На развалинах Мира

Вольный Владимир Александрович

Похоже, и сама Ната понимала это — но ни единым словом, или жестом, не выдала этого знания, предоставляя событиям идти так, как это уже запланировано самой судьбой.

Оказавшись на знакомой и потому более близкой мне территории, я стал гораздо спокойнее, перестав тревожно вскидываться на всякий шорох. Это была исхоженная мною земля, где, по моему мнению, уже не должно было быть неожиданностей. И, кроме того — я был не один. Постоянная спешка не давала времени это понять до конца — и лишь теперь я стал задумываться о том, что, все-таки, произошло… Как оказалось, это пришло в голову не только мне.

— Дар, я только теперь стала понимать, что меня ждало

там, внизу. Нет, я не думала о смерти — но представляла ее совсем не такой. Трупы повсюду, один на одном, сгоревшие, раздавленные, утонувшие… Я тысячу раз могла оказаться среди них! Но тогда я даже не боялась… А теперь вспоминаю об этом озере с ужасом и страхом. А ты? Ты тоже такое чувствовал?

— Всякое бывало… И думал, и представлял… и едва сам в пропасть не прыгнул. Только я предпочитаю спать без сновидений — иначе перед глазами встает то, что видеть не всегда хочется…

— Разве можно спать без сновидений?

— Если загрузишь себя, какой ни будь, работой, так, что руки виснут, как плети, а глаза закрываются сами — вполне.

— Знаешь, — она чуть замешкалась, прежде чем продолжить. — Я лежала сейчас, с закрытыми глазами… и боялась их открыть. Я думала — вдруг все это случилось, только в моем воображении. Наш уход с острова, бегство от зверей, подъем…

— И что я — всего лишь порождение твоих измученных снов.

— Не то… — она грустно улыбнулась. — То есть, да, конечно. Но не совсем.

Что я опять останусь одна…

Я прикусил язык — поделом…

Назад, в мою берлогу, мы шли почти пять дней. Ната не могла двигаться с той же скоростью, что и я — сказывалось и накопившаяся усталость, и почти полностью порвавшаяся обувь, и отсутствие еды. Как назло, те зверьки, которые водились поблизости нашего холма, почему-то не попадались здесь — а уже был готов употребить в пищу даже их. Ел же их щенок? Ночевки были трудными. С каждым днем все сильнее и сильнее крепчал мороз, даже замерзала вода в бутылках, хоть она беспрестанно качалось за спиной. От холода сводило конечности, и почти не попадалось ни чего, что можно было использовать для костра. Все было погребено под слоем грязи и хлопьев, ставших единой, смерзшейся массой. Приходилось подолгу рубить топором, чтобы выудить, где ни будь, кусок тяжелого, отсыревшего дерева, потом колоть его на щепки и терпеливо ждать, пока они нехотя начнут чадить… Ната не жаловалась. Вообще, казалось, что она, невысокая и хрупкая на вид, на самом деле высечена из камня. Она передвигала ноги, стиснув зубы, и изо всех сил старалась не быть для меня обузой. И именно тогда, дожидаясь ее, где ни будь на очередном подъеме, я смотрел на бредущую устало фигурку и мрачнел, вспоминая о судьбе тех, кто в эти дни оказался так далеко от меня… Моя собственная семья. Я уехал от них на расстояние, в несколько тысяч километров. Что с ними, живы ли они, смогли ли они спастись, если в тех, столь далеких от этих мест, краях, тоже пронеслась, уничтожающая все, подземная волна? До этого я отгонял от себя эти мысли, сразу стараясь, чем ни будь себя занять. Но то, что я встретил, или, вернее, нашел Нату, неожиданно подняло целую бурю в моей голове, внушив еле теплящуюся, призрачную надежду…

За два дня до конца пути нас встретил щенок. Он с такой неуемной радостью, таким напором бросился ко мне из-за встречного холма, что я не успел опомниться, как был сбит с ног. Пес крутился и прыгал вокруг, заливая всю округу восторженным лаем, пополам с визгом, тыкался мордой в ладони и путался в ногах, всем своим видом показывая, как он рад встрече, и тому, что он теперь не один.

Ната

присела на корточки и щенок немедленно подбежал и лизнул ее в нос.

— Как угорелый… — тихо и устало произнесла она. — Он твой?

Я пожал плечами:

— Я его нашел… как и тебя. Наверное, теперь мой.

— Я тоже твоя? — Ната как-то напряглась и странно посмотрела на меня, сразу спрятав свои глаза от моего недоумевающего взора.

— О чем ты?

Она неопределенно качнула головой и, переведя разговор, улыбнулась вновь налетевшему на нее щенку:

— Как его зовут?

— Я не знаю. Все собирался, да так и не придумал имя. Не хватило воображения, наверное. Если хочешь, назови его сама.

Ната погладила щенка за ухом, и тот вдруг недовольно рявкнул.

— Смотри! — она прижала щенка к земле и, преодолев его сопротивление, развела пальцами густую шерсть. — У него бок подпален!

Я похолодел. Уходя в поход, я забыл погасить два светильника, и теперь сразу представил, что вместо долгожданного отдыха, нас может встретить пожарище… Но тут же пришла мысль, что подвал не мог загореться — он был весь из бетона, а светильники находились далеко от деревянных ящиков, и всего, что могло гореть. Скорее всего, щенок просто сбил, какой ни будь из них, и при этом обжегся. Но как? Он очень аккуратно относился ко всему, что могло его оцарапать или обжечь — после того, как один раз подлез своей любопытной мордашкой к свечке и попробовал лизнуть огонек.

— У него рана на шее!

Ната тревожно посмотрела на меня.

— ?

— Это укус, он еще кровоточит…

Я нахмурился — щенок не мог укусить себя сам! Это означало, что в подвал проник кто-то… или что-то, и это могло остаться там, среди моих запасов.

Оно попыталось прикончить и щенка, но тому удалось бежать! Но как же он меня нашел, неужели шел по следу? Я посмотрел на него с невольным уважением — не каждая взрослая собака могла взять след такой давности.

Хотя, это могла быть и простая случайность. Но меня больше волновал вопрос сохранности подвала…

— Что случилось? — Ната встала и испуганно смотрела на меня. — Что с тобой?

— У меня только один щенок… и я не знаю, кто мог его искусать.

— Надо торопиться?

— Да. И идти еще далеко.

Мне стало очень и очень не по себе — щенок-то, убежал… а вот подвал?

Если это случилось сразу, когда я покинул свое убежище, то вполне возможно, что вместо отдыха, мы с Натой можем найти лишь разграбленный склад. Мысль о том, что нас тогда ожидает, как-то заслонила другую — кто мог быть незваным гостем? Я представил себе все возможные последствия и содрогнулся: — У нас не было ничего… Ближайший схрон, где я припрятал несколько банок консервов, находился в полутора днях дороги к востоку — если свернуть немедленно. Это был удар… К тому же, все сильнее и сильнее давал знать о себе холод.

По-видимому, Ната все поняла по моим глазам. Она встала с колен, отпустив слишком тяжелого для нее щенка, и поправила спавшую прядь волос.

— Идем! Я буду идти быстро… а если отстану — не жди!

Я покачал головой:

— Я тебя не брошу.

— Идем! — она решительно схватила меня за рукав и сделала несколько шагов вперед. Щенок, некоторое время мешавшийся под ногами, быстро понял, что мы не настроены к играм и, по-деловому, почти не отвлекаясь, затрусил впереди нас. К вечеру — перерыв был только на краткий отдых — мы дошли до берега озера Гейзера. Видимость ухудшалась с каждой минутой и, как ни рвался я домой, пришлось устраиваться на ночлег. Едва мы опустились на землю, как