этого не могла. Ей хотелось заглянуть под обложку и прочитать, что там написано про Рихарда, а продавщица наотрез отказалась показать статью:

— Идите-ка в библиотеку, фройляйн, и там листайте журналы. А тут нужно покупать. Тут все за марки!

Лене почему-то казалось, что она найдет внутри журнала ответы на свои вопросы, рой которых в голове только усилился. Но покупка не принесла ничего нового, кроме кадров с короткими подписями к ним. Эти иллюстрации девушка как когда-то в Розенбурге аккуратно вырезала и придавила стеклом на тумбочке у кровати. Это напомнило Лене о том времени, когда она помогала Иоганну вести хронику жизни Рихарда.

Интересно, показал ли кто-нибудь господину Ханке этот журнал, ведь тот не относился к числу выписываемой по почте периодики? И если он узнал об этой публикации, то кто вырезал ему эти фотографии, где Рихард был снят у своего самолета или в компании летчиков и механиков во время отдыха на базе? Кто вклеил в альбом цветную обложку? Катя? О, ей бы очень хотелось, чтобы Иоганн обратил именно на Катю свое расположение, чтобы он был добр к ней, как был когда-то добр к своему «Воробушку», чтобы защитил от всех нападок и бед, как защищал ее!

Слова на обложке ей не нравились, но их никак было ни замазать карандашом или чернилами, ни вырезать, и Лена оставила все как есть. Пусть они и пугали своим страшным предсказанием. Или давали ей понять, что ее подозрения, вспыхнувшие в душе пышным цветом при взгляде на фотографии с пышного нацистского приема, имели под собой все основания.

Он не написал ей ни строчки с фронта. Да, ее письма перехватывались гестапо, но почему в той стопке не было ни одного его письма? Разве не могло Рихарда встревожить ее долгое молчание? А ведь если бы эти письма были, Ротбауэр прочитал бы ей с огромным удовольствием, наслаждаясь ее эмоциями, как читал ее собственное письмо. Чтобы ударить побольнее. Значит, писем не было. Значит, Рихард вычеркнул ее из жизни, словно ее и не было, как и говорил когда-то. И оставалось только утешать себя, что тому причиной были его собственные принципы и правила, а не навязанная нацистская идеология рейха. Когда-то ей нравилось, что он не изменил себе, а остался верен своим интересам, пусть они и шли вразрез с общепринятыми правилами его страны. Что он стойко держался своих убеждений. И как это было видно сейчас, он остался прежним.