На развалинах Мира
Шрифт:
— Нет!
Дикий крик прорезал тишину подвала. Угар подскочил и врезался башкой в поленницу, отчего только добавил сумятицы.
— Нет!
Ната рвалась с такой силой, что я едва удерживал ее в таком положении. Она извивалась как змея, силясь разорвать мои оковы — и, умудрившись высвободить руку, со всей силы ударила меня кулаком в глаз. У меня, казалось, полетели искры…
— Ах, черт…
Психанув, я навалился на нее всем телом. Она вдруг разом обмякла, и, задыхаясь, зло и яростно прошептала:
— Ну, давай! Давай! Скотина! Все вы…
— Ната? Да что с тобой? Девочка…
Она
— С тобой часто… такое?
— Что?
Я не стал уточнять. Похоже, в ее жизни не все было намазано медом… И теперь, это, самым неожиданным образом приняло, вот такие вот, формы.
— Ноги…
Я приподнялся и освободил ее придавленную ногу.
— Холодно. Укрой меня, пожалуйста.
Я дотронулся до ее оголившегося бедра — здесь кожа тоже была совершенно ледяная.
— Я разотру тебя. Только не дергайся.
— Зачем? — в голосе девушки проявился настоящий страх.
— Затем, чтобы ты не превратилась к утру в ледышку. Я не подбросил в очаг дров побольше — как вижу, напрасно. Кстати, если захочешь еще раз заехать мне, промеж глаз, постарайся промазать — а то, с одним, я вряд ли смогу в следующий раз попасть, какой ни будь, крысе в горло!
— Я тебя ударила? Дар, прости меня!
Она так искренне это произнесла, так вскинулась и стала гладить меня по синяку, что я сразу смягчился:
— Ну… бывает. Я сам сглупил — отпустил тебя. Знал же, что приступ. Только не думал, что он вот так выражается. Светильник я зажигать не стану… чтобы ты меня не стеснялась.
— А ты сам?
Я промолчал. Девушка очень точно подметила мое состояние — и кто знает, не так уж ли она была не права, когда кричала мне эти обидные слова? Но я старался уверить себя, что смогу контролировать ситуацию…
Она притихла — но я чувствовал, как напряглось ее тело под моими руками. Я тер ее кожу, массировал ступни, спускался к лодыжкам и вновь поднимался — и так проделал столько раз, пока даже слабое прикосновение не стало вызывать у нее ощущение ожога.
— Ну вот, теперь не замерзнешь. Если хочешь — я зажгу светильник.
— Нет, — она чуть расслабилась. — Не нужно. Мне гораздо лучше. Спасибо.
Уже совсем согрелась… А теперь… Теперь ты возьмешь меня?
— Что?
Она что-то глухо пробормотала себе под нос. Я смешался, не поняв сразу, что она имела в виду. Но Ната уже повернулась на другой бок, ко мне спиной, и затихла. От ее слов у меня все пересохло во рту. Я поднялся, и в темноте прошел к баку, где была вода. Напившись, я вернулся к ложу. Ната дышала очень ровно, старательно изображая спящую… или на самом деле спала. Я решил, что мне просто, почудилось, и, стараясь ее не задеть, лег на краешек.
Как она поняла, что весь сон, который овладел мной накануне, теперь улетучился совсем — я не знаю. Но она повернулась ко мне и положила мне руку на грудь.
— Успокойся, Дар. И не вини себя… или меня, ни в чем. Я знала, что эта ночь не покажется тебе простой. Я просто устала. Да и представляла себе тут
— Ты сказа…
— Спи, Дар. У меня что-то с головой — могу что угодно ляпнуть, когда приступ проходит…
Подчинившись ее просьбе, я чиркнул спичкой — огонек светильника мигнул и вскоре заиграл тенями, возле нашего изголовья. Ложась, я заметил несколько маленьких точек на ее ключице — следы от заживших язвочек или ожогов.
Непроизвольно коснулся их пальцами — но Ната не среагировала, вновь уйдя в забытье…
Мне же не спалось. Я вновь и вновь переваривал все в себе — и не находил ответа. А Ната, разметавшись во сне, скинула с себя одеяло, и теперь лежала на спине — а рубашка, которую я ей дал из своих запасов, сбилась наверх, полностью оголив ее волнующее тело… У меня забилось сердце — я не мог отвести глаз от ее бедер, от впадинки на животе, от сводящих с ума ложбинок и покатости, ведущей к поросшему курчавыми волосками, лобку… Вынести это было невозможно! Я лежал в постели с практически голой девушкой, да и сам был раздет… Желание, до того сдерживаемое мною, разом заявило о себе, и я едва удержался от того, чтобы не опустить свою руку на живот девушки. Минуту — или целую вечность! — я боролся сам с собой, между страшным желанием обладать этим телом, этой девочкой-подростком, и чувством долга, не дававшем мне совершить подлость…
Совесть, стыд ли — возобладали над первым — и я, чуть ли не со стоном, вскочил с кровати. Сон покинул меня полностью. Я стоял возле потухшего очага и думал о том, что жизнь в нашем убежище теперь неминуемо изменится.
Только, в какую вот сторону? Дождавшись — я не хотел греметь раньше времени — когда на улице немного рассвело, я накидал дров и разжег огонь.
Я увлекся — хотел сделать что ни будь такое, что могло бы понравится Нате, давно уже не питавшейся ничем, кроме своей жуткой похлебки. Когда я на минутку остановился, раздумывая, что бы еще поставить на стол, раздался голос, от которого я сразу весь дернулся — в подвале никто еще не говорил, кроме меня самого!
— Просто чудо! Ты испугался?
Она появилась у меня за спиной и дотронулась до плеча.
— Как в ресторане. Нет, даже лучше!
— Ты уже встала? — я задал довольно глупый вопрос.
— Только сейчас. Но я давно не сплю — не хотела тебе мешать. И… не знала, что нужно…
— Делать? — я деланно улыбнулся. — Делать придется многое. Например — помогать мне с выбором. Ты что предпочитаешь? Вино или покрепче?
Она заметно поморщилась и резко отрицательно мотнула головой.
— А без этого нельзя? Я совершенно не пью.
— Вот как? Ну… наверное, это не так уж и плохо. Я просто хотел отметить нашу встречу, наше возвращение… и все остальное. Но, если ты не хочешь — не будем.
Ната заметно смутилась.
— Прости. Я не подумала о том, что тебе, возможно, это нравится. Ты, если так хочешь, конечно же, можешь выпить. А я — ограничусь, чем ни будь другим — ты не против?
— Вообще-то, я тоже не страстный поклонник спиртного. Любитель, скорее… и то, предпочитаю пить только в компании. Так что, если сок — то можешь налить его и мне.